Итальянские впечатления

("Итальянские впечатления" были впервые опубликованы Роменом Коломбом в виде письма, адресованного самому Коломбу и датированного "Милан, 4 сентября 1820 г.". В этом наброске с большой отчетливостью в сжатом виде дана характеристика миланских нравов в первые годы Реставрации.)

Путешественник

Величайшее несчастье моей жизни - скука. Голова моя, как волшебный фонарь; меня развлекают причудливые и нежные образы, которые показывает мне мое воображение. Стоит мне побыть четверть часа с глупцом - и воображение показывает мне только тусклые и скучные образы. "Непостоянный"^* говорит, что в путешествиях его развлекает только то, что, путешествуя,

^* ("Непостоянный" - комедия Колена д'Арлевиля, представленная впервые в 1786 году. Главный персонаж - "непостоянный" молодой человек; его непостоянство проявляется не только в любви, но и во всех жизненных делах. Цитируемый стих находится в явлении 12-м действия III.)

 Мы замечаем лишь невиденное нами.

Но я не до такой степени непостоянен. Местность, музыка, картина особенно начинают мне нравиться только со второго или с третьего раза. Затем, музыка после ста представлений, картина после тридцати посещений, местность после пятого или шестого путешествия ничего не говорят моему воображению, и я начинаю скучать.

Можно заметить, что больше всего мне противны пошлость и аффектация. Меня раздражают только отсутствие свободы и папизм, которые я считаю источником всех преступлений. Человеческое существо я всегда рассматриваю лишь как результат того, что законы внушили его разуму, а климат - его сердцу. Когда разбойники останавливают меня или встречают ружейными выстрелами, я испытываю сильнейший гнев против правительства и против местного кюре.

Но разбойник мне нравится, если он энергичен, так как он развлекает меня.

Я провел в Париже полтора десятка лет, и к хорошенькой французской женщине я равнодушен больше, чем к чему бы то ни было на свете. Часто мое отвращение к пошлости и аффектации выводит меня за пределы равнодушия. Если я встречаю молодую француженку и если она, к несчастью, хорошо воспитана, я тотчас вспоминаю родительский дом и воспитание моих сестер; я предвижу все ее поступки и даже самые мимолетные оттенки ее мыслей. Поэтому-то я гораздо больше люблю дурное общество, где встречаешь больше непредвиденного. Насколько я понимаю, как раз на эту мою струнку подействовали люди и вещи в Италии.

Женщины

Каковы же были мои восторги, когда я нашел, что в Италии больше непредвиденности можно найти именно в хорошем обществе! Ни один путешественник не испортил мне удовольствия, предупредив меня об этом. Эти необычайные натуры может остановить только недостаток богатства или непреодолимые препятствия, если встречаются еще предрассудки, то только в низших классах.

Женщины в Италии, обладая пламенной душой, данной им небом, получают воспитание, заключающееся только в музыке и в некотором количестве религиозных обрядов. А самое главное - какой бы грех вы ни совершили, после исповеди от него не остается и следа. Они присматриваются к поведению своих матерей; их выдают замуж; наконец, они освобождаются от ига, а если они красивы, то и от ревности своих матерей. Во мгновение ока они забывают обо всякой религии и начинают относиться ко всему, что им внушали, как к вещам превосходным, но годным только для детей.

Женщины не встречаются между собой. Ложа каждой из них становится маленьким двором; все добиваются улыбки королевы кружка; никто не хочет портить себе будущее.

Филлипе (1770-1845). Портрет лорда Байрона. Гравировал Р. Гревс в 1836 г.

Какой бы вздор она ни говорила, тотчас десяток голосов соглашается с ней; разница только в большем или меньшем остроумии придворных. Только в одном королева кружка может встретить сопротивление: она может сказать в полдень, что наступила ночь; но если она вздумает сказать, что музыка Паэра^* лучше музыки Россини, десять человек станут смеяться над ней. За вычетом этого любой вздор, самые дикие причуды, которые придут ей в голову, ее двор принимает как изречения оракула.

