Глава XLI. О различии наций в отношении любви. О Франции

Я стараюсь освободиться от всякого пристрастия и быть всего лишь хладнокровным философом.

Воспитанные любезными французами, не ведающими ничего, кроме тщеславия и физических желаний, французские женщины менее деятельны, менее энергичны, менее опасны, а главное, менее любимы и менее могущественны, нежели женщины испанские и итальянские.

Женщина бывает могущественна лишь в меру того несчастья, которым она может покарать своего любовника; но когда мужчина одержим только тщеславием, любая женщина может быть ему полезна, и ни одна не является необходимой; лестный успех состоит в том, чтобы завоевать, а не в том, чтобы сохранить. Не зная ничего, кроме физических желаний, можно ходить к публичным женщинам; вот почему во Франции такие, женщины очаровательны, а в Испании очень плохи. Во Франции они дарят многим мужчинам не меньше счастья, чем порядочные женщины,- я разумею счастье без любви,- а для француза есть на свете одна вещь, которую он чтит больше, чем свою любовницу,- тщеславие.

Молодой человек в Париже приобретает в лице любовницы некое подобие рабыни, главное назначение которой служить утехой тщеславия. Если она противится велениям этой господствующей страсти, любовник ее бросает, вполне довольный собой, и рассказывает друзьям, с какой изысканностью манер и каким пикантным способом он от нее отделался.

Один француз, хорошо знавший свою страну (Мельян), сказал: "Во Франции великие страсти так же редки, как великие люди"*.

"Во Франции великие страсти так же редки, как великие люди".- Эта фраза взята из книги Сенака де Мельяна"Портреты и характеристики выдающихся людей XVIII века" (1813).

В языке нашем не хватает слов, чтобы выразить, насколько невозможна для француза роль покинутого и охваченного отчаянием любовника на виду у целого города. Нет ничего обычнее в Венеции или Болонье.

Чтобы отыскать любовь в Париже, надо спуститься в те слои населения, у которых благодаря отсутствию воспитания и тщеславия, а также благодаря борьбе с истинной нуждой сохранилось больше энергии.

Показать, что тобою владеет великое и неудовлетворенное желание, то есть показать, что ты стоишь ниже других,- вещь невозможная во Франции или возможная только для людей, стоящих ниже самого низкого уровня; это значит сделать себя мишенью всевозможных злых шуток: вот чем объясняются неумеренные похвалы по адресу публичных женщин в устах молодых людей, которые боятся своего сердца. Грубая, безмерная боязнь показать себя стоящим ниже других - вот главная основа всех бед провинциалов. Ведь недавно один из них, услышав об убийстве его величества герцога Беррийского^*, заявил: "Я это знал"^**.

^* (Герцог Беррийский был убит в 1820 году Лувелем из политических соображений.)

^** (Исторический факт. Многие люди, хотя и весьма любопытные, бывают несколько шокированы, когда им сообщают новость: они опасаются показаться стоящими ниже рассказчика.)

В средние века постоянная опасность закаляла сердца, и в этом, если не ошибаюсь, заключается вторая причина изумительного превосходства людей XVI столетия. Оригинальность, которая у нас редка, смешна, опасна и зачастую притворна, была тогда вещью обычной и неприкрашенной. Страны, где опасность и теперь часто показывает свою железную руку, как, например, Корсика^*, Испания или Италия, способны еще порождать великих людей. На этих широтах, где палящая жара возбуждает желчь в течение трех месяцев в году, не хватает только направления для пружины; в Париже, боюсь, нет самой пружины^**.

^* (Брошюра г-на Реалье-Дюма. Корсика, которая по своему населению (сто восемьдесят тысяч человек) равняется лишь половине большей части французских департаментов, дала нам за последнее время Саличетти^***, Поццо ди Борго, генерала Себастьяни, Червони, Абатуччи, Люсьена и Наполеона Бонапартов, Арену. Северному департаменту, насчитывающему девятьсот тысяч жителей, далеко до подобного списка. Это потому, что на Корсике каждый, выйдя из дому, может угодить под ружейный выстрел; а корсиканец вместо того, чтобы покоряться, как подобает истинному христианину, старается обороняться, а главное, отомстить. Вот как вырабатываются души вроде Наполеона. Как мало похоже это на дворец, полный камер-юнкеров и камергеров, или на Фенелона, вынужденного рассуждать о почтении, которое следует оказывать его высочеству в присутствии этого самого высочества, имеющего двенадцать лет от роду. См. сочинения этого великого писателя.)

^** (В Париже, чтобы жить благополучно, надо обращать внимание на целый миллион мелочей. Однако вот весьма существенное возражение. В Париже насчитывается гораздо больше женщин, кончающих самоубийством из-за любви, нежели во всех городах Италии, взятых вместе. Этот факт чрезвычайно меня затрудняет; иногда я не знаю, что на него ответить, но он не может изменить моего мнения. Быть может, смерть кажется не слишком важной вещью современным французам - так скучна ультрацивилизованная жизнь; или, вернее, люди пускают себе пулю в лоб, вконец измученные тщеславием.)

^*** (Саличетти (1757-1809) был депутатом Генеральных штатов 1789 года, затем Конвента, затем комиссаром армии, действовавшей против Марселя и Тулона. Поццо ди Борго (1764-1842) был депутатом Законодательного собрания в 1791 году, затем эмигрировал в Англию и сделался непримиримым врагом Наполеона; впоследствии, перейдя на службу к Александру I, был представителем России ка Венском конгрессе и русским послом сначала во Франции (до 1834 года), затем в Англии (до 1839 года). Себастьяны. (1772-1851) выдвинулся в качестве офицера, затем генерала наполеоновской армии; в конце концов он сделался морским министром и министром иностранных дел при Людовике-Филиппе. Червони (1768-1809) прославился своей храбростью, служа в революционной французской армии. Абатуччи (1771-1796) был также генералом революционных войск. Арена (1770-1801) был депутатом от Корсики в Совете пятисот во время Директории; затем был казнен за участие в заговоре против Бонапарта.)

Многие из наших молодых людей, столь храбрые при Монмирайле или в Булонском лесу^*, боятся любви, и не что иное, как малодушие, заставляет их в двадцать лет избегать встречи с молодой девушкой, которая показалась им хорошенькой. Когда они вспоминают все вычитанное ими в романах о том, как приличествует поступать любовнику, они чувствуют себя совсем замороженными. Эти холодные души не понимают, что буря страстей, вздымая морские волны, надувает вместе с тем парус корабля и дает ему силу для их преодоления.

^* (...столь храбрые при Монмирайле или в Булонском лесу...- При Монмирайле Наполеон разбил русских и пруссаков 11 февраля 1814 года. Булонский лес - обычное место дуэлей.)

Любовь - восхитительный цветок, но надо иметь мужество, чтобы сорвать его на краю страшной пропасти. Не говоря уже о боязни показаться смешным, любовь постоянно видит перед собою несчастье быть покинутым тем, кого мы любим, и тогда на всю жизнь нам остается только dead blank^*.

^* (Смертельная тоска (англ.).)

Истинное совершенство цивилизации должно было бы состоять в сочетании утонченных наслаждений XIX века с более частыми встречами с опасностью^*. Все радости частной жизни бесконечно возросли бы, если бы мы чаще подвергались опасности. Я говорю здесь не об одних только военных опасностях. Я хотел бы той ежеминутной опасности, во всех ее формах, связанной со всеми сторонами нашего существования, которая составляла сущность жизни в средние века. Опасность, благоустроенная и прикрашенная нашей цивилизацией, превосходно уживается со скучнейшей слабостью характера.

^* (Я восхищаюсь нравами эпохи Людовика XIV: тогда в какие-нибудь три дня из салонов Марли то и дело переходили на поля битв под Сенеф или Рамильи^**. Жены, матери, любовницы жили в непрерывной тревоге (см. Письма г-жи де Севинье). Наличие опасности сохраняло в языке энергию и откровенность, на которую мы не дерзнули бы нынче; зато г-н Ламет убил любовника своей жены. Если бы какой-нибудь Вальтер Скотт написал роман из времен Людовика XIV, мы бы многому подивились.)

^** (Рамильи - деревня в Бельгии, около Лувена, где английский полководец Мальбро в 1706 году разбил французскую армию под командованием Вильруа. Сенеф-местечко в Бельгии, при котором французский полководец принц Конде в 1674 году разбил принца Оранского.)

В "Голосе со св. Елены" О'Миры^* я читаю следующие слова великого человека:

^* (О'Мира - английский флотский врач, последовавший за Наполеоном на остров св. Елены. Его воспоминания о Наполеоне ("Бонапарт в изгнании" и "Голос со св. Елены") были опубликованы в 1822 году, незадолго до выхода в свет "О любви".)

"Прикажешь Мюрату: отправляйтесь и уничтожьте эти семь или восемь неприятельских полков, которые стоят вон там, на равнине, возле колокольни; в то же мгновение он летел, как молния, и, как бы ни была слаба кавалерия, следовавшая за ним, неприятельские полки вскоре оказывались расстроенными, перебитыми и уничтоженными. Предоставив этого человека самому себе, вы получали дурака, лишенного всякой способности суждения. Не могу понять, каким образом такой храбрый человек мог быть так труслив. Он был храбр только перед лицом врага; но это был, вероятно, самый блестящий и самый смелый солдат в целой Европе.

Это был герой, Саладин, Ричард Львиное Сердце на поле битвы: сделайте его королем и посадите в залу совета - и вы увидите труса, не имеющего ни решимости, ни понимания. Мюрат и Ней - самые храбрые люди, каких я когда-либо знал".

О'Мира, т. II, 94.