XXIV. Большой город

Какой шум! Какая масса на- рода, и у каждого свои заботы! Каких только планов на будущее не родится в голове двадцатилетнего юноши! Как все это отвлекает от любви!

Барнав.

Наконец далеко впереди, на горе, показались черные стены - это была безансонская крепость. "Какая была бы великая разница,- сказал он со вздохом,- если бы я явился в эту благородную твердыню в качестве подпоручика одного из гарнизонных полков, оставленных здесь для ее защиты!".

Безансон не только один из самых красивых городов Франции,- в нем можно встретить много умных и благородных людей. Но Жюльен был всего-навсего бедный деревенский паренек, у которого не было возможности познакомиться с выдающимися людьми.

Он достал у Фуке простой штатский костюм и в этой одежде, в какой ходят все горожане, перешел через подъемные мосты. Он так много читал об осаде 1674 года^*, что ему захотелось, прежде чем похоронить себя в семинарии, осмотреть крепостные стены. Два или три раза его чуть не задержали часовые: он заглядывал в такие места, куда военная каста не пускает простых смертных, чтобы не лишиться возможности продавать на сторону сено и выручать за это двенадцать - пятнадцать тысяч франков в год.

^* (Осада 1674 года - осада Безансона, происходила во время войны Людовика XIV с европейской коалицией (Австрией, Испанией и Нидерландами).)

Высоченные стены, глубочайшие рвы, грозные зевы пушек в течение нескольких часов поглощали все его внимание, но вот, проходя по бульвару, он увидел перед собой большое кафе. Он остановился в восхищении: он несколько раз прочел слово "Кафе", написанное гигантскими буквами над двумя огромными дверями, но никак не решался поверить собственным глазам. Наконец с большим трудом он преодолел свою робость и осмелился войти. Он очутился в длинной зале, в тридцать - сорок шагов длины, потолок которой возвышался по меньшей мере на двадцать футов над головой. Все сегодня пленяло Жюльена своей чудесной новизной.

На двух бильярдах шла игра. Маркеры выкрикивали счет, игроки бегали вокруг бильярдов, возле которых стояла тесная толпа зрителей. Клубы табачного дыма, вылетавшие из каждого рта, обволакивали всех синим облаком. Жюльен с интересом смотрел на этих рослых, грузно ступавших людей с невероятными баками, с чуть сутулыми плечами, в широких длиннополых сюртуках. Сии благородные сыны древнего Бизонциума не говорили, а кричали; они корчили из себя грозных воинов. Жюльен в восхищении застыл на месте: он был заворожен необъятностью, великолепием этого важного города - Безансона. У него не хватало мужества спросить себе чашку кофе у одного из этих господ с надменным взглядом, которые выкрикивали счет очков у бильярдов.

Но девица, сидевшая за стойкой, заметила смазливое личико провинциала, который, остановившись в трех шагах от печки со своим узелком под мышкой, внимательно рассматривал бюст короля из превосходного белого алебастра. Девица эта, высокая статная франшконтейка. одетая весьма кокетливо, как это и требуется для такого заведения, уже два раза, тихонько, чтобы не услышал никто другой, окликнула Жюльена: "Сударь! Сударь!" Жюльен, встретившись взором с большими голубыми и весьма нежными глазами, понял, что она обращается именно к нему.

Он быстро устремился к стойке, за которой сидела юная красавица, точь-в-точь как он устремился бы на врага. От его резкого движения узелок выскочил у него из-под мышки и упал.

Как жалок показался бы наш провинциал юным парижским лицеистам, которые уже в пятнадцать лет умеют войти в кафе с шиком! Но эти юнцы, столь превосходно вышколенные в пятнадцатилетнем возрасте, в восемнадцать лет становятся весьма заурядными. Та пылкая робость, которую порой встречаешь в провинции, иногда превозмогает себя, и тогда она воспитывает волю. Приблизившись к этой молодой девушке, да еще такой красотке, которая сама соблаговолила с ним заговорить, Жюльен, расхрабрившись после того как ему удалось побороть свою робость, решил сказать ей всю правду:

- Сударыня, я первый раз в жизни в Безансоне. Мне бы хотелось получить за плату чашку кофе с хлебом.

Девица улыбнулась и покраснела; у нее мелькнуло опасение, как бы этот юный красавчик не привлек насмешливого внимания и не сделался жертвой шуток бильярдных игроков: тогда он испугается, и больше его здесь не увидишь.

- Садитесь здесь, около меня,- сказала она, указывая на маленький мраморный столик, почти совершенно скрытый за громадной стойкой красного дерева, выступавшей довольно далеко в залу.

Девица перегнулась через стойку, что дало ей возможность показать весьма соблазнительную талию. Жюльен заметил ее, и все его мысли тотчас же приняли другое направление. Красавица быстро поставила перед ним чашку, сахар и небольшой хлебец. Ей не хотелось звать официанта, чтобы он налил Жюльену кофе; она отлично понимала, что как только тот подойдет, ее уединению с Жюльеном наступит конец.

