Историко-литературная справка

Стендаль начал вести свой дневник приблизительно через год после того, как приехал в Италию. Он вел его в течение многих лет, записывая изо дня в день все, что видел и делал, отмечая свои мысли, переживания, впечатления от прочитанного, свои замыслы и надежды. До нас дошла большая часть этих дневников. Вместе с перепиской Стендаля они позволяют с некоторой подробностью проследить работу его мысли и развитие его художественных вкусов до того времени, как он стал печатать свои первые книги.

Записывая события каждого дня, Стендаль, видимо, стремился запечатлеть пережитое и проанализировать каждый свой поступок, чтобы лучше ориентироваться в окружающей действительности и определить свое дальнейшее поведение. Именно такое впечатление производят эти поспешные и обильные записи, набросанные в конце дня, иногда в очень трудных условиях, на кончике стола, в темноте, в изнеможении от усталости. Из его записей можно узнать, о чем говорили молодые офицеры республиканской армии в 1801 году, что делалось в тылу "Великой армии" в 1812 году, какие анекдоты рассказывали в миланских театрах и что интересовало золотую молодежь, посещавшую школы декламации в погоне за начинающими артистками и принимавшую участие в театральных интригах.

Но подробнее всего в дневниках отражены философские интересы самого Стендаля и его "поиски счастья" в салонах Империи, в то время когда он был, так же, как и все, захвачен жаждой наслаждений и чиновничьим честолюбием.

За время консульства и Империи Стендаль попадал в самые различные жизненные ситуации. Этим и объясняется разнообразие картин, набросанных в дневнике. В них почти вся Европа - от Парижа и Италии до Германии, Австрии и России, от кружка армейских офицеров до салонов высшей имперской аристократии, от театральных кулис до чиновничества, от мирных парижских мансард и бульваров до ужасов сражений и пожара Москвы

По дошедшим до нас дневникам можно было бы различить несколько периодов в жизни Стендаля: первый период, начинающийся с момента его выезда из Парижа в Италию и кончающийся возвращением в Париж; второй - период учения в Париже с 1802 по 1805 год; третий - первые шаги самостоятельной жизни в Марселе и, наконец, четвертый - от Иенской кампании до 1814 года, девятилетний период административной деятельности и светских успехов.

С внешней стороны все эти четырнадцать лет можно было бы рассматривать как ряд самообманов и неудач. Стендаль мечтает быть военным и даже полководцем, изучает военные мемуары Тюренна, добивается должности адъютанта у покровительствующего ему генерала Мишо. Это кончается тяжелой гарнизонной скукой и неожиданным заявлением об отставке. Затем он живет в Париже, изучает философию, психологию, литературу, учится декламации для того, чтобы писать комедии, как Мольер. Трехлетний труд не приводит ни к чему: из нескольких комедий, начатых, продуманных, отчасти написанных и переложенных в стихи, ни одна не была закончена и ни одна не удовлетворила самого автора. Попытка изучить коммерцию в Марселе с тем, чтобы впоследствии открыть банкирскую контору и сразу заработать миллион, кончилась неудачей: отвращение к провинциальному обществу, к подсчетам, к торговле вообще наступило уже через несколько месяцев, и Стендаль опять запросился в армию. Карьера военного чиновника, интенданта, затем аудитора Государственного совета, вновь интенданта в войне 1812 года потерпела крах в тот момент, когда пала империя Наполеона, и Стендаль не очень об этом сожалел - так опротивели ему хлопоты о повышении, канцелярская переписка, утомительные походы и грубость победоносной наполеоновской армии.

Дневники Стендаля свидетельствуют об увлечениях, типичных для человека его эпохи, и о разочарованиях, к которым, естественно, должен был прийти тонко чувствующий и напряженно мыслящий юноша. Годы учения и годы странствий закончились для Стендаля тогда, когда он отказался от карьеры чиновника и от славы драматурга и стал писать книги об искусстве. Но здесь кончаются и его дневники, словно все те мысли и волнения, которыми были полны эти записи, перешли в обработанном и обобщенном виде в его художественные произведения.

