Глава XXXIV. О дружеских признаниях

Нет в мире глупости, быстрее наказуемой, чем признание близкому другу в любви-страсти. Если вы говорите ему правду, он узнает, что вы испытываете наслаждения, в тысячу раз более высокие, чем доступные ему, и притом такого рода, что они заставляют вас презирать его наслаждения.

Еще хуже бывает между женщинами, так как их жизненный успех состоит в том, чтобы вызывать страсть, а ведь обычно наперсница сама выставляет напоказ любовнику свое очарование.

С другой стороны, у существа, пожираемого этой лихорадкой, нет более властной потребности, чем потребность в друге, с которым можно обсудить страшные сомнения, ежеминутно овладевающие душой, ибо в этой ужасной страсти все созданное воображением становится действительностью.

"Большой недостаток в характере Сальвиати, - писал он в 1817 году,- представляющем в этом отношении полную противоположность Наполеону, состоит в том, что когда при обсуждении вопросов, связанных с данной страстью, что-нибудь морально уже доказано, он не может решиться исходить из этого как из факта, твердо установленного, и, помимо воли, на свое великое несчастье, беспрерывно подвергает это пересмотру". В честолюбии легко проявить мужество. Кристаллизация, не порабощенная желанием добиться чего-нибудь, способствует укреплению мужества; в любви она целиком состоит на службе у того самого существа, по отношению к которому она нуждается в мужестве.

Женщина может встретить вероломную подругу; может встретить также подругу скучающую.

Тридцатипятилетняя княгиня^*, скучающая и томимая жаждой деятельности, интриг и т. д., недовольная прохладным отношением своего любовника и вместе с тем не питающая надежды вызвать другую любовь, не зная, на что направить пожирающую ее жажду деятельности и не имея никаких развлечений, кроме приступов дурного настроения, легко может найти занятие, то есть удовольствие и цель жизни в том, чтобы сделать несчастной истинную страсть - страсть, которую кто-то имеет дерзость испытывать не к ней, а к другой, в то время как ее собственный любовник дремлет рядом с ней.

^* (Венеция, 1819.)

Вот единственный случай, когда ненависть служит источником счастья: это потому, что она дает занятие и работу.

Прелесть этого занятия в первую минуту состоит в желании затеять что-то, а как только общество догадывается об этой затее,- в азарте, побуждающем добиваться успеха. Зависть к подруге надевает маску ненависти к любовнику - иначе как бы могла женщина бешено ненавидеть человека, которого она никогда не видала? Она ни за что не признается в своей зависти, так как для этого ей пришлось бы признать чьи-то достоинства, а вокруг нее есть льстецы, которые держатся при дворе только умением выискивать смешные стороны в любимой подруге.

Позволяя себе столь низкий образ действий, вероломная наперсница легко может вообразить, что ее побуждает исключительное желание не потерять столь ценной дружбы. Скучающая женщина говорит себе, что даже дружба угасает в сердце, терзаемом любовью и ее смертельными тревогами; дружба в присутствии любви поддерживается только признаниями; а что может быть ненавистнее для зависти, чем признания такого рода?

Единственный род признаний, находящий хороший прием у женщин, сопровождается прямотой следующего рассуждения: "Моя дорогая, окажи мне сегодня помощь в столь же нелепой, сколь беспощадной войне, которую мы вынуждены вести с предрассудками, имеющими силу благодаря нашим тиранам; завтра настанет моя очередь"^*.

^* ("Воспоминания" г-жи д'Эпине, Желиот^**. Прага, Клагенфурт, вся Моравия, и т. д., и т. д. Женщины там очень умны, а мужчины - страстные охотники. Дружба между женщинами весьма распространена. Лучшее время года в этих краях - зима: охотятся поочередно по пятнадцать - двадцать дней у наиболее видных семейств данной местности. Один из самых остроумных сеньёров сказал мне однажды, что Карл V законным образом владел Италией и что, следовательно, итальянцы напрасно вздумали бы поднять восстание. Жена этого милейшего человека читала письма м-ль де Леспинас.

Знаим^***, 1816.)

^** (Желиот - один из знаменитых оперных певцов XVIII века; имя его неоднократно встречается в "Мемуарах" г-жи д'Эпине, где между прочим рассказывается (часть I, глава VIII), как однажды г-жа Жюлли попросила г-жу д'Эпине помочь ей избавиться от Желиота, которого она разлюбила.)

^*** (Знаим - город в Моравии. Стендаль никогда в этом городе не бывал.)

Выше таких исключений стоит другое: настоящая дружба, завязавшаяся в детстве и с той поры не омраченная низкой ревностью...........

..................................................................................

Дружеские признания в любви-страсти хорошо принимаются только школьниками, влюбленными в любовь, молодыми девушками, снедаемыми любопытством и неистраченной нежностью, а также увлеченными, быть может, инстинктом^*, который говорит им, что в этом - главное содержание их жизни и что заняться этим никогда не рано.

^* (Серьезный вопрос. Кроме воспитания, которое начинается в восемь или десять месяцев, здесь, по-моему, участвует еще инстинкт.)

Всем случалось видеть трехлетних девочек, великолепно усвоивших кокетливые манеры.

Любовь-влечение воспламеняется, а любовь-страсть охладевает от дружеских признаний.

Дружеские признания не только опасны, но и трудны. То, что не поддается выражению в любви-страсти (потому что язык слишком груб и не в состоянии передать ее оттенков), тем не менее, существует, но это такие тонкости, что мы особенно склонны ошибаться, наблюдая их.

К тому же, очень взволнованный наблюдатель плохо наблюдает: он несправедлив к случайностям.

Благоразумнее всего, может быть, сделать своим наперсником самого себя. Запишите сегодня вечером под вымышленными именами, но со всеми характерными подробностями диалог, который у вас только что имел место с вашей возлюбленной, и затруднение, которое вас смущает. Если вы испытываете любовь-страсть, то через неделю вы станете другим человеком, и тогда, перечтя это совещание с самим собой, вы окажетесь в состоянии дать себе добрый совет.

Мужчин, когда их собралось больше двух и когда между ними может возникнуть зависть, вежливость обязывает говорить только о физической любви; вспомните, что говорится под конец обедов, на которых присутствуют одни мужчины. Они читают сонеты Баффо^* доставляющие бесконечное удовольствие, потому что каждый понимает буквально восхваления и восторги своего соседа, который очень часто хочет только казаться веселым и вежливым. Прелестная нежность Петрарки или французские мадригалы были бы тут неуместны.

^* (На венецианском диалекте есть описание физической любви, по живости далеко превосходящее Горация, Проперция, Лафонтена и всех других поэтов. Венецианец Буратти ныне является первым сатирическим поэтом нашей унылой Европы. Особенно хорошо удается ему описание смешной внешности его героев, за что его нередко сажают в тюрьму. См. "Elefanteide", "Uomo", "Strefeide".)