X. Много благородства и мало денег

 But passion most dissembles, yet betrays, 
 Even by its darkness; as the blackest sky 
 Foretells the heaviest tempest.

Don Juan, с I, st. 73^*.

^*

(

 Таится страсть, но скрытностью угрюмой 
 Она сама свой пламень выдает: 
 Так черной мглой сокрытый небосвод 
 Свирепую предсказывает бурю.

Байрон "Дон-Жуан", п. I, стр. 73.)

Г-н де Реналь делал обход по всем комнатам замка и теперь опять пришел в детскую в сопровождении слуг, которые тащили набитые заново матрацы. Неожиданное появление этого человека было для Жюльена словно последней каплей, переполнившей чашу.

Побледнев, он бросился к г-ну де Реналю с таким мрачно-решительным видом, какого тот у него еще никогда не видел. Г-н де Реналь остановился и оглянулся на своих слуг.

- Сударь,- сказал Жюльен,- неужели вы думаете, что со всяким другим наставником ваши дети сделали бы такие успехи, как со мной? А если вы скажете "нет",- продолжал он, не дожидаясь ответа,- так как же вы осмеливаетесь упрекать меня, будто я их забросил?

Г-н де Реналь, уже оправившись от своего испуга, решил, что этот дрянной мальчишка неспроста позволяет себе такой тон, что у него, должно быть, навернулось какое-нибудь выгодное предложение и он собирается от них уйти. А Жюльен, теперь уже не в силах совладать со своей злобой, добавил:

- Я, сударь, проживу и без вас.

- Право, я очень огорчен, что вы так разволновались,- слегка запинаясь, отвечал г-н де Реналь.

Слуги были тут же, шагах в десяти: они оправляли постели.

- Не этого я жду от вас, сударь,- вскричал уже совсем рассвирепевший Жюльен.- Вы вспомните только, какими оскорбительными попреками вы меня осыпали, да еще при женщинах!

Г-н де Реналь отлично понимал, чего добивается Жюльен; в душе его происходила мучительная борьба. И тут Жюльен, не помня себя от ярости, крикнул ехму:

- Я знаю, сударь, куда идти, когда я выйду из вашего дома!

Услышав эти слова, г-н де Реналь мигом представил себе Жюльена в доме г-на Вально.

- Ну, хорошо, сударь,- промолвил он наконец, тяжко вздохнув и с таким видом, словно обращался к хирургу, решившись на самую мучительную операцию.- Я согласен на вашу просьбу. Начиная с послезавтра- это как раз будет первое число - я плачу вам пятьдесят франков в месяц.

Жюльен чуть было не расхохотался: он был до такой степени поражен, что всю его злобу как рукой сняло.

"Выходит, я мало еще презирал это животное! - подумал он.- Вот уж поистине самое щедрое извинение, на какое только и способна эта низкая душонка".

Дети, которые смотрели на эту сцену, разинув рты, бросились в сад к матери рассказать ей, что господин Жюльен ужас как рассердился, но что теперь он будет получать пятьдесят франков в месяц.

Жюльен по привычке отправился вслед за ними, даже не взглянув на г-на де Реналя, которого он оставил в величайшем раздражении.

"Он уже вскочил мне в сто шестьдесят восемь франков, этот Вально,- говорил себе мэр.- Надо будет порешительней намекнуть ему насчет этих его поставок подкидышам".

Не прошло и минуты, как Жюльен снова очутился перед ним:

- Мне надо пойти исповедаться к моему духовнику господину Шелану; честь имею поставить вас в известность, что я отлучусь на несколько часов.

- Ну, что вы, дорогой Жюльен,- промолвил г-н де Реналь с каким-то чрезвычайно фальшивым смешком.- Пожалуйста, хоть на целый день и завтра па весь день, мой друг, если вам угодно. Да вы возьмите у садовника лошадь, не пешком же вам идти в Верьер.

"Ну вот, ясно. Он пошел дать ответ Вально,- подумал г-н де Реналь.- Он ведь мне ничего не обещал; ну что ж, надо дать время остыть этому сорвиголове".

Жюльен поспешно удалился и направился в горы, в большой лес, через который можно было пройти напрямик из Вержи в Верьер. Он вовсе не собирался сразу идти к г-ну Шелану. У него не было ни малейшего желания снова притворяться и разыгрывать лицемерную сцену. Ему нужно было хорошенько разобраться в собственной душе и дать волю обуревавшим его чувствам.

"Я выиграл битву,- сказал он себе, как только очутился в лесу, где никто не мог его видеть,- да, я выиграл битву".

Мысль эта представила ему все случившееся с ним в самом выгодном свете и вернула ему душевное равновесие.

"Так, значит, я теперь буду получать пятьдесят франков в месяц. Похоже, господин де Реналь здорово струхнул. Но чего он испугался?"

И, задумавшись над тем, что, собственно, могло напугать этого преуспевающего, влиятельного человека, который час тому назад внушал ему такую бешеную злобу, Жюльен мало-помалу отдался чувству сладостного покоя. На мгновение его как бы покорила чудесная красота лесной чащи, по которой он шел. Огромные глыбы скал, некогда оторвавшиеся от горы, громоздились в глубине. Могучие буки простирались далеко ввысь, доходя чуть ли не до вершин этих скал, а под ними царила такая дивная прохлада, тогда как тут же рядом, в каких-нибудь трех шагах, солнце палило так, что нельзя было стоять.

Жюльен передохнул немного в тени этих огромных утесов и пошел дальше, забираясь все выше в горы. Вскоре он свернул на еле заметную тропку, куда только пастухи поднимались с козами, и, вскарабкавшись по ней на самый высокий утес, почувствовал себя наконец совершенно отрезанным от всего мира. Это физическое ощущение высоты вызвало улыбку на его губах: оно как бы показывало ему то состояние, которого жаждал достигнуть его дух. Чистый горный воздух приносил с собой ясность и даже какую-то отраду его душе. Мэр города Верьера по-прежнему олицетворял для него всех богачей и всех наглецов в мире, но он чувствовал, что ненависть, которая только что его душила, несмотря на все ее бурные проявления, не заключала в себе ничего личного. Стоит ему только перестать видеться с г-ном де Реналем, через неделю он забудет и его, и его замок, и собак, и детей, и всю его семью. "Не понимаю, каким образом я заставил его принести такую огромную жертву. Подумать только - больше пятидесяти экю в год! А за минуту до этого я едва выпутался из такой ужасной опасности! Вот две победы в один день; правда, во второй с моей стороны нет никаких заслуг; надо бы догадаться все-таки, как это вышло. Но отложим до завтра всякие неприятные размышления".

Жюльен стоял на своем высоком утесе и глядел в небо, накаленное жарким августовским солнцем. Кузнечики заливались на лугу, под самым утесом, а когда они вдруг смолкали, всюду вокруг него наступало безмолвие. Он мог охватить взглядом местность, простиравшуюся у его ног, на двадцать лье в окружности. Ястреб, сорвавшись со скалы над его головой, бесшумно описывал громадные круги, время от времени появляясь в поле его зрения. Жюльен машинально следил взором за пернатым хищником. Его спокойные могучие движения поражали его; он завидовал этой силе, он завидовал этому одиночеству.

Вот такая была судьба у Наполеона, может быть, и его ожидает такая же?