Заключение

За время Империи и Реставрации Стендаль прошел несколько этапов своего политического, философского и художественного развития. Необычайные события общеевропейского значения, много раз переворачивавшие политический строй и судьбы государств, а также систему мысли и отношение к жизни, требовали напряженного внимания. Нужно было познавать и осваивать новую, неожиданную, труднопостижимую действительность.

Жадный ум поглощал массу идей, шедших со всех концов Европы, которую Стендаль изучал в сотнях прочитанных книг, как и на личном опыте. Это определило и широту его информации, и страстный интерес, с которым он относился ко всякой идее и впечатлению, зафиксированным в дневниках, на полях книг, в статьях и художественных произведениях.

В последние годы Империи и в течение всей Реставрации он испытывал мучительный интерес к политическим вопросам, которые сводились к одному: как обеспечить наибольшее счастье наибольшего числа людей? Заботы о собственном благополучии трудно было отделить от забот о благополучии страны и человечества. В грустные минуты, страдая от неудач государств, безумств правителей и претензий господствующих классов, увлекавших страну к очередной катастрофе, Стендаль пытался изолировать себя от всего окружающего и заключиться "в мире сердца, чуждом суеты", но тщетно.

Он искал разрешения современных загадок в истории, которая представлялась ему сперва как хитросплетение гнусных интриг и борьба личных интересов, затем как иллюстрация презренных монархических нравов и, наконец, как совершенствование разума и неизбежное развитие, обусловленное совершенствованием конституции. Закономерности исторического процесса он стал понимать как медленное, с постоянным возвращением вспять, осуществление общественной справедливости, распространяющейся на все более широкие слои народа, утверждающейся не столько силой одного какого-нибудь великого человека, сколько силой общественного мнения, воскресшего в его сознании, как и в сознании Франции, в последние годы Империи. Революция мыслилась ему не как мгновенный, более или менее случайный акт небольшой группы филантропов, а как длительный, неуклонный боевой труд широких народных масс, завоевывающих свои права вместе с политическим и философским просвещением. У Французской революции он заимствовал не только идею социальной справедливости, но и понятие классовой борьбы. Несмотря ни на что, на туманном горизонте будущего всегда светило ему тождество: "счастье = свобода".

Постоянно занимаясь проблемами политики и постоянно желая от нее избавиться, Стендаль не мог без нее обойтись ни в философии, ни в искусстве. Он вступал в литературную полемику, имея в виду конечное благо человечества. Отказ от классицизма и утверждение романтизма было для него движением от феодальной монархии к народной демократии. Романтическая литература будет доставлять удовольствие современным французам, но причина этого удовольствия - утверждение прогрессивной демократической и "свободной" идеологии и, следовательно, нового государственного строя и общественной структуры.

Так уничтожалось противоречие между художественным наслаждением и политическими заботами, так как и то и другое имеет одну и ту же причину и невозможно ©не этого единства. Литература оказывается актом общественной борьбы - иначе она не может быть мыслима.

Совершенство художественного произведения определяется ассоциациями, которые оно вызывает у воспринимающего. Значит, совершенство - понятие относительное и может быть определено только как соответствие нравственным потребностям данного общества или отдельных его членов. Так отпадает понятие формы как красоты, противопоставленной содержанию или отличной от него. Когда Стендаль хотел определить романтическую драму по формальному признаку, он имел в виду только содержание, которое требовало краткости, действия, свободы лексики, так же как свободы мысли. Содержание целиком включало в себя форму.

Определение прекрасного у Стендаля выросло из идеи ассоциаций. Красота не счастье, а только обещание. В понимании Стендаля красота - это творчество воспринимающего, открывающего в форме то, чего, строго говоря, в ней нет. Особенно отчетливо это проявляется в музыке, в искусстве наименее материальном, и потому, по мнению Стендаля, наиболее свободном.

Слово "обещание" не совсем точно определяет то, что имел в виду Стендаль. Если музыкальная ария вызывает меланхолию, то "обещание" здесь ни при чем. Лучше было бы сказать "воспоминание". Другая формулировка Стендаля, может быть, точнее: музыка, как и другие искусства, заставляет думать о том, чем занята мысль слушателя. Здесь творческая роль воспринимающего получает более четкое определение. Музыка по самой своей природе оказалась для Стендаля самым полным и самым совершенным осуществлением трудно определимого понятия Искусства.

Красота особенно ярко проявляется в идеале прекрасного. Такого идеала в природе не бывает, он создается художником согласно потребностям данного общества. Идеальная красота - вымысел, построенный по всем правилам логики, т. е. на достаточном основании. Это мечта и вместе с тем истина. Истинность ее не в точном воспроизведении данного, а в изображении того, к чему стремится и движется эпоха, в чем заключается необходимость. Это истина идейная, а не материальная, это реальность исторической динамики, и потому она более истинна и действенна, чем мертвая статика существующего. Изображая действительность во всех ее аспектах, она отрицает отжившее и создает рождающееся будущее.

Эта динамическая истина временна именно потому, что динамична. Она существует, пока действует создавшая ее и в ней отраженная историческая необходимость. Но она не умирает окончательно, в другие эпохи она существует как случайная, т. е. годная или истинная только для частного случая, а потому менее действенная и менее необходимая. Идеал - это идеология, созданная обществом и его создающая, иначе говоря, борьба за то, что приносит пользу, с тем, что приносит вред. Идеал может быть угрозой и обещанием одновременно. При любых условиях это общественная акция.

Искусство - это удовольствие. Иначе кому бы пришло в голову украшать свои дворцы картинами, ходить в музеи и слушать оперу? Такова обычная точка зрения, которую Стендаль как утилитарист положил в основу своих рассуждений. Но удовольствие - это тоже проблема. "Счастье слез", алтари меланхолии, Ниобея, Лаокоон, самый жанр трагедии - все это как будто прямо противоречит элементарному сенсуализму, удовольствию чувств, и потому Стендаль на каждом шагу должен был говорить нечто прямо противоположное.

Сравнивая политическую тему в художественном произведении с выстрелом во время концерта, он, очевидно, понимал искусство как ничем не нарушаемое блаженство. Но "выстрел" был необходимой частью концерта, потому что искусство немыслимо без острых проблем, да и самый концерт был "выстрелом", потому что такова жизнь. Искусство - это постановка и решение вопроса, и даже отказ от решения - это тоже решение.

Для Стендаля познание осуществляется ощущением и мыслью, и удовольствие, доставляемое ощущением, исчезает, как только разум покажет, что это удовольствие ведет за собою страдание. Поэтому всякое художественное творчество есть акт познания, и чем глубже это познание, тем больше оно приносит счастья. Каждое художественное произведение есть открытие еще непознанного и непрочувствованного, что в конечном счете одно и то же, так как чувство - тоже познание. Это новая конструкция действительности, а значит, борьба и "выстрел". Она волнует, иногда лишает покоя и влечет к действию, если в ней воплощена истина, т. е. историческая необходимость.

Как постижение новизны особое значение для Стендаля имела музыка, по его мнению, самое непроизвольное, менее других регламентированное, идущее прямо от души искусство. Потому-то она раскрывает тайны подсознания, объясняет смысл страстей, волнующих человека, и самую его сущность. Слушая музыку, герои Стендаля понимают самих себя.

Философию Стендаля, его эстетику, психологию, политические и любые другие взгляды современники, да и более поздние исследователи понимали как нечто ни с чем не сообразное, как жонглирование мыслью, вызванное желанием произвести впечатление, своего рода умственное кокетство. Однако основным и особенно ярким свойством Стендаля была жажда последовательности, нелюбовь к парадоксам и к умственной импровизации. Замечательная осведомленность в вопросах, которые он . обсуждал, внимание к традициям, боязнь необоснованного новаторства для него так же характерны, как самостоятельность суждений, независимость ума и оригинальность взглядов. "Ум XVIII в., заблудившийся в героической эпохе Наполеона",- определил его когда-то Казимир Стрыенский.^* Правильнее было бы сказать, что он настойчиво и уверенно пролагал путь новому веку. Он решал те же проблемы, над которыми бились все его современники, в контакте или в противоречии с ними, как каждый сколько-нибудь оригинальный мыслитель.

^* (Casimir Stryienski. Soirees du Stendhal Club. Paris, 1904, p.)

Мировоззрение для Стендаля - это метод познания действительности или истины, т. е. добра и зла. Мировоззрение динамично, как и действительность, потому что оно совершенствуется в процессе познавания, эволюционирует или меняется вместе с данными опыта. Иной раз поведение Стендаля можно было бы объяснить обстоятельствами, политической обстановкой, житейскими нуждами момента. "Primo panem, deinde philosophari" (справа хлеб, потом философия),- говорил он с грустью, повторяя латинскую пословицу, найденную им у Вольтера. Но это не было оправданием политического приспособленчества, как то случалось с некоторыми экзистенциалистами, это не было отказом от прежних убеждений. Мысль Стендаля развивалась независимо от личной выгоды, она трансформировалась, решая новые задачи, поставленные перед нею новой действительностью. Рассматривать этапы этого развития как мирно сосуществующие противоречия - значит понимать движение как статику и отказываться от изучения мысли Стендаля и проблем, его беспокоивших. Правильно ли он разрешал эти проблемы?

От Стендаля нас отделяют полтораста лет исключительно интенсивного научного и общественного развития. Спорить с ним по частным вопросам политики или эстетики было бы нецелесообразно. Важнее объяснить процесс его мысли, причины ее развития и ее историческую ценность. Полезно было бы обнаружить в его поисках и находках что-то совсем еще свежее, что могло бы помочь нам в наших собственных трудах. Среди его открытий, может быть, есть и такие, которые не потеряли своей ценности и в наше время, так же как до сих пор, хотя и в других условиях, живет его художественное творчество. Но это уже проблема культурного наследия, многообразно исследованная самим Стендалем.

Его романы и повести,- самое ценное, что он нам оставил,- продолжают его теоретические труды, решая те же проблемы, только в другом аспекте, с большей глубиной и ясностью, потому что здесь он был более свободен,- не только от давления властей и традиций, но и от массы дробного, бесконечно разнообразного материала, подлежавшего историческому анализу и логическому обобщению. Поэтому его художественное творчество, пе требовавшее библиотек, справок и педантической точности, более убедительно и правдиво, так как оно опиралось на более широкий материал наблюдений и опыта, легче укладывавшийся в вымысел, чем в наукообразные формулировки не точно познанных, не до конца осмысленных исторических явлений. Но его теоретические труды и размышления на политические, исторические и эстетические темы помогают с большей полнотой и уверенностью понимать его романы и чувствовать за вымыслом нравственные истины, которые и до сих пор кажутся нам "вечными".