Историко-литературная справка

В XVIII веке очерки быта и нравов той или другой страны писали обычно иностранцы. Французы писали чаще всего об Италии, не очень интересуясь жизнью других европейских стран. Описывать страну, в которой говорят на твоем родном языке, изображать всем известные нравы, интересоваться бытом и психологией провинции показалось бы странностью. Для француза путешествие по Франции могло бы послужить разве что темой для какой-нибудь комической поэмы. Вот почему систематическое описание Франции в форме путевых очерков Стендаль мог найти только у иностранцев, например, у англичанина Артура Юнга ("Путешествие во Францию в годы 1787-1790", французский перевод 1793 года) и у ирландки леди Морган ("Франция", французский перевод 1817-1818 годов, и "Франция в 1829 году", французский перевод 1830 года).

В 1820-е годы, в эпоху романтизма, положение значительно изменилось. Интерес к прошлому, проявлявшийся во всех почти областях знания и искусства, сказался и на жанре путевых очерков, получившем особое развитие именно в это время. Вслед за Вальтером Скоттом романтики во всех уголках своей страны искали остатки старины - в памятниках, обычаях, нравах и обрядах, в характере жителей. С этого времени особое внимание привлекают провинции, которые когда-то были самостоятельными государствами, а впоследствии вошли в единый государственный организм Франции. Еще Огюстен Тьерри поставил перед историками задачу - показать самобытность каждой области Франции, чтобы спасти их культуру от всеобщей нивелировки, сопутствующей политической централизации. Стендаль объясняет своеобразие провинций различием племен, населявших Галлию во времена римского владычества, и пытается применить теории англичанина Эдвардса, уже в конце 1820-х годов говорившего о физических различиях европейских народов и народностей. С другой стороны, уже опыт Французской революции показал роль провинций в общегосударственной жизни страны и иногда прямо противоположную направленность их политических устремлений. В результате всего этого в 1820-е годы возникает ряд изданий, в которых подробно и с увлечением изучается современная Франция с ее сооружениями, пейзажами и людьми. В 1830-е годы, когда современная тема начинает заглушать тему историческую, изучение французских провинций получило в художественной литературе еще более широкий размах. Стоит только вспомнить "Человеческую комедию" Бальзака с ее двумя одна другой противопоставленными сериями - "Сценами парижской жизни" и "Сценами провинциальной жизни",- чтобы понять, как остро стоял вопрос о провинции в эпоху продолжавшейся политической и культурной централизации страны.

Стендаль много путешествовал по Италии, но Францию он видел только проездом, когда направлялся из Парижа домой, в Гренобль, или в заграничную прогулку, или в армию, действующую где-нибудь за рубежами страны. Ему не нравились французские равнинные, с легкими возвышенностями пейзажи, неяркое небо, распаханные поля. Не нравились и французские мещане, так хорошо ему известные по родному Греноблю. Не приводил его в восторг и так называемый "французский характер", который он остроумно и тонко изобразил во многих своих произведениях. Тем не менее и во Франции он находил много интересного. Еще в 1810 году Стендаль подумывал о том, чтобы вместе со своим другом Луи Крозе составить "описание французского характера в различных провинциях Франции"^*.

^* (Запись в дневнике от 31 марта 1810 года.)

Однако тогда эта мысль не получила своего осуществления, и первые путевые очерки Стендаля были посвящены Италии

В 1837 году, во время отпуска, который Стендаль проводил на родине, издатель Амбруаз Дюпон предложил ему напечатать очерк путешествия по Франции. Приняв это предложение, Стендаль решил обновить свои прежние впечатления и, кроме того, посетить те области, в которых он прежде не бывал.

В конце мая 1837 года он отправился в путешествие вместе со своим старым другом Проспером Мериме, который после Июльской революции был назначен "инспектором исторических памятников" и по долгу службы часто разъезжал по стране. Часть путешествия по Бретани друзья совершили вместе, затем Стендаль один объездил остальную часть Бретани и Нормандию и вернулся в Париж в начале июля, проведя в дилижансе около полутора месяцев. Весьма вероятно, что в этот период он совершил еще одну или две поездки с тою же целью. Он начал писать свою книгу, очевидно, тотчас же по выезде из Парижа, в конце мая или начале июня 1837 года, и продолжал работать над ней зиму 1837-1838 года. Уже 3 января 1838 года он правил корректуру первого листа своей рукописи. В начале марта первый том был отпечатан, и Стендаль захватил его с собой, отправившись в новое путешествие по Франции. В это время второй том был уже набран целиком. Оба тома вышли в свет в июне 1838 года.

Стендаль не мог уместить в эти два тома все свои путевые записки. Неиспользованные материалы были напечатаны во втором, посмертном издании, подготовленном к печати Роменом Коломбом.