^* (Паэр (1771-1839) - итальянский композитор, оперы которого вышли из моды уже в начале 20-х годов, после появления Россини.)

Понятно, что здесь каждая женщина имеет свои манеры, свои мысли, свои речи. Переходя из одной ложи в другую, вы находите новый мир: не только другие мысли, но и другой язык; то, что в одной ложе - общепринятая истина, в другой ложе считается бредом; это то же, что быть посланником при дворе молодого и воинственного монарха или при дворе старого, осторожного государя (дворы баденский и дрезденский в 1810 году)^*.

^* (Дворы баденский и дрезденский в 1810 году.- Воспоминания о баденском и дрезденском дворах относятся к тому времени, когда Стендаль служил в интендантстве наполеоновской армии и по обязанностям службы долго жил в Германии.)

Значит, здесь могут быть очень различные способы понравиться женщине в разговоре (остроумием).

Сходство между ними только в двух вещах, а эти две вещи, если они свободны, бывают по самой природе своей бесконечно разнообразны: это воображение и любовь.

Человек, ясно и живо рассказывающий какую-нибудь новость, может быть уверен в одобрении итальянок. Неважно, смешит он или вызывает слезы; он доставляет удовольствие, если глубоко волнует сердца. Вы можете изложить им сюжет комедии "Тартюф" или рассказать о жестокости, с которой Нерон отравил Британника,- вы заинтересуете их так же, как рассказом о смерти короля Мюрата^*; нужно только повествовать яснее и как можно выразительнее. Чувствительность у них заметно преобладает над тщеславием, и вы доставите им удовольствие, даже если будете нелепо шаржировать ваш рассказ. Напыщенность будет замечена, но она не покажется назойливой. Книга, которой они сейчас страстно увлекаются,- "История испанской инквизиции"^** г-на Льоренте; ее мрачные призраки мешают им спать. Если бы сейчас приехал в Милан какой-нибудь инквизитор, он был бы в большой моде и пользовался бы успехом.

^* (Мюрат, которого Наполеон сделал королем Неаполитанским, в 1815 году, после неудачного похода покинутый своими войсками, был арестован и расстрелян.)

^** (Об испанском писателе Льоренте, авторе "Истории испанской инквизиции", см. примечание к стр. 131.)

События (vicende) бурной жизни под покровом спокойствия быстро воспитывают ум итальянок; они способны говорить глупости, но не способны их делать; каждая ошибка сурово наказывается последствиями. У нас встречаешь приятное остроумие и... глупость, если появится хоть тень опасности; здесь наоборот.

Итальянки храбро встречают все случайности жизни, за исключением насмешки, которая всегда им кажется жестокостью. Никогда мужчина в обществе не станет высмеивать какую-нибудь женщину, чтобы понравиться своей подруге, так как две женщины встречаются друг с другом только в особо торжественных случаях. По той же причине две женщины никогда не пикируются друг с другом. Этот ужас перед насмешкой в той же мере характерен и для мужчин; при малейшем намеке на насмешку они меняются в лице. Таковы условия, делающие здесь невозможным французское остроумие; скорее Апеннины превратятся в равнину, чем оно проникнет в Италию. Тонкая и изысканная похвала может быть приятной только в том случае, если разрешена критика. Как может возникнуть здесь любовь к светским отношениям, если здесь не может существовать того, что составляет прелесть света? Какое удовольствие могут получить безразличные друг другу люди, собравшиеся в красивом, хорошо натопленном и освещенном салоне, если им запрещена насмешка? Обычаи и предрассудки итальянцев заставляют их проводить жизнь вдвоем.

Добавьте к этому, что вежливость, заставляющая отдавать предпочтение другим, считается здесь слабостью: судите же, как смотрят на нее в кафе, в театрах, в общественных местах! Иностранец вынужден перевоспитывать себя, он все время бывает слишком вежливым; если он позволит себе малейшую шутку над своим другом, последний решит, что он больше его не любит.

