Историко-литературная справка

Вскоре после прибытия в Чивита-Веккью в качестве французского консула Стендаль стал тосковать по Парижу. Здесь, на месте своей новой службы, так же, впрочем, как и в Риме, куда он часто наезжал, он был окружен тишиной, которая после Парижа показалась ему тягостной. Римское общество его не удовлетворяло: не с кем было говорить, острить, обсуждать события и обмениваться мыслями, трудно было писать. Мысль невольно обращалась к недавнему прошлому, к завершившемуся периоду его пребывания в Париже. Уже в 1832 году он решает написать "историю своего последнего путешествия в Париж", или, точнее, его девятилетнего пребывания там: от июня 1821 года до 6 ноября 1830 года. Он писал свои воспоминания для потомства; в нескольких завещаниях, которые он набросал на полях рукописи, он просил своего друга, женевского живописца на фарфоре Авраама Константена, издать эти воспоминания через десять лет после его смерти.

Стендаля смущал жанр его нового сочинения. Ему казалось, что неприлично так много и настойчиво говорить о себе. А между тем это закон жанра. И, словно в оправдание, Стендаль называет свои мемуары "Воспоминания эготиста".

"Эготизм" - слово английское и означает чрезмерное внимание к самому себе. Однако в воспоминаниях Стендаля, кроме него самого, изображено множество исторических лиц, друзей, с которыми он встречался ежедневно, и случайных знакомых. Он описывает салоны, сыгравшие значительную роль в истории страны, и приключения, о которых рискованно было упоминать. Портрет генерала Лафайета соседствует с портретом Мареста; Делеклюз этот добродушный мещанин и крупный художественный критик, описан рядом с ироническим Мериме и с беспутным Эдвардсом, а мучительные томления первых двух лет жизни Стендаля в Париже перемежаются с ничуть не поучительными похождениями его в Лондоне.

"Воспоминания эготиста" были написаны за две недели, с 20 июня до 4 июля 1832 года. Мы не знаем, почему Стендаль прекратил работу над своими воспоминаниями в тот момент, когда, казалось, он был особенно ими увлечен Может быть, он хотел расширить их рамки и придать им более романический вид? Действительно, 11 ноября 1832 года он предлагал парижскому издателю Левавассеру свою "исповедь", которая должна была начаться с русского похода 1812 года и заключать в себе, как исторический роман, картину политических и военных событий вместе с любовными приключениями и переживаниями автора.

Как бы то ни было, но Стендаль не оставлял замысла создать большой автобиографический труд. В 1833 году он начал "Воспоминания Анри Б.", которые должны были повествовать историю его жизни с ранних детских лет. Но эта рукопись оборвалась в самом начале. Только через два с лишним года, 23 ноября 1835 года, Стендаль начинает "Жизнь Анри Брюлара", которую доводит до своего приезда в Италию, в 1800 году, когда ему едва исполнилось 17 лет. Последняя глава датирована 17 марта; 22 и 23 марта Стендаль вносил в рукопись кое-какие поправки, а 26 марта, получив известие о том, что ему предоставляется отпуск, прекратил работу и больше не возвращался к произведению, которое увлекало его в течение четырех скучных зимних месяцев.

По манере письма, по основному тону повествования "Жизнь Анри Брюлара" отличается от "Воспоминаний эготиста". Рассказывая о своем пребывании в Париже во время Реставрации, Стендаль был как будто менее взволнован тем, что он описывал. Все это происходило совсем недавно, люди, с которыми он встречался, свои и чужие поступки, слива и жесты были совсем еще свежи в памяти. Сам Стендаль, герой повествования, был в это время уже сложившимся человеком. В рассказе об этих событиях больше юмора и иронии, чем внутреннего волнения и умиленности.

В "Жизни Анри Брюлара" речь идет о событиях ранней юности, о становлении личности. Стендаль говорит об этих годах с раздражением и тоской. Здесь он больше судит, чем бесстрастно описывает, хотя иногда и старается воздержаться от оценок, так как ему кажется, что на таком отдалении он не может понять нравственный смысл событий.

Вместе с тем он старается как можно точнее воспроизвести то, что после стольких лет неожиданно всплывает в памяти. Иногда это просто зрительные образы, "куски фрески", большая часть которой обвалилась. Эти образы трудно объяснить, определить их дату, сопоставить с другими. Стендаль идет на поиски воспоминаний, отыскивая во мраке прошлого новые детали, понукая свое воображение и строя гипотезы для того, чтобы объяснить непонятное. Неясные черты лиц начинают проступать более явственно, пустые места заполняются новыми образами, и прошлое проступает с такой отчетливостью, что от этого зрелища Стендаль чувствует острое, захватывающее волнение

Чтобы восстановить прошлое как можно полнее, Стендаль чертит на своей рукописи планы - квартиры, улиц, площадей, экзаменационного зала,- обозначая буквами местонахождение героев сцены. Таких рисунков в рукописи множество.