Переход от дневников к творчеству был почти неощутимым. Дневники, которые он вел во время своих путешествий по Италии, были переработаны им в книге "Рим, Неаполь и Флоренция". Эта книга включила в себя не только подневные записи, но и философские размышления, сами собою выраставшие из груды путевых заметок. Книга "О любви" также выросла из дневников, обобщив в теоретическом и художественном плане четырехлетний жизненный опыт Стендаля. Можно сказать, что дневники сделали из Стендаля писателя: они научили его наблюдать себя и других, анализировать обстановку и мыслить по поводу происходящего. Вот почему эти бесформенные записи 1801-1815 годов можно рассматривать как бессознательную подготовку к творчеству.

Переход к творчеству можно наблюдать и в самом тексте дневников. Во время своей поездки в Италию в 1811 году Стендаль ведет дневник, в котором подробно повествует о своей любви к красавице-миланке Анджеле Пьетрагруа. По возвращении он охватывает взором только что пережитое, и оно представляется ему в виде увлекательного романа. Он и оформляет его в виде романа: пишет предуведомление читателю и предисловие и делит дневник на главы, тем не менее оставляя даты записей. Мы действительно присутствуем при возникновении художественного произведения из впечатлений жизни.

Стендаль не произвел такой же работы над той частью дневников, где он рассказывает о своей любви к юной трагической актрисе Мелани Гильбер и о своей любви к славе,- над записями 1804 и 1805 годов, которые, тем не менее, заключают материал для романа и читаются как художественное произведение.

Однако дневники Стендаля хороши не только своим сходством с романом, но и тем, чем они от него отличаются. Перед нами развивается ежедневная жизнь, широкая, разнообразная, не ограниченная каким-нибудь одним сюжетом. В эту жизнь вторгаются события и впечатления, которых никак не ожидал герой и автор повествования. Эти события наводят его на размышления; он приходит к выводам, иногда весьма общего характера, он беспокоится о том, что будет делать завтра и еще через много лет, он постоянно меняется и под влиянием обстоятельств и в результате глубокого внутреннего развития. Возникают и обрываются знакомства, старые замыслы осуществляются непостижимыми путями, то, о чем страстно мечтал неопытный юноша, не доставляет радости, и счастье приходит оттуда, откуда его меньше всего ожидали. Заключение всех этих "поисков счастья" - в словах Стендаля, записанных им через несколько лет после того, как он перестал вести дневник: "Подлинное мое ремесло - писать роман где-нибудь на чердаке". Как далеко это от "катехизиса распутника", который Стендаль составлял, будучи совсем еще желторотым птенцом, и "теории честолюбия", которую он пытался применять, делая визиты в своем мундире аудитора и добиваясь повышения у сердитого графа Дарю!

В дневнике говорится о многих весьма высокопоставленных лицах, и говорится такое, что никак не подлежало оглашению. Здесь много женских силуэтов, и их модели были бы жестоко оскорблены, если бы узнали о том, что писал о них Стендаль. Из предосторожности нужно было зашифровать большую часть собственных имен, и Стендаль шифровал даже те, которые можно было бы огласить без большой опасности для них и для себя. В настоящем издании все условные имена и инициалы заменены подлинными, если это не нарушало стилистических установок Стендаля и колорита повествования.

Из тех же соображений Стендаль иногда пользовался макароническим стилем, мешая французские слова с итальянскими и английскими. Во всех тех случаях, когда задача его заключалась только в том, чтобы сделать непонятными свои записи, итальянские и английские слова в настоящем издании переводятся так же, как французские. Они сохраняются только тогда, когда выполняют смысловую функцию - как цитаты или специфические, трудно переводимые на французский язык выражения и т. п.

Общее количество подневных записей Стендаля превышает шестьдесят листов. Многие из записей не представляют никакого интереса по своей фрагментарности, другие - потому, что у нас нет к ним "ключа": мы не знаем реальных событий, которые могли бы эти записи пояснить. Иные не подлежат переводу, так как носят слишком интимный характер. В настоящее издание вошли далеко не все записи: переведены только те из них, которые представляют очевидный исторический, биографический или литературный интерес.

Перевод сделан с издания Шампьон, причем было учтено и издание "Диван".