У мужчин, как и у женщин, характер развивается здесь совершенно свободно. Здесь больше талантов и больше глупцов. Глупцы глупы невероятно и каждую минуту поражают вас выходками, которые нужно подтвердить свидетелями, если захочешь их рассказать.

Неделю тому назад один из моих друзей нанес визит очень недавней своей знакомой и в очень неурочный час. Муж находился в двух милях оттуда, в своем поместье, где занимался со своими друзьями стрельбой из пистолетов. Пошел дождь. К вечеру, соскучившись, они возвращаются в Брешию. Муж, человек очень ревнивый, идет прямо в комнату жены; удивленный тем, что она заперта, он стучится с пистолетами в руках. Жена говорит любовнику, смеясь и напевая: "А, вот мой муж!",- открывает мужу дверь, обнимает его и говорит: "Ты знаешь? Колонна здесь". "Где же он?" "В чулане, около моей кровати". При этих словах любовник, не желая, чтобы его осадили в чулане, выходит в несколько растрепанном виде. Представьте себе их физиономии! А надо сказать, что муж был человек пылкий и держал в руках заряженные пистолеты! Все это было превращено в шутку, наверно, немножко принужденную. Когда любовник уходил и, к своей великой радости, уже был в передней, муж позвал его обратно с очень серьезным лицом; он проходит через ряд темных зал, освещенных одной только свечой. Муж вернул его, чтобы подарить ему корзину отличной дичи, только что доставленной ему из деревни лесничим. Хотел ли он посмеяться над ним? Мы так и не могли выяснить это. Вот что я называю очаровательной дурой; что же сказать об умных женщинах?

Здесь важнейшее достоинство остроумия - в непредвиденности и светотени (резкое различие между сильным светом и густыми тенями); а в человеке важнее всего военная выправка и как можно меньше того, что во Франции называется чиновничьим видом,- манер наших молодых чиновников, вида рассудительного, важного, самодовольного, педантического: они терпеть этого не могут и называют это andeghe; итальянки, особенно те, которые побывали на парадах Наполеона, обожают усы.

Женщина наносит другой женщине чрезвычайно редкие, а главное, краткие визиты; и для этого нужны исключительные обстоятельства; например, обе они должны быть красивы и, очень любя любовь, мало беспокоиться о любовниках^*.

^* (Как Нина^** и Боксикьори.)

^** (Нина - дочь известного балетмейстера Вигано.)

Отличительная черта миланских нравов была создана или, может быть, укреплена театром Ла Скала. Там каждая женщина принимает по вечерам своих друзей и блистает одна в ложе, или, чтобы не пользоваться французской мыслью, она составляет единственный предмет ухаживания и лести посетителей. Женщины, которые не имеют счастья обладать одной из двухсот лож этого театра, принимают нескольких друзей, которые играют в тарок и приправляют игру самыми грубыми словами: asinone, cujonon^*. Игра эта - сплошные ссоры. Среди мелкой буржуазии и в домах, где живут по старине, бутылка "доброго вина" находится на поле битвы и придает храбрость сражающимся.

^* (Осел, свинья (итал.).)

Удовольствия, кажущиеся более тонкими после того, как их вкусили, удовольствия смешанного общества мужчин и женщин, здесь неизвестны. Мужчины не требуют с настойчивостью наслаждений, о которых они не имеют понятия; а их нужно было бы требовать именно таким образом, чтобы добиться от женщин того, что так жестоко противоречит самым дорогим их интересам.

Таковы обстоятельства, в силу которых в Милане никогда не будет светского общества. В Париже общество поглощает всего человека, а светский человек - ничто; все говорят ему, как баронесса в "Обманчивой внешности"^*:

^* ("Обманчивая внешность, или Современный человек" - комедия Луи Буаси, одна из лучших комедий XVIII века (1740). Главный герой - модный светский человек, следующий правилам мягкой житейской морали, принятой в свете. Слова, цитируемые Стендалем, находятся в самом конце пьесы. Их говорит в утешение герою, у которого отняли его невесту, не баронесса, а графиня.)

