1

В 1801 г., в период затишья, последовавшего за Маренго, трудно было предвидеть, что еще добрый десяток лет французские войска будут ходить по Европе и перекраивать ее республики, герцогства и королевства по воле обстоятельств и непостижимых исторических сил. Корнету 6-го драгунского полка, кочевавшему со своей частью из одного итальянского городка в другой, надоела скучная гарнизонная жизнь без славы и успехов, военная карьера казалась миражем, а военная дисциплина - издевательством. Вернувшись к своей старой мечте, он решил учиться писательскому ремеслу. С этой мыслью он стал хлопотать об отставке, покинул полк, расстался со своим черно-белым мундиром и в апреле 1802 г. прибыл в Париж.

Что представлял собою этот юноша, недавно вырвавшийся из-под родительской опеки, выученик Центральной школы, офицер по протекции и драматург по призванию?

Биографы Стендаля широко пользуются его мемуарами, повествующими о первых 17 годах его жизни. Однако "Жизнь Анри Брюлара", при всей своей искренности и даже фактической точности, изображает события в ложном свете. Стендаль интерпретирует факты своей биографии с позиций, принятых им в более позднее время. Он смешивает хронологические периоды, и ему кажется, что и в детстве он был таким же, как сейчас, так же ненавидел мещанство и религию, так же любил республику и Шекспира. Невольно понятие исторического развития личности он подменяет понятием биологической прирожденности.

Стендаль утверждает, что с самых ранних лет он ненавидел своего отца-тирана. Детскими впечатлениями он объясняет и свою ненависть ко всяким тиранам вообще, к королю и священникам. Ведь воспитатели мучили его во имя религии и заставляли подчиняться авторитету старших на том же основании, на каком была утверждена власть короля. Его позднейшие биографы, принявшие на веру "Жизнь Анри Брюлара", пошли дальше него и все его политические и философские воззрения, его литературные вкусы и самую его личность объясняли этим роковым расколом, о котором он с такой страстью рассказывал в своих воспоминаниях^*.

^* (Ср.: Paul Arbelet. La Jeunesse de Stendhal, tt. I-II, 1924. Этот труд представляет собою исторический (очень точный) и психологический (не всегда убедительный) комментарий к автобиографии Стендаля. Несмотря на тщательность и остроумие анализа, автор явно преувеличивает биографическое значение "Жизни Анри Брюлара". По существу ту же ошибку допускают критики, так или иначе касающиеся биографии Стендаля.)

В действительности все было иначе. Никаких "роковых" разногласий в семье и никакой ненависти Стендаля к отцу в этот период не существовало. Он тепло отзывался об отце еще через год после отъезда из Гренобля. "Подумай, каким лишениям он подвергает себя ради нас", - пишет он сестре, увещевая ее примерно учиться^*. Он интересуется делами семьи и жизнью в Гренобле^**. В начале 1803 г., погостив в Гренобле четыре месяца, он расхваливает своего "доброго" отца, пославшего ему сукна на костюм, почитает себя счастливым, получив от него письмо,^*** и гордится этим "практическим философом", нашедшим свое счастье, несмотря на все препятствия^****. Он был бы рад, если бы его комедия "Влюбленный философ" сделала его знаменитым: его "добрые родители" так были бы счастливы^*****!

^* (28 сентября 1800 г.: Correspondance, t. I, р. 23.)

^** (7 декабря 1800 г.: Correspondance, t. I, р. 25.)

^*** (3 февраля 1803 г.: Pensees, t. I, рр. 68-69.)

^**** (29 января 1803 г.: Correspondance, t. I, р. 93.)

^***** (Начало января 1803 г.: Correspondance, t. I, р. 69.)

Только в 1804 г. наступает некоторое разочарование. Прожив почти год в Гренобле в лоне семьи (июнь 1803-март 1804), он несколько охладел и к отцу, и ко всей родне: "Я нашел свою семью не такой, какой я представлял себе ее в Париже... Они любят меня, но совсем не той божественной любовью, какую я себе воображал"^*. Его родные только и знают что ворчать и жаловаться. "Не такую семью нужно было бы себе пожелать", - записывает он мнение Полины, к которому присоединяется^**. Но и в это время он находит у отца таланты^***. Он готов был бы в случае опасности защищать его больше, чем самого себя, ведь это свойственно всем людям!^**** Еще в ноябре он собирается писать комедию о жизни своей семьи в поместье Кле, поблизости от Гренооля, и изобразить отца, несмотря на его комическую страсть к земледелию, в мягких и положительных тонах^*****.

