Глава I. О детстве Моцарта

Отец Моцарта оказал огромное влияние на необыкновенную судьбу своего сына: он развил его способности, а может быть, и дал им направление; поэтому прежде всего надо сказать несколько слов о нем. Леопольд Моцарт-старший был сыном переплетчика из Аугсбурга; учился он в Зальцбурге и в 1743 году был зачислен в штат музыкантов князя-архиепископа Зальцбургского. В 1762 году он становится помощником княжеского капельмейстера. Не все его время уходило на должностные обязанности, и потому он мог давать в городе уроки музыкальной композиции и игры на скрипке. Он издал даже пособие, озаглавленное "Versuch...", или "Опыт систематического обучения игре на скрипке", которое пользовалось большим успехом. Женился он на Анне-Марии Пертль, и было отмечено, как нечто достойное внимания добросовестного наблюдателя, что родители, давшие жизнь талантливому ребенку, наделенному столь ярко выраженной музыкальностью, были известны в Зальцбурге как люди на редкость красивые.

Из семи детей, родившихся от этого брака, в живых осталось только двое, дочь Мария-Анна и сын, о котором и пойдет наш рассказ. Иоганн-Хризостом-Вольфганг-Теофиль Моцарт родился 27 января 1756 года. Несколько лет спустя отец его перестал давать уроки "в городе, чтобы все время, когда он был свободен от службы у князя, посвятить детям и лично заняться их музыкальным воспитанием. Дочь, которая была намного старше Вольфганга, извлекла большую пользу из этих занятий с отцом и в дальнейшем, во время совместных поездок с семьей, вызывала восхищение публики наряду со своим талантливым братом. Позднее она вышла замуж за советника князя-архиепископа Зальцбургского и предпочла радости домашнего уюта славе одаренной музыкантши.

Маленькому Моцарту было около трех лет, когда отец стал обучать игре на клавесине его сестру, которой тогда исполнилось семь. Моцарт сразу же проявил свои поразительные музыкальные задатки. Большую радость ему доставляло подыскивать на пианино терции, и ничто не могло сравниться с его ликованием, когда он находил это гармоническое созвучие. Я остановлюсь на некоторых мелких подробностях, которые, как мне кажется, будут интересны для читателя.

Когда Вольфгангу исполнилось четыре года, отец начал давать ему, почти что в шутку, разучивать менуэты и другие музыкальные пьесы; такие занятия бывали одинаково приятны как учителю, так и ученику. Чтобы разучить менуэт, Моцарту требовалось полчаса и какой-нибудь час для более значительной пьесы. После этого он сразу же играл их необычайно чисто и точно соблюдая такт. Меньше чем за год мальчик сделал такие успехи, что в пять лет он сочинял уже небольшие музыкальные пьесы и играл их отцу, а тот, желая поощрить пробуждающийся талант ребенка, снисходительно записывал их. До того как маленький Моцарт обнаружил склонность к музыке, он так любил все детские игры, хоть сколько-нибудь занимавшие его ум, что жертвовал ради них даже временем обеда. В самых различных случаях можно было заметить, что у него чуткое сердце и любящая душа. Нередко случалось, что он раз десять на дню спрашивал у тех, кто играл с ним: "Вы меня любите?" И когда ему шутя отвечали: "Нет",- на глаза его тотчас же навертывались слезы. Но как только он подружился с музыкой, любовь к детским играм и забавам у него исчезла, или же, для того чтобы они могли по-прежнему его занимать, в них надо было непременно вносить музыку. Один из друзей семьи частенько играл с мальчиком; иногда они вдвоем торжественно переносили игрушки из одной комнаты в другую; тогда тот, кто ничего не нес, напевал какой-нибудь марш или играл на скрипке.

В течение нескольких месяцев увлечение Вольфганга обычными для его возраста учебными занятиями было настолько сильным, что он забросил все остальное, включая и музыку. Пока он учился счету, столы, стулья, стены и даже пол изо дня в день покрывались цифрами, написанными мелом. Отличаясь живым умом, он быстро увлекался всем новым, что бы ему ни показывали. Однако музыка стала постепенно вновь самым любимым предметом его занятий; в ней он так быстро подвигался вперед, что отец считал это просто чудом, хотя постоянно находился подле мальчика и вполне мог следить за его развитием.