 Вас ваша преданность и верность только губят: 
 Но станьте модником, и сразу вас полюбят.

Это происходит потому, что любовь у француза на пять шестых состоит из тщеславия. Здесь совсем другое дело: любовь есть любовь, и хоть она здесь более очаровательна, она не требует, чтобы вы пожертвовали ей всей вашей жизнью, всеми вашими занятиями, всем отпечатком, который, в сущности, отличает вас от других людей. Здесь любовница принимает тон человека, которого она любит. Любовница Кановы - художница, а любовница Спалланцани^* помогала ему в его естественнонаучных опытах. Среди молодых людей, за исключением двух или трех всем известных глупцов, никто не старается одеваться лучше других: нужно быть, как все. Трех или четырех мужчин, имевших репутацию донжуана, мне кажется, все женщины ненавидели; их не стали бы принимать даже самые красивые; но если эти люди знают свое ремесло и случайно встретят женщину где-нибудь в имении, они могут свести ее с ума в один вечер; я был свидетелем и почти поверенным таких тайн.

^* (Спалланцани (1729-1799) - знаменитый итальянский физик и натуралист.)

"Что с вами?" - спросил я одну хорошенькую женщину. "Я поражена в самое сердце,- сказала она мне прямо,- этот негодяй нравится мне". Ночью она разбудила мужа. "Увезите меня,- сказала она,- или я совершу какое-нибудь безумство". Он не заставил ее повторять это дважды, и через десять минут они были на пути в Вену.

Меня упрекнут в том, что я все одобряю. Увы, нет! Я не могу умолчать об одном великом несчастье: нет ничего более провинциального, чем высшее миланское общество. Двести женщин, имеющих ложи в Ла Скала, и те, кто каждый вечер катается на Корсо в экипаже, составляют своего рода аристократию; в этом обществе, обществе моды и наслаждений, все знают друг друга. Входя в ложу, женщина прежде всего окидывает взором зрительный зал. После уничтожения Итальянского королевства в 1814 году не случилось ничего нового; поэтому, если женщина замечает малейшую особенность, если такой-то господин не сидит напротив такой-то дамы, она обращается к своему любовнику, и тот бродит по партеру и ложам, чтобы узнать cos'e de neuf? (что нового?). Нельзя себе представить, с какой легкостью можно за полчаса получить точные сведения. Любовник возвращается и сообщает своей подруге, почему такой-то господин не на своем посту. В это время она заметила, что Дель Канто, знакомый ей офицер, уже три дня сидит в партере все на одном и том же месте. "Да разве вы не знаете,- говорят ей,- что он лорнирует графиню Конти?"

Думаю, что эти ужасные пересуды, этот pettegolismo, составляющий несчастье маленьких городов, не так развращает общество купцов и менее богатых людей, жены которых ходят просто в партер или в какую-нибудь наемную ложу.

Чтобы вступить в эту аристократию театра Ла Скала, происхождение не обязательно; требуется только богатство и немного ума. Иная очень знатная дама тоскует в своей ложе с servente^*, и никто не желает нарушить их уединения. У таких женщин не может быть сколько-нибудь порядочных мужчин; они принуждены довольствоваться сортом похуже, обычно младшим сыном семьи, брат которого имеет восемьдесят тысяч дохода, а сам он - содержание в восемьсот франков и стол.

^* (Вздыхатель, кавалер (итал.).)

В некоторых очень знатных и древних фамилиях я различал черты, восходящие еще к нравам испанцев, долго притеснявших и осквернявших эту прекрасную страну гнусной системой Филиппа II.

Этому ужасному государю и его преемникам нужно приписать несчастья Италии и всеобщую глупость, которая во всех областях сменила лавры, венчавшие этот счастливый край до 1530 года. Влияние Наполеона уничтожило испанские идеи; но если средство было энергичное, то применялось оно слишком недолго.