^* (Март 1804 г.: Pensees, t. I, р. 186.)

^** (Февраль или март 1804 г.: Pensees, t. I, р. 193.)

^*** (6 июля 1804 г.: Correspondance, t. I, р. 220.)

^**** (29 июля 1804 г.: Pensees, t. II, р. 344.)

^***** (21 ноября 1804 г.: Pensees, t. II, р. 362.)

Но теперь им овладевают сомнения: нс получая от отца Достаточных средств, чтобы обеспеченно жить в Париже, он угадывает в нем Тартюфа. "Если это так, то сколько времени понадобилось мне для того, чтобы прийти к истине!"^*. Только с 1805 г. в его дневниках встречаются записи, свидетельствующие о раздражении и даже о прямой ненависти к отцу, которая с такой резкостью проявится в "Жизни Анри Брюлара"^**.

^* (25 ноября 1804 г.: Journal, t. I, р. 253.)

^** (Ср., в частности, запись от 18 января 1805 г: Journal, t. 1, рр. 327-330.)

В автобиографии подробно рассказывается о том, как, раздраженный "тиранией" родных, юный Анри Бейль возлюбил свободу и противопоставлял свои республиканские взгляды монархическим взглядам семьи. Еще острее этот антагонизм подчеркнут в автобиографической заметке 1833 г^*. Стендаль говорит о том, как он радовался казни короля, повергшей в ужас его семью, и победам революционных армий. Однако его "яростный республиканизм" опровергается приводимыми в той же автобиографии фактами. Таково, например, покушение на "Древо братства". Раздраженные надписью на этом древе, возглашавшей "Смерть королям! Конституция III года!", Стендаль и его приятели составили "заговор" и ночью выстрелили в надпись из пистолета, считая, что их долг - вредить тому, что вызывает их ненависть^**. Конечно, не ненависть к термидорианцам побудила их на этот поступок, так как в это же время в своих учебных тетрадях Стендаль писал: "Да здравствуют шуаны!"^***. И, конечно, не из любви к республике мечтал он о том, чтобы генерал Бонапарт, одерживавший свои первые победы в Италии, стал королем Франции. Ведь сам Стендаль объясняет эти мечтания "блистательными представлениями о королях и королевской власти", которые внушили ему родные^****.

^* (Цит. слова: Journal, t. I, рр. 147-148.)

^** (Vie de Henri Brulard, p. 302.)

^*** (P. Arbe let. La Jeunesse de Stendhal, t. I, p. 252.)

^**** (Vie de Henri Brulard, p. 322.)

Через два года, узнав о перевороте 18 брюмера, Стендаль обрадовался: Бонапарт стал наконец королем, а короля он представлял себе в виде Филиппа-Августа, Людовика XIV или Людовика XV в изображении Дюкло^*. Как видим, ни республиканских взглядов, ни ненависти к династии здесь обнаружить нельзя.

^* (Ibid., p. 327.)

Еще через год, в декабре 1800 г., без малейших признаков республиканских страстей и следуя распространенной в XVIII в. легенде, он восхищается Генрихом IV, "этим столь добрым королем"^*.

^* (Конец декабря 1800 г.: Correspondance, t. I, p. 35. Об образе Генриха IV на французской сцене в эпоху Просвещения см.: D. С. Brennes. Henry IV on the French stage in the eighteenth Century. "Publications of Modern Language Association", june 1931.)