То, о чем я говорю, подтверждается следующим эпизодом, переданным со слов очевидца. Моцарт-отец возвращается однажды из церкви с одним из своих приятелей; мальчик занят: он что-то пишет. "Что это ты делаешь, дружок?" - спрашивает отец. "Пишу концерт для клавесина". "А ну-ка, покажи свою пачкотню!" "Не могу, извините: я еще не кончил". Отец все же берет бумагу и показывает своему приятелю кое-как нацарапанные ноты, в которых с трудом можно разобраться из-за чернильных клякс. Оба приятеля сперва от души потешаются над этой музыкой; но вскоре, внимательно присмотревшись к ней, Моцарт-старший не может уже отвести взгляда от этого листка бумаги, и глаза его наполняются слезами восхищения и радости. "Взгляните, мой друг,- говорит он приятелю взволнованным голосом и улыбаясь,- как все здесь правильно написано; жаль, что эту пьесу нельзя пустить в ход: она слишком трудна, и никто не сможет ее сыграть". "Так ведь это концерт,- возражает Моцарт-младший,- его надо разучивать до тех пор, пока не начнешь играть, как полагается. Посмотрите, вот как это делается". И он тотчас начинает наигрывать, но ему удается лишь показать, каков был его замысел. В ту пору маленький Моцарт был твердо убежден, что написать концерт и сотворить чудо - это одно и то же; поэтому и сочинение, о котором мы здесь упомянули, было, в сущности, нагромождением нот, расположенных совершенно правильно, но представляющих такие трудности, с которыми бы не справился самый опытный музыкант.

Еще ребенком Вольфганг так изумлял своего отца, что тот решил отправиться в путешествие и заставить иностранные и немецкие дворы прийти в такое же восхищение от его сына, какое мальчик вызывал в нем самом. В такой мысли для жителей Австрии нет ничего необычного. И вот, когда Вольфгангу исполнилось шесть лет, все семейство Моцартов - отец, мать, дочь и сын - поехало в Мюнхен. Курфюрст прослушал обоих детей, и те удостоились бесчисленных похвал. Эта первая поездка оказалась удачной во всех отношениях. Юные виртуозы были в восторге от оказанного им приема и по возвращении в Зальцбург удвоили прилежание, достигнув вскоре такого мастерства в игре на фортепьяно, которое, уже не нуждаясь в ссылках на детский возраст музыкантов, могло считаться выдающимся. Осенью 1762 года вся семья отправилась в Вену, и дети выступили с концертом перед двором.

Император Франц I сказал маленькому Вольфгангу в шутку: "Не так уж трудно играть всеми пальцами, а вот сыграть одним пальцем и на скрытых клавишах было бы поистине достойно восхищения". Не выказывая ни малейшего удивления по поводу такого странного предложения, мальчик тотчас же стал играть одним пальцем, причем совершенно отчетливо и точно. Затем он попросил, чтобы клавиши чем-нибудь покрыли, и продолжал играть, как и прежде, словно долго упражнялся перед этим в таком техническом приеме.

Обладая с раннего детства подлинно артистическим самолюбием, Моцарт ничуть не гордился теми похвалами, которые расточали ему знатные лица. Когда ему случалось иметь дело с людьми, ничего не понимающими в музыке, он исполнял лишь какие-нибудь небольшие безделушки. Наоборот, в присутствии знатоков он играл с таким увлечением и таким вниманием, на какое только был способен, и отцу нередко приходилось прибегать к уловкам и выдавать за знатоков музыки важных вельмож, перед которыми Вольфганг должен был выступать. Однажды, в шестилетнем возрасте, сев за клавесин, чтобы играть в присутствии императора Франца, маленький Моцарт обратился к государю и спросил его: "А г-на Вагензейля^* здесь нет? Его-то нужно бы позвать: он в этом понимает". Император велел пригласить Вагензейля и уступил ему место подле клавесина. "Сударь,- сказал тогда Вольфганг композитору,- я играю один из ваших концертов; вам придется перевертывать мне страницы".

^* (Вагензейль, Георг Кристоф (1715-1777) - популярный в XVIII веке австрийский композитор.)

До того времени Вольфганг играл только на клавесине, и поразительное искусство, которое он при этом обнаруживал, устраняло, казалось, всякую мысль о том, чтобы заставить его заняться игрой на каком-либо другом инструменте. Но заложенный в мальчике талант намного опередил самые дерзкие мечты: Вольфгангу не потребовалось даже специальных уроков.