Жюльен задумался, сравнивая про себя эту веселую белокурую красавицу с некоторыми воспоминаниями, которые нет-нет да вставали перед ним. Вся его робость пропала, когда он подумал о том, какую страстную любовь он к себе внушил. А красавице достаточно было взглянуть на него: она уже прочла все, что ей было нужно, в глазах Жюльена.

- Здесь так надымили табаком, что не продохнешь. Приходите завтра пораньше завтракать, до восьми утра. В это время я здесь почти одна.

- А как вас зовут? - с нежной улыбкой восхищенной робости спросил Жюльен.

- Аманда Бине.

- А вы не разрешите мне прислать вам через часок маленький сверточек вот вроде этого?

Красотка Аманда на минутку задумалась.

- За мной ведь тоже присматривают,- сказала она.- Как бы мне не повредило то, о чем вы просите, но я вам напишу мой адрес на этой карточке, вы наклейте ее на ваш сверточек, и можете послать мне, не опасаясь.

- Меня зовут Жюльен Сорель,- сказал юноша.- У меня нет ни родных, ни знакомых в Безансоне.

- Понимаю,- сказала она, обрадовавшись.- Вы, значит, поступаете в школу правоведения?

- Ах, нет,- отвечал Жюльен.- Меня посылают в семинарию.

Жюльен увидел горькое разочарование в чертах Аманды. Она подозвала официанта,- теперь она уже ничего не боялась. Официант, даже не взглянув на Жюльена, налил ему кофе.

Аманда, сидя за стойкой, получала деньги. Жюльен был очень горд тем, что решился поговорить. За одним из бильярдов громко спорили. Крики игроков, гулко разносившиеся по всей громадной зале, сливались в какой-то сплошной рев, который очень удивлял Жюльена. Аманда сидела с задумчивым видом, опустив глазки.

- А если хотите, мадмуазель,- сказал он вдруг спокойно-уверенным тоном,- я могу назваться вашим родственником.

Эта забавная самоуверенность понравилась Аман-де. "Это не прощелыга какой-нибудь",- подумала она. И она сказала очень быстро, не глядя на него, потому что все время следила, не идет ли кто-нибудь к стойке:

- Я из Жанлиса, это под Дижоном. Вы скажите, что вы тоже из Жанлиса, родня моей матери.

- Непременно, так и скажу.

- Летом каждый четверг, часов около пяти, господа семинаристы проходят здесь, у самого кафе.

- Если вы обо мне вспомните, когда я тоже буду здесь проходить,- выйдите с букетиком фиалок в руке.

Аманда поглядела не него с удивлением; этот взор превратил мужество Жюльена в безудержную отвагу, однако он все-таки покраснел до ушей, выпалив неожиданно:

- Я чувствую, что влюбился в вас без памяти.

- Говорите тише! - отвечала она испуганно. Жюльен старался припомнить несколько фраз из раздерганного томика "Новой Элоизы", который попался ему в Вержи. Его память не подвела его: минут десять он цитировал "Новую Элоизу" восхищенной красотке Аманде и сам был в восторге от своей храбрости, как вдруг прекрасная франшконтейка приняла ледяной вид: один из ее любовников показался в дверях кафе.

Он подошел к стойке, посвистывая, подергивая плечами, и поглядел на Жюльена. И в тот же миг воображению Жюльена, всегда все до крайности преувеличивавшему, представилась неминуемая дуэль. Он сильно побледнел, отодвинул чашку, принял весьма самоуверенный вид и внимательно посмотрел на своего соперника. Пока этот последний, нагнув голову, бесцеремонно наливал себе рюмку водки, Аманда взглядом приказала Жюльену опустить глаза. Он послушался и минуты две сидел не шелохнувшись, бледный, решительный, не думая ни о чем, кроме того, что вот-вот должно произойти; поистине он был очень хорош в эту минуту. Соперника удивил взгляд Жюльена; проглотив водку одним духом, он перекинулся словечком с Амандой, потом, засунув руки в карманы своего необъятного сюртука, направился к одному из бильярдов, насвистывая и поглядывая на Жюльена. Тот вскочил, совершенно обезумев от ярости; но он не знал, как надо поступить, чтобы бросить вызов. Он положил свой сверток на стол и, приняв самый развязный вид, двинулся к бильярду.

Напрасно благоразумие твердило ему: "Если ты затеешь дуэль с первого же дня в Безансоне, духовная карьера для тебя кончена".

"Все равно. Зато никто не скажет, что я струсил перед нахалом!"

Аманда видела его храбрость: рядом с его застенчивой неловкостью она особенно бросалась в глаза. Она тотчас же отдала ему предпочтение перед здоровенным малым в сюртуке. Она поднялась с места и, делая вид, что следит за кем-то из проходящих по улице, поспешно встала между ним и бильярдом.

- Боже вас сохрани поглядывать так косо на этого господина; это мой зять.

- А мне какое дело? Чего он уставился на меня?