Нельзя возводить к детским годам и философские взгляды Стендаля. Конечно, на школьной скамье он слышал несколько громких имен - Бэкона, Локка и главным образом Кондильяка, так как сочинения этого философа, написанные для его воспитанника дофина, использовались в преподавании еще до 1789 г. Аббат Гаттель, читавший в Центральной школе общую грамматику, был, конечно, последователем Кондильяка, но предметом Гаттеля Стендаль в школе не занимался и философских знаний у него не приобрел^*. Другой преподаватель, Дюпюи, постоянно советовал своим ученикам читать "Логику" Кондильяка,^** но в то время Стендаль не интересовался столь скучными вещами. Наконец, Дюбуа-Фонтанель, заслуженный литератор и "знаменитость" гренобльской Центральной школы, на своих лекциях по литературе говорил кое-что и о Кондильяке, рекомендовал анализ как необходимое для всякого литератора "искусство мыслить" и советовал излагать идеи в том же порядке, в каком они, согласно сенсуализму, возникают в человеческом сознании^***. Однако эти упоминания и советы не оставили в памяти Стендаля ничего, кроме неясных сенсуалистических предпосылок. Занявшись своим образованием, он должен был изучать все сначала, и всякая прочитанная им философская книга была для него новостью и откровением.

^* (Ср. не очень лестный отзыв о Гаттело и его грамматике в письме к сестре Полине от июля 1802 г.: Correspondence, t. I, р. 68.)

^** (Vie de Henri Brulard, pp. 202, 208.)

^*** (Записи этого курса, сделанные Стендалем зимой 1797-1798 гг., анализированы в кн.: P. Arbelet. La Jeunesse de Stendhal, t. I, pp. 265-266.)

Столь же неточны воспоминания Стендаля о его литературных вкусах. В автобиографии он рассказывает о своем увлечении Шекспиром, которого будто бы читал в переводе Летурнера непрерывно с 1796 по 1799 г. и наконец прочел целиком. Он говорит также, что Расина он презирал как царедворца и лицемера, а у Вольтера обнаруживал ребячества^*. Но чем объяснить, что, руководя литературным образованием сестры, он пи разу не назвал ей Шекспира и почему еще в 1802 г. среди имен неизвестных ему писателей, встретившихся в книге Дальбона, он записывает имя Шекспира с пометкой "Трагический поэт", словно в первый раз слышит это имя?^** Чем объяснить, что по приезде в Париж он с жаром советует сестре читать трагедии Расина и Вольтера, которые сам с увлечением декламировал еще в 1803 г.?^***

^* (Vie de Henri Brnlard, pp. 237-238, 26, 277-278, 367, 369-370 et sqq.)

^** (21 июня 1801 г.: Journal, t. I, p. 22.)

^*** (9 марта 1800 г.: Correspondance, t. I, p. 6.)

Стендаль сообщает, что в 1797 г. лекции классика Дюбуа-Фонтанеля казались ему "поверхностной и ложной ученостью". Но в это время он подробно записывал каждое произнесенное им слово, а в 1800 г. просил сестру прислать ему эти старые записи^*.

^* (Апрель-май 1800 г.: Correspondance, t. I, pp. 8, 12.)

Все эти заманчивые образы, найденные Стендалем на полуобвалившейся фреске своей памяти и воспроизведенные в "Жизни Анри Брюлара", рассыпаются в прах при столкновении с подлинными документами. "Жизнь Анри Брюлара", превосходно характеризующая Стендаля 1836 г., ничего не может сообщить о его взглядах и вкусах при вступлении в сознательную жизнь. Да и сам он приходит почти к тому же заключению: "Мой идеал совершенства менялся каждые полгода, и я не в состоянии определить, каков он был в 1795 или 1796 году"^*.

^* (Vie cle Henri Brulard, p. 275.)

Итак, в 1800 г., когда он тосковал в чужом и непонятном Париже, и даже еще в 1802 г., по возвращении из Италии, Стендаль придерживался политических и литературных взглядов, усвоенных в семье. Он явно склоняется к монархии и, как многие роялисты этого времени, видит в Первом консуле "короля", призванного установить "порядок". Философских взглядов у него нет никаких, лишь едва выраженная тенденция к обычному для XVIII в. сенсуализму. В литературных вкусах - ничего еретического, а в традиционном уважении к корифеям французской сцены трудно обнаружить глубокое личное переживание. И вместе с тем подлинное, хотя и характерное для эпохи увлечение Руссо, автором "Новой Элоизы", имевшим большое значение для всего дальнейшего развития Стендаля.