Возвратившись из Вены в Зальцбург вместе с родителями, он привез с собой маленькую скрипку, которую ему подарили в столице; порою ради забавы он играл на этом инструменте. Вскоре затем Венцль, искусный скрипач, начинавший в ту пору сам сочинять музыку, зашел к Моцарту-старшему, чтобы узнать его мнение по поводу шести трио, которые он написал за то время, что Моцарт был в Вене. Трубач архиепископского оркестра Шахтнер, один из тех людей, к которым Вольфганг был особенно привязан, находился в этот момент у его отца; ему-то мы и предоставим слово. "Отец,- рассказывает Шахтнер,- играл на контрабасе, Венцль - партию первой скрипки, а мне нужно было исполнять партию второй скрипки. Маленький Моцарт попросил разрешения сыграть эту партию ему; но отец выбранил его за эту ребяческую просьбу, заявив, что, систематически не учившись играть на скрипке, он не может хорошо играть. На это сын возразил, что для исполнения партии второй скрипки, по его мнению, уроков вовсе и не требуется. Отец, не на шутку рассердившись, велел ему уйти и больше нам не мешать. На Вольфганга это так подействовало, что он тут же горько расплакался; когда мальчик со своей маленькой скрипкой уже выходил из комнаты, я попросил, чтобы ему было позволено сыграть вместе со мной. После серьезных возражений отец в конце концов согласился. "Ладно,- сказал он Вольфгангу,- ты можешь играть с господином Шахтнером, но только совсем тихо, так, чтобы тебя не было слышно; иначе я тебя сразу выпровожу". Мы начинаем трио, и мальчик играет вместе со мной; вскоре, к моему великому удивлению, я замечаю, что мое участие совершенно бесполезно. Не говоря ни слова, я откладываю свою скрипку и смотрю на отца: на глазах у него выступили слезы умиления. Малыш сыграл подряд все шесть трио. Мы осыпали его похвалами, и тут он осмелел до того, что стал утверждать, будто он может сыграть и за первую скрипку. В шутку мы дали ему попробовать и не могли удержаться от смеха, слушая, как он играет эту партию: исполнение, разумеется, было совершенно неправильным, но Вольфганг ни разу не споткнулся".

Каждый день приносил с собою новые доказательства блестящих врожденных способностей Моцарта. Он умел различать и определять малейшую разницу между звуками; любой фальшивый или даже просто резкий звук, не смягченный каким-нибудь аккордом, был для него пыткой. Так, например, с раннего детства вплоть до десятилетнего возраста он испытывал непреодолимое отвращение к трубе, если только она не выполняла в музыкальной пьесе роль простого аккомпанемента; когда ему показывали этот инструмент, то он производил на него почти такое же впечатление, какое на других детей производит в шутку направленный на них пистолет. Отец его решил, что он сможет излечить мальчика от этой боязни, и однажды, невзирая на просьбы Вольфганга, умолявшего избавить его от такого мучения, велел затрубить в его присутствии. При первых же звуках ребенок побледнел, упал на пол; у него, вероятно, начались бы судороги, если бы тотчас не прекратили трубить.

С тех пор как обнаружилось его умение играть на скрипке, он пользовался иногда инструментом Шахтнера, друга семьи Моцартов, о котором мы только что упоминали. Вольфганг очень хвалил эту скрипку, потому что ему удавалось извлекать из нее необычайно нежные звуки. Однажды Шахтнер пришел к маленькому Моцарту, когда тот играл на своей скрипке. "Что такое с вашей скрипкой?" - сразу спросил мальчик и затем снова стал наигрывать какие-то фантазии. Наконец, после непродолжительного раздумья, он обратился к Шахтнеру со словами: "Не могли бы вы настроить вашу скрипку так, как она была настроена в последний раз, когда я на ней играл? Она звучит на восьмую тона ниже той, что у меня в руках". Сначала все рассмеялись по поводу такой чрезвычайной точности. Но Моцарт-старший, которому уже не раз приходилось наблюдать, как поразительно точно сын его запоминает звуки, велел принести скрипку; и, к великому изумлению всех присутствующих, она оказалась настроенной на восьмую тона ниже той, которая была в руках у Вольфганга.

Мальчику приходилось ежедневно убеждаться в том, что его одаренность вызывает удивление и восхищение, но он не стал от этого ни упрямым, ни самонадеянным; будучи вполне взрослым по таланту, во всех других отношениях он оставался всегда на редкость милым и послушным ребенком. Ни разу он не выказал недовольства тем, что приказывал ему отец. Даже когда ему случалось выступать в течение целого дня, он играл, не проявляя ни малейшей досады, все снова и снова, если отцу этого хотелось. Послушание его доходило до того, что он отказывался от конфет, если ему заранее не давали разрешения их взять.