Здесь, как и во Франции, в моде отставные офицеры на половинном окладе^*. Впрочем, вы замечаете, что они служили в армии, по их любезности и обилию мыслей; у них вовсе нет этого военного фанфаронства, этого хвастливого тона, неприятно поражавшего меня в Лондоне, в некоторых собраниях на Сент-Джемс-стрит.

^* (Офицеры на половинном окладе - офицеры, служившие в наполеоновской армии и по причине неблагонадежности уволенные из армии после Реставрации в 1815 году.)

Другой недостаток местного общества - то, что здесь умирают от inedia (истощение); не знают, о чем говорить, нет никаких новостей. "Minerve"^* в Милане запрещена, как в Тюильрийском саду, "Journal du Commerce" тоже. Мужчины проводят вечера, проклиная низость, лицемерие и ложь тех журналов, которые они только и могут получать. Они смешно сердятся и награждают журналистов самыми оскорбительными эпитетами; за недостатком сведений о том, что действительно происходит, все политические споры кончаются криками бешенства. Наступает минута молчания, а затем начинают говорить о балетах Вигано; о "Весталке" и "Отелло" говорили даже в низших классах Милана больше, чем в Париже о последнем заговоре ультрароялистов.

^* ("Minerve" - еженедельный журнал, выходивший с февраля 1818 года по март 1820 года. Этот либеральный журнал, в котором сотрудничали крупные политические деятели, был закрыт после убийства герцога Беррийского, когда была установлена цензура для журналов.)

Споры об "Отелло" не так полезны, но бесконечно более приятны, чем споры о г-не де Маршанжи. И к любезным миланцам не замедлит прийти политическая лихорадка; она делает человека нечувствительным ко всем изящным искусствам, однако благодаря феодализму через нее нужно пройти, чтобы прийти к счастью. А пока те люди, которых в Париже мы принуждены презирать, втайне здесь награждаются всеми заслуженными названиями, между тем как Ланжюине^*, Б. Констан, Карно^**, Эгзельманс^*** превозносятся до небес. "Gazzetta di Lugano" дважды в неделю сообщает новости о людях, которых любит, не имея возможности о них говорить; сегодня вечером не было ложи, где бы я не слышал разговоров о процессе Дюнуайе^**** и о серенаде, которую ему устроила молодежь в Ренне.

^* (Ланжюине (1753-1827) - политический деятель, назначенный во время Реставрации пэром Франции и энергично выступавший против реакционной политики Бурбонов.)

^** (Карно (1753-1823) - знаменитый деятель Французской революции, изгнанный из Франции во время Реставрации.)

^*** (Эгзельманс (1775-1856) - французский маршал. В 1815 году было найдено его письмо неаполитанскому королю Мюрату, в котором Эгзельманс поздравлял Мюрата с тем, что ему удалось сохранить свое королевство Правительство Реставрации дало приказ об аресте Эгзельманса, но он отказался подчиниться приказу об аресте, бежал из Парижа, был судим в Лилле военным судом и оправдан.)

^**** (Дюнуайе (1786-1862) - французский журналист, один из редакторов либерального журнала "Censeur", слившегося в 1820 году с "Courrier francais". В 1819-1820 годах правительство много раз привлекало его к ответственности за выступления в защиту Хартии и против политики министерства.)

И вы, спросят меня, успели заметить все это в течение одного месяца? Три четверти того, что я говорю, может быть неточным, и все это не больше, чем простая видимость: таковы были мои впечатления. Если бы от путешественника требовали, чтобы он прожил в каждом городе столько, сколько нужно для того, чтобы придать его рассказам видимость достоверности, то никто не стал бы читать путешествий. Надо было бы прожить в Италии или в Англии пять или шесть лет, чтобы судить о них, а люди, оставляющие свою родину на такой срок, бывают по большей части торговцами, а не наблюдателями.

Д. Хопвуд (р. 1795). Портрет мадам де Сталь. Гравюра резцом и пунктиром