Иногда Стендаль беспокоился, что произведение его окажется чересчур хаотичным. Действительно, увлекаясь процессом воспоминания, он иногда путал хронологию; давая характеристики своих поступков или переживаний раннего детства, подкреплял их примерами из более позднего времени. Эти отступления оправдывались и самой задачей книги: ведь начиная ее, он хотел прежде всего "познать самого себя", понять наконец причины, заставлявшие его действовать тем или иным образом в этом столь пестром "романе его жизни".

Но именно эта беспорядочность является достоинством книги, самой откровенной из написанных Стендалем. В кажущейся путанице сцен и образов обнаруживается непосредственный, не искаженный никакой художественной обработкой поток мыслей и воспоминаний, и это является гарантией если не исторической достоверности, то искренности. Эта "беспорядочность" еще более бросается в глаза в "Жизни Анри Брюлара", чем в "Воспоминаниях эготиста". В рассказ о детских годах врывается сценка заседания Государственного совета, любовные переживания юного Бейля прерываются негодованием по поводу творимой в Париже расправы над "апрельскими бунтовщиками", а картины жизни провинциальной семьи - характеристикой писательских приемов автора, рассуждениями о политическом состоянии страны и афоризмами житейской мудрости. Так воспоминания о детских годах превращаются в беседу наедине с собой, в патетический дневник Стендаля как мыслителя, художника и "наблюдателя сердца человеческого".

Стендаль сам говорит, что иногда он совершенно отчетливо видит сцену далекого прошлого, но смысл ее определить не может. В этом заключается источник некоторых анахронизмов "Жизни Анри Брюлара". Фактические сведения, которыми изобилует книга, топографические детали, имена, даты почти всегда бывают удивительно точны. Но, пытаясь установить психологический смысл событий, Стендаль часто смешивал эпохи и переносил в 1790-е годы те чувства и интересы, которые возникли у него лишь в первые годы XIX века. Так, например, Стендаль утверждает, что почувствовал ненависть к отцу чуть ли не в младенческом возрасте и что эта ненависть возросла особенно после смерти матери. Однако письма его к сестре, так же, как и дневники 1800-1803 годов, свидетельствуют о том, что эта ненависть появилась только с 1803 года, когда отец перестал посылать ему деньги на содержание и тем поверг его в большие материальные трудности. Стендаль утверждает, что его "романтизм", то есть нежная любовь к Шекспиру и отвращение к Расину и к стихотворной трагедии вообще, восходит еще к 1790-м годам, между тем как очевидно, что первое чтение Шекспира относится только к периоду "настоящего воспитания на улице Анживилье", то есть к периоду от возвращения из Италии до поездки в Марсель. Даже и в эти годы, несмотря на знакомство с Шекспиром, Стендаль был убежденным классиком, почитавшим великих национальных драматургов и рассматривавшим стихотворную трагедию как высший идеал искусства.

Что касается его политических взглядов, то возможно, что Стендаль очень хотел поступить в "отряд Гардона", в котором мальчики демократических слоев Гренобля готовились к военной деятельности. Но едва ли молодой республиканец семнадцати лет мог бы радоваться тому, что "молодой генерал Бонапарт стал королем Франции", или совершать покушение на Древо Братства. Республиканские взгляды Стендаля приобретают сколько-нибудь отчетливые формы только в 1803 году, к моменту коронования Наполеона, после чтения Монтескье и Альфьери. Вот почему "моральный" колорит набросанной в "Жизни Анри Брюлара" картины следует проверять по письмам и дневникам Стендаля.

Опасаясь нескромных, которым могла бы попасться на глаза его рукопись, Стендаль в мемуарах называл своих друзей и знакомых вымышленными именами или обозначал их инициалами: Пьера Дарю он обозначал буквой Z, г-жу Дарю - г-жой Пальфи или Пти, Альберту де Рюбампре - г-жой Азюр, так как она жила на Голубой улице (Rue Bleue), г-жу Кюриаль- Манти (сокращенное от ее имени Клемантин), барона де Мареета- Безансоном, так как он служил в Безансоне, и Люссенжем, графиню Чини - графиней Сандр (Чини - по-итальянски пепел, в переводе на французский - сандр), графиню д'Аргу - графиней д'Авель, Делеклюза - Делетаном и т. д. Эти псевдонимы и инициалы весьма затрудняют чтение воспоминаний Стендаля. В настоящем переводе все псевдонимы и инициалы заменены подлинными именами - в тех случаях, когда идентификация не вызывала никаких сомнений.

Среди множества примечаний, которыми Стендаль испещрил свою рукопись, некоторые оказались неразборчивыми или непонятными. Эти очень немногочисленные примечания при переводе пришлось выпустить.

Несмотря на усилия французских текстологов (Анри Дебре и Анри Мартино), в мемуарных сочинениях Стендаля, а особенно в "Жизни Анри Брюлара", остались неправильно прочитанные слова и собственные имена. В таких случаях приходилось исправлять текст и заменять искаженные слова и имена правильными - опять-таки если наше чтение не оставляло никаких сомнений.

При переводе было использовано издание Шампиона ("Жизнь Анри Брюлара") и "Le Divan" ("Жизнь Анри Брюлара" и "Воспоминания эготиста").