В июле 1763 года,- стало быть, когда Вольфгангу было семь лет,- семья его предприняла первое путешествие за пределы Германии; именно с этого времени имя Моцарта становится известным в Европе. Турне началось с Мюнхена, где юный виртуоз в присутствии курфюрста сыграл скрипичный концерт, сделав к нему вступление на вольную тему. В Аугсбурге, Мангейме, Франкфурте, Кобленце и Брюсселе брат и сестра давали открытые публичные концерты или играли перед местными владетельными князьями и всюду удостоились величайших похвал.

В ноябре Моцарты приехали в Париж, где оставались целых пять месяцев. Дети выступали в Версале, и Вольфганг в присутствии двора играл на органе в королевской капелле. В Париже брат и сестра дали два больших публичных концерта, и все присутствующие оказали им исключительно хороший прием. Им выпала даже честь позировать для портрета: по рисунку Кармонтеля была сделана гравюра, изображавшая отца с обоими детьми. Здесь, в Париже, юный Моцарт написал и издал два первых своих произведения, Одно из них он посвятил Виктории, второй дочери Людовика XV, а другое - графине де Тессе.

В апреле 1763 года Моцарты отправились в Англию, где они прожили примерно до середины следующего года. Дети концертировали в присутствии короля, и, как в Версале, Вольфганг играл на органе в королевской капелле. В Лондоне его игру на органе оценили больше, чем игру на клавесине. Он дал там большой концерт, где выступал вместе с сестрой, причем все исполнявшиеся им симфонии были его собственного сочинения.

Разумеется, оба ребенка, особенно же Вольфганг, не удовлетворились той степенью совершенства, которая ежедневно обеспечивала им лестные рукоплескания. Они с необычайной регулярностью продолжали вой занятия музыкой, несмотря на то, что семья все время переезжала с места на место. В Лондоне они впервые стали играть концерты на двух клавесинах. Вольфганг начал также петь большие арии, исполняя их с подлинным чувством. В Париже и Лондоне скептики не раз предлагали ему для исполнения трудные пьесы Баха, Генделя и других композиторов; все это он играл сразу же с листа, с предельной правильностью. Однажды, в присутствии английского короля, по одной только басовой партии он исполнил необычайно мелодичную пьесу. В другой раз Христиан Бах, учитель музыки королевы, посадил маленького Моцарта к себе на колени и сыграл несколько тактов. Моцарт сразу же продолжил, и так, играя поочередно, они исполнили целую сонату, причем с такой точностью, что все те, кто не мог их видеть, подумали, что сонату играл все время один и тот же человек. За время своего пребывания в Англии,- следовательно, в восьмилетнем возрасте - Моцарт сочинил шесть сонат; они были напечатаны в Лондоне, и он посвятил их королеве.

В июле 1765 года семейство Моцартов вернулось на материк через Кале; оттуда оно продолжало свое путешествие по Фландрии, где юный виртуоз нередко играл на органе в монастырских церквах и соборах. В Гааге дети поочередно перенесли болезнь, внушившую даже беспокойство за их жизнь. Прошло четыре месяца, прежде чем они поправились. За то время, что Вольфганг выздоравливал, он написал шесть фортепьянных сонат, посвященных им принцессе Нассау-Вейльбургской. В начале 1766 года Моцарты провели месяц в Амстердаме, откуда направились в Гаагу для присутствия на празднествах по случаю вступления принца Оранского в должность штатгальтера. К этому торжественному событию Вольфганг написал quodlibet^* для всех инструментов, а также различные вариации и арии для принцессы.

^* ("Quodlibet" или "quolibet" - популярный в XVI - XVIII веках жанр шутливых музыкальных произведений, где ради юмористических целей одновременно проводились разные мелодии, звуки, даже шумы (у Жаннекена, например, автора прославленной батальной композиции "Сражение при Мариньяно"), или мотивы из различных известных произведений (хоралов, песен, мадригалов) на манер попурри.)