Молодому провинциалу и отставному корнету, вернувшемуся из итальянской ссылки, предстояло много работы. Приходилось пополнять образование, знакомиться с текущей литературой, изучать философию и театр, современность и зрителя. Стендаль посещает библиотеки, покупает книги и на всю жизнь усваивает привычку ежедневного систематического чтения. Он встречается со старыми друзьями, приобретает новых. Он посещает салоны, изучает людей и составляет подробные их характеристики. Он ведет дневники, куда записывает свои встречи, поступки и наблюдения, и целые тетради заполняет философскими и эстетическими рассуждениями, критическими заметками и выписками из прочитанных книг. Эти записи составляют тысячи страниц, по которым изо дня в день можно проследить рождение мировоззрения и личности Стендаля в эти наполненные трудом и мыслью годы учения - 1802-1805.

Едва ли кто-нибудь из мыслящей молодежи начала века мог остаться равнодушным к политике. Конечно, самый острый период революции давно прошел. Жизнь французов стала более частной, интересы накопления и житейского благополучия как будто оттеснили на второй план интересы общественного устройства. Пресловутая "жажда наслаждений" после термидора и особенно во время Директории охватывала все более широкие круги. Тем но менее быстрое превращение страны из республики в монархию вызывало смятение умов и протесты. Реальной опасности для Первого консула это не представляло, но полиция внимательно следила за настроениями молодежи.

Стендаль был захвачен всеобщим политическим волнением, хотя больше интересовался теоретическими проблемами политики, чем мелкими событиями ежедневной общественной жизни.

Философия эпохи имела острополитический характер. Чем бы она ни занималась - анализом ощущений или природой симпатии, религией или физиологией, - все это было теснейшим образом связано с идеологией революции и устройством общества. И потому с первых же дней своей жизни в Париже Стендаль обращается к философии не столько для того, чтобы "познать человека", сколько для того, чтобы определить свое положение в мире. Философские теории, с которыми он кое-как познакомился еще в Центральной школе, теперь приобрели особый смысл и стали основным предметом его изучения. Вместе с тем философия стала для него необходимым средством художественного творчества.

Когда овладела им мечта "писать комедии, как Мольер, и жить с актрисой", сказать трудно^*. Может быть, и эта мечта была придумана Стендалем в то время, когда, накануне своего пятидесятилетия, он пытался осмыслить прожитые периоды. Но упорные попытки художественного творчества и желание стать "самым знаменитым из когда-либо существовавших поэтов" датируются его вторым пребыванием в Париже.

^* (Стендаль говорит, что мечтал об этом во время своей службы в 6-м драгунском полку, т. е. в 1800-1802 гг См.: Vie de Henri Brulard, p. 12.)

На первых порах ни комедия, ни даже трагедия не были высшей целью его стремлений. Его больше привлекала всеобъемлющая эпопея. Однако интерес к театру был все же очень велик. Чтобы написать трагедию или комедию, нужно было знать человека вообще и современного зрителя в частности, а также "самого себя". К своему художественному творчеству Стендаль хотел подойти вооруженный философскими науками.

Для того чтобы знать сцену, нужно было знать ремесло актера. Кроме того, привлекали кулисы, всегда волнующие воображение человека, который не имеет к ним отношения. Стендаль стал изучать декламацию сперва у Ларива, потом у Дюгазона.

Ларив был актером "старого режима", не принявшим революционных порядков. Еще во времена Консульства он не мог примириться ни с новым режимом, ни с новыми идеями, и Стендаль перешел к Дюгазону, актеру "республиканскому", где с увлечением и страстью декламировал роли из знаменитых комедий и трагедий^*. Здесь-то он и встретил молодую трагическую актрису Мелани Гильбер, по сцене Луазон. Дневники Стендаля сохранили историю этой страсти, закончившейся уже в Марселе в начале 1806 г.

^* (См.: Р. Arbelet. Stendhal au pays des comediennes, 1934.)

Эти четыре года Стендаль работал над многими произведениями, не закончив ни одного. Бесчисленные замыслы и наброски являются только вехами на пути его развития, вместе с тем свидетельствуя об идеологическом и художественном движении эпохи.