- Вы что, хотите меня сделать несчастной? Конечно, он на вас поглядел, да он, может быть, даже и заговорит с вами. Я же ему сказала, что вы мой родственник с материнской стороны и только что приехали из Жанлиса. Сам-то он из Фраиш-Контэ, а в Бургундии нигде дальше Доля не бывал. Вы можете ему смело говорить все, что вам в голову придет.

Так как Жюльен все еще колебался, она поторопилась прибавить,- воображение этой девицы из-за стойки обильно снабжало ее всяким враньем:

- Конечно, он на вас посмотрел, но в этот момент он меня спрашивал, кто вы такой. Он человек простой, со всеми так держится; он вовсе не хотел вас оскорбить.

Жюльен, не отрываясь, следил взглядом за мнимым зятем; он видел, как тот подошел к дальнему бильярду и купил себе номерок, чтобы принять участие в игре; Жюльен услышал, как он угрожающе заорал во всю глотку: "А ну-ка, я вам сейчас покажу!" Жюльен быстро проскользнул за спиной Аманды и сделал шаг к бильярдам.

Аманда схватила его за руку.

- Извольте-ка сперва заплатить мне,- сказала она.

"В самом деле,- подумал Жюльен,- она боится, что я улизну, не расплатившись". Аманда была взволнована не меньше его, и щеки у нее пылали,- она очень долго возилась, отсчитывая ему сдачу, и тихонько повторяла:

- Уходите сейчас же из кафе, или я вас не стану любить! А вы мне, признаться, очень нравитесь.

В конце концов Жюльен ушел, но с крайней медлительностью. "А может быть, я все-таки должен пойти и поглядеть вот так же прямо в глаза этому грубияну?" - спрашивал он себя. И эта неуверенность заставила его проторчать чуть не целый час на бульваре перед кафе: он все дожидался, не выйдет ли оттуда его обидчик. Но тот не появлялся, и Жюльен ушел.

Он пробыл в Безансоне всего несколько часов, и ему уже приходилось в чем-то упрекать себя. Старый лекарь, несмотря на свою подагру, когда-то преподал ему несколько уроков фехтования, и это был весь арсенал, которым располагала сейчас ярость Жюльена. Но это затруднение не остановило бы его, если бы он знал, каким способом, кроме пощечины, можно показать свое возмущение противнику; а ведь если бы дело дошло до кулаков, то, разумеется, его противник, этот громадный мужчина, избил бы его, и на том бы дело и кончилось.

"Для такого бедняка, как я, - размышлял Жюльен, - без покровителей, без денег, в сущности, небольшая разница, что семинария, что тюрьма. Надо будет оставить мое городское платье в какой-нибудь гостинице,- и там же я обряжусь в мое черное одеяние. Если мне когда-нибудь удастся вырваться на несколько часов из семинарии, я могу, переодевшись, пойти повидаться с красоткой Амандой". Придумано это было неплохо, но сколько ни попадалось ему гостиниц по дороге, он ни в одну из них не решился зайти.

Наконец, когда он уже второй раз проходил мимо "Посольской гостиницы", его озабоченный взгляд встретился с глазами толстой, довольно еще молодой, краснощекой женщины с очень оживленным и веселым лицом. Он подошел к ней и рассказал о своем затруднении.

- Ну, разумеется, хорошенький мой аббатик,- отвечала ему хозяйка "Посольской гостиницы",- я сохраню вашу городскую одежду; мало того, обещаю вам ее проветривать почаще: в этакую погоду не годится оставлять долга лежать суконное платье.

Она достала ключ, сама проводила его в комнату и посоветовала записать на бумажке все, что он ей оставляет.

- Ах, боже мой, как вам идет это платье, дорогой аббат Сорель! - сказала ему толстуха, когда он пришел к ней на кухню.- А я, знаете, вас сейчас хорошим обедом попотчую. Да не беспокойтесь,- добавила она, понизив голос,- это вам будет стоить всего двадцать су, а со всех я пятьдесят беру: надо ведь поберечь кошелечек ваш.

- У меня есть десять луидоров,- не без гордости ответил Жюльен.

- Ай ты господи! - испуганно воскликнула хозяйка.- Да разве можно об этом так громко говорить? У нас тут немало проходимцев в Безансоне. Оглянуться не успеете, как вытащат. А главное, никогда по кофейням не ходите, там ихнего брата видимо-невидимо.

- Вот как! - промолвил Жюльен, которого это замечание заставило призадуматься.

- Да вы никуда, кроме как ко мне, и не ходите,- я вас всегда и кофеем напою. Знайте, что вас здесь всегда встретят по-дружески и обед вы получите за двадцать су; верьте мне, я вам дело говорю. Идите-ка усаживайтесь за стол, я вам сама подам.

- Нет, не могу есть,- сказал ей Жюльен.- Я очень волнуюсь; я ведь от вас должен прямо в семинарию идти.

Но сердобольная толстуха отпустила его только после того, как набила ему карманы всякой снедью. Наконец Жюльен отправился в свое страшное узилище. Хозяйка, стоя в дверях, показывала ему дорогу.