Дневник путешествия ведется не от лица Стендаля. Путешествует по Франции торговец железом, не очень богатый, но и не очень бедный, весьма образованный, и даже "философ". Ездит он по делам, хотя интересуется не только железом, но и памятниками искусства, общественной жизнью и историей страны. Впрочем, иногда Стендаль сбрасывает маску и по забывчивости сообщает, что он разъезжает для того, чтобы познакомиться со страной и ее достопримечательностями, то есть для собственного развлечения.

"Записки туриста" во многом прямо противоположны "Риму, Неаполю и Флоренции" и "Прогулкам по Риму". В итальянских очерках каждая запись говорит о восхищении страной, людьми и искусством. Во французских очерках чуть ли не в каждой странице звучат раздражение, горечь и насмешка. Филипп Л. (так зовут странствующего торговца железом) брюзжит по всякому поводу: из-за неудобной гостиницы, невкусного обеда или некрасивого дома. На юге он чувствует себя лучше, потому что здесь все напоминает ему Италию: климат, женские лица, нравы. Ворчливый тон, который так часто слышен в "Записках туриста", иногда перебивается воспоминаниями об Италии и радостях, которые Стендалю довелось там пережить.

Впрочем, во многих записях слышится и нечто иное, особенно когда места, по которым проезжает чувствительный и образованный торговец, напоминают ему исторические события недавнего героического прошлого. Таковы замечательные записи о Гренобле и его окрестностях.

На всю жизнь сохранив отвращение к гренобльскому мещанину, Стендаль, однако, не мог забыть пейзажей, открывающихся на многих улицах этого города. Берега Изеры, мягкие склоны холмов, скалы, словно висящие над крышами домов, и вечные снега, виднеющиеся на горизонте. Здесь, совсем близко от Гренобля, в Визиле, произошла встреча Наполеона с войсками, которые должны были его арестовать, - встреча, решившая судьбу Франции на много лет вперед. Через соседние горы, как думали некоторые ученые, тысячелетия тому назад провел свое войско и своих слонов Ганнибал, направлявшийся для завоевания Рима из Испании. В различных провинциях Франции, где жили враждовавшие друг с другом галльские племена, Цезарь давал сражения, которые повергли к его ногам всю древнюю Галлию. Некоторые города до сих пор сохраняют память о том или ином событии или герое революции, и эти воспоминания примиряют Стендаля с его страной, несмотря на торжествующее ныне мещанство, на дурной вкус ее жителей и неповоротливых хозяек гостиниц.

В "Записках туриста" почти отсутствует частная жизнь французов. Филипп Л. не сообщает нам, как живет средний француз того времени, как он добывает средства к существованию, чем он интересуется, что читает, чему аплодирует в театре. Стендаль говорил о своих собственных впечатлениях от тех или иных спектаклей или книг, но каковы вкусы жителей Бретани или Оверни, мы можем узнать лишь из случайных замечаний, например, по поводу стиля Бальзака. Очевидно, Стендаль избегает говорить о столь неприятных вещах, как художественные вкусы мещан и интриги, которыми живет провинциальное общество. Он восхищается великолепным изображением всех этих пошлостей, которые дает Бальзак в таких, например, романах, как "Турский священник", но сам не хочет слишком долго останавливать свой взор на столь печальных зрелищах.

Не найти в книге и сведений о больших общественных интересах, увлекавших провинцию в эти годы. Может быть, этих интересов и вообще не было? Однако в романах Стендаля они представлены с большой остротой и яркостью, и о политической жизни современной Франции можно составить себе более полное представление по "Люсьену Левену", чем по "Запискам туриста". Это следует объяснить требованиями принятого Стендалем жанра путеводителя.

От негоцианта можно было бы ожидать большего внимания к экономике страны, к развитию ее торговли и промышленности, к движению цен и г. д. Но, кроме сравнительно редких и кратких замечаний такого рода, имеющих скорее политический смысл, да кроме весьма живописной картинки ярмарки, на которой, очевидно, потолкался сам Стендаль, книга не дает почти ничего. Замечания о Сее и о Мальтусе свидетельствуют о том, что Стендаль следил за последними явлениями экономической науки, но не смог отнестись к ним с должной критичностью.

Дороги, мосты, кафе, пейзажи, вызывающие исторические воспоминания, проносятся перед взором читателя и с необычайной яркостью запечатлеваются в памяти. Как всегда, Стендаля больше интересуют психология и "страсти" французов, чем их быт. Страсти, в том специфическом смысле, какой Стендаль вкладывает в это слово, во Франции как будто угасают. Но это только так кажется. Они в избытке в низших слоях общества и часто прорываются наружу сквозь самоуспокоенность и благополучие мещанского среднего класса. И Стендаль с удовольствием пересказывает эпизоды уголовной или скандальной хроники, характеризующие, по его мнению, современное французское общество лучше, чем газетные статьи или министерские отчеты.