Дав несколько концертов в присутствии штатгальтера, Моцарты снова приехали в Париж, где они провели два месяца. Наконец они возвратились в Германию через Лион и Швейцарию. В Мюнхене курфюрст предложил Вольфгангу какую-то музыкальную тему и попросил тотчас же разработать ее и записать. Все это мальчик сделал в присутствии государя, не пользуясь ни клавесином, ни скрипкой. Написав пьесу, он тут же сыграл ее к необычайному изумлению курфюрста и всех его придворных. Пробыв за границей более трех лет, семья вернулась в Зальцбург к концу ноября 1766 года и оставалась там до осени следующего года. В более спокойной обстановке дарование Вольфганга, казалось, удвоилось. В 1768 году брат и сестра играли в присутствии императора Иосифа II, который поручил юному Моцарту написать музыку для комической оперы; называлась она "Finta semplice" ("Мнимая простушка"); опера была одобрена капельмейстером Гассе и Метастазио, но на сцену не попала. Неоднократно у капельмейстеров Боно и Гассе, у Метастазио, у герцога Браганцского, у князя Кауница отец давал сыну первую попавшуюся под руку итальянскую арию, и тот на глазах у всех собравшихся расписывал партии для всех инструментов. По случаю освящения церкви Сиротского приюта он сочинил мессу, мотет и дуэт для труб; и, невзирая на свой двенадцатилетний возраст, он дирижировал этой торжественной музыкой в присутствии императорского двора.

1769 год мальчик снова провел в Зальцбурге. В декабре отец повез его в Италию. Незадолго до этого Вольфганг был назначен концертмейстером архиепископа Зальцбургского. Нетрудно себе представить, как приняли в Италии этого замечательного ребенка, успевшего вызвать восторг в других европейских странах.

Ареной его славы в Милане был дом графа Фирмиана, генерал-губернатора Ломбардии. Получив текст либретто оперы, которую собирались ставить в дни карнавала 1771 года и музыку к которой он взялся написать, Вольфганг уехал из Милана в марте 1770 года. В Болонье он нашел себе крайне восторженного почитателя в лице небезызвестного падре Мартини, того самого, к которому Иомелли приходил брать уроки. Падре Мартини и все болонские любители музыки пришли в восхищение при виде того, как тринадцатилетний мальчик, очень некрупный для своего возраста и казавшийся десятилетним, разрабатывает все темы фуг, предложенные падре Мартини, и тут же исполняет их на фортепьяно без всякой запинки и совершенно точно. Во Флоренции он вызвал такое же изумление точностью, с какой он сыграл с листа самые трудные фуги и темы, которые предложил ему знаменитый меломан маркиз де Линьвиль. Со времени пребывания Вольфганга в Болонье до нас дошел небольшой эпизод, не имеющий прямого отношения к музыке. Он познакомился в этом городе с юным англичанином Томасом Линлеем, которому в ту пору было четырнадцать лет, то есть примерно столько же, сколько было Вольфгангу. Линлей оказался учеником Мартини, знаменитого скрипача, и играл на скрипке поразительно изящно и искусно. Дружба обоих мальчиков превратилась в страстную привязанность. В день расставания Линлей подарил своему другу Моцарту стихи, которые он заказал по данному поводу известной поэтессе Корилле. Он сопровождал коляску Моцарта до городской заставы, и мальчики расстались друг с другом, обливаясь слезами.

В Рим Моцарт-старший и его сын отправились на страстной неделе. Само собой разумеется, что в страстную среду, под вечер, они не преминули пойти в Сикстинскую капеллу послушать знаменитое "Miserere". Так как в ту пору певчим папы было, по слухам, запрещено раздавать нотные списки этого песнопения, Вольфганг решил запомнить его наизусть. И действительно, по возвращении в гостиницу, он записал его. Это "Miserere" исполнялось вторично в страстную пятницу; он прослушал его еще раз, держа рукопись в шляпе, и смог там сам внести в нее кое-какие поправки. Случай этот вызвал в городе целую сенсацию. Жители Рима, несколько усомнившись в достоверности факта, предложили мальчику спеть это "Miserere" в концерте, и тот превосходно справился со своей задачей. Кастрат Кристофори, исполнявший это песнопение в Сикстинской капелле и присутствовавший на концерте, выразил крайнее изумление, что довершило триумф Вольфганга.

Трудность того, что совершил Моцарт, гораздо более значительна, чем это может показаться с первого взгляда. Однако я умоляю позволить мне привести некоторые подробности, касающиеся Сикстинской капеллы и "Miserere".

Обычно в этой капелле поют по меньшей мере тридцать два певчих, но нет ни органа, ни какого-либо другого инструмента, который бы сопровождал или поддерживал их. Это учреждение достигло высшей точки своего расцвета к началу восемнадцатого века. Впоследствии жалованье певчих папской капеллы оставалось номинально тем же самым и, стало быть, значительно уменьшилось, тогда как опера все больше и больше входила в моду, и искусным певцам предлагались неслыханные дотоле гонорары; таким образом, Сикстинская капелла постепенно лишилась первоклассных вокалистов.

"Miserere", которое на страстной неделе там исполняется дважды и которое производит такое сильное впечатление на слушателей, было написано приблизительно двести лет тому назад неким Грегорио Аллегри^*, одним из потомков Антонио Аллегри, столь широко известного под именем Корреджо. При первых же звуках этого песнопения папа и кардиналы падают ниц; пламя свечей вырывает из мрака фреску "Страшный суд", написанную Микеланджело на той стене, к которой примыкает алтарь. По ходу исполнения "Miserere" свечи постепенно гасятся; лица в огромной толпе осужденных, изображенные Микеланджело с такой потрясающей силой, становятся еще более выразительными оттого, что на них падает слабый отблеск последних догорающих свечей. Когда пение "Miserere" близится к концу, регент-дирижер слегка замедляет темп, певчие понижают голос, мелодия постепенно замирает,- и грешник, подавленный величием бога, распростертый у подножия его трона, как бы безмолвно ожидает голоса судии.

^* (Грегорио Аллегри (умер в 1652 году) - церковный композитор так называемой "римской школы". Его Miserere (50-й псалом Давида) - многоголосная (в конце - девятиголосная) партитура объемом в 130 тактов.)

Сильное воздействие, которое это песнопение оказывает на молящихся, зависит, на мой взгляд, от того, как его исполняют и где его исполняют. Папские певчие отличаются, по традиции, особо выразительной манерой пения, и манеру эту никак не передашь с помощью нотных знаков. Пение их как нельзя лучше отвечает тем условиям, при которых музыка становится проникновенной. Одна и та же мелодия повторяется во всех строфах псалма; но мелодия эта, неизменная в целом, звучит по-разному в отдельно взятых фрагментах. Таким образом, ее нетрудно уловить, и вместе с тем она не наскучит. По обычаю Сикстинской капеллы певчие, в зависимости от текста, то ускоряют, то замедляют темп и, соответственно, усиливают или ослабляют звуки; некоторые строфы поются более энергично, чем другие.

Вся трудность того хитроумного приема, к которому прибег Моцарт, исполняя "Miserere", будет ясна из следующего эпизода. Рассказывают, будто император Леопольд I, не только любитель музыки, но и сам недурной композитор, обратился к папе через своего посла с просьбой прислать ему копию "Miserere", написанного Аллегри для венской придворной капеллы. Просьба эта была удовлетворена. Регент Сикстинской капеллы распорядился сделать такую копию, и ее поспешили отправить императору, на службе которого состояли лучшие певчие того времени.

Несмотря на все способности этих хористов, "Miserere" Аллегри произвело на венский двор невыгодное впечатление басового аккомпанемента, из которого сделали основную вокальную партию: император и его придворные решили, что регент папской капеллы, ревниво оберегая подлинное "Miserere", уклонился от выполнения приказа свеего повелителя и прислал всего-навсего какое-то заурядное сочинение. Император тотчас же направил к папе курьера, сетуя на недостаточное уважение к своей особе; регент капеллы был уволен, причем возмущенный первосвященник не пожелал даже выслушать его оправданий. Тем не менее бедняга добился того, что один из кардиналов взялся походатайствовать за него и объяснить папе, что манеру исполнения "Miserere" нельзя передать нотными знаками и что усвоить ее можно лишь спустя долгое время и при условии непрерывных занятий с певчими капеллы, обладающими определенными традиционными навыками. Его святейшество, который не слишком-то много понимал в музыке, с трудом мог постичь, каким образом одни и те же ноты в Риме обозначали одно, а в Вене - другое. Все же он велел злополучному регенту написать все, что тот может, в свое оправдание и послать это объяснение императору; в дальнейшем регент снова вошел в милость у папы.

Именно данным общеизвестным эпизодом и объясняется, что жители Рима были крайне поражены при виде того, как мальчик поет их "Miserere" после двух уроков; а возбудить удивление в Риме по поводу чего-либо, относящегося к изящным искусствам,- это, пожалуй, самое трудное дело на свете. Любое громкое имя тускнеет, как только оно появляется в этом славном городе, где привыкли к самому прекрасному во всех областях искусства.

Не сумею сказать, было ли то следствием успеха, вызванного исполнением "Miserere", но, по-видимому, торжественная и грустная мелодия этого псалма произвела глубочайшее впечатление на душу Моцарта, у которого с тех пор появилось явно выраженное тяготение к музыке Генделя и нежного Боккерини.