Литературная кружковщина

(Набросок под названием "Литературная кружковщина" был найден Р. Коломбом в рукописях Стендаля и напечатан в переписке его с датой: "Лондон, 14 декабря 1824 года". Однако в это время Стендаль был в Париже и 11 декабря слушал г-жу Паста в "Отелло" Россини.)

Вопрос о литературной групповщине приобрел особенную остроту в конце 20-х годов, но уже в феврале 1824 года Латуш, в то время встречавшийся со Стендалем, печатает в "Mercure du XIX siecle" статью, в которой выступает против литературного кумоветва, а именно против так называемого "первого кружка" романтизма. Та же тема "литературного кумовства" мелькает и в "Риме, Неаполе и Флоренции". Сообщение о группе "Quarterly Review" является лишь средством борьбы с литературным кумовством во Франции и имеет в виду реакционно-романтический кружок, органом которого явилась "Французская муза".