В 1820-е и особенно в 1830-е годы во Франции началось увлечение средневековой архитектурой. Романский и готический стили становятся не только предметом археологических исследований, но и модной темой салонных бесед и дискуссий. После "Собора Парижской богоматери" Виктора Гюго говорить о стрельчатых окнах, расписных витражах, розах и пилястрах в артистических и светских кругах считалось обычным и даже обязательным. Стендаль не любил средневекового искусства. Готику он знал только тосканскую, лишенную многих характерных особенностей северной готики. Он восхищался Миланским собором и ходил любоваться им в лунные ночи, но храм этот пробуждал в нем совсем не те ощущения, какие испытывали романтики при виде Кельнского, Страсбургского или Парижского соборов. В Италии его больше всего привлекали древние руины, Ренессанс и в значительной степени барокко. Французскую средневековую архитектуру он должен был изучать специально для предпринятой им книги.

Он стал читать сочинения Миллена ("Путешествие по южным департаментам Франции", 4 тома, 1807-1811), у которого заимствовал много сведений общего и частного порядка, и Проспера Мериме, который к этому времени напечатал несколько сочинений, заключавших немало подробностей о средневековом зодчестве^*. Несомненно, многое он почерпнул и из бесед Мериме во время археологических прогулок с ним.

^* (Таковы статья "Опыт о религиозной архитектуре". 1837, и книги: "Заметки путешествия на юг Франции", 1835, и "Заметки путешествия па запад Франции", 1836.)

Конечно, нельзя считать вполне точными сведения, которые Стендаль сообщает относительно романского и готического стилей, так же как нельзя считать вполне справедливой их историческую и психологическую интерпретацию. Эти весьма любопытные страницы "Записок туриста" свидетельствуют о "состоянии вопроса" в 1838 году и о личном отношении автора к средневековому искусству и культуре. Характеризуя готику, Стендаль иногда даже принимает позу скептика, словно не доверяя тем восторгам, которые, к его удивлению, вызывают средневековые храмы у его более молодых современников.

Зато с полным восхищением говорит он об остатках античной архитектуры на юге Франции. Так называемый Квадратный дом в Ниме, эта "жемчужина римского зодчества", вызывает у него множество ассоциаций и исторических воспоминаний, а этими ассоциациями для него и определяется сила воздействия искусства, так же как и художественного воздействия природы. Представления, вызываемые готикой, были преимущественно религиозного, аскетического и мистического характера и не могли доставить Стендалю никакого удовольствия. Созерцая Квадратный дом, древний амфитеатр, базилику, он думал о народе, создавшем великие культурные ценности. Этим отчасти и объясняются античные увлечения Стендаля, решительно протестовавшего против подражания древним в искусстве и в литературе.

В 1837 году, когда Стендаль писал свою книгу, заканчивалась пора революционных восстаний и наступал период министерских кризисов. Июльская монархия постепенно стабилизировалась. Эта стабилизация, через одиннадцать лет закончившаяся революцией, свидетельствовала как будто о прочности режима и о том, что его существование так или иначе оправдано потребностями страны, промышленности, широких кругов населения. Стендаль, в начале тридцатых годов отзывавшийся об Июльской монархии с раздражением и яростью и называвший Людовика-Филиппа величайшим мошенником из королей, теперь если и не примирился с действительностью, то, во всяком случае, пытался рассматривать режим как этап, необходимый для дальнейшего политического воспитания Франции, который подготовит ее для будущей демократии. Этот взгляд отразился и в "Записках туриста". В политических замечаниях этого произведения, несмотря на некоторые весьма критические оценки современного ему общества, заметна некая умиротворенность, вызванная надеждой на лучшее будущее, к которому когда-нибудь, хотя и не скоро, придет развивающаяся и богатеющая Франция.

Стендаль не увидел конца этого кратковременного и своеобразного периода французской истории: он умер через четыре года после появления в свет "Записок туриста".

Книга пользовалась некоторым успехом. Во многих журналах появились заметки о ее выходе и рецензии. Кое-какие критики высмеивали автора за его вольтерьянские и, по их мнению, устарелые взгляды. "Записки туриста",- писал один из них,- могут возбудить дьявольское желание напиться, войти в шляпе в Собор Парижской богоматери, перекреститься левой рукой и есть фрикасе из иезуитов по пятницам и постным дням^*". Легитимистская газета осторожно хвалила Стендаля за то, что он упомянул о хороших манерах аристократов; другие, более левые критики отмечали парадоксы Стендаля - эти "завтрашние истины",- его остроумие и поучительные анекдоты, которые он щедрой рукой рассыпает в своей книге.

^* (Статья Франсиса Вея в "Presse" от 10 июля 1838 года.)

"Записки туриста" были перепечатаны в Бельгии и переведены в Германии, но переиздание, дополненное не опубликованными до того записями и подготовленное к печати Роменом Коломбом, появилось только в 1854 году. В нашем издании "Записки туриста" печатаются с некоторыми сокращениями по первому изданию 1838 года. Отдельные имена, которые Стендаль по тем или иным причинам обозначил лишь инициалами, мы считали нужным привести полностью. Перевод сделан с издания Шампьона.

Б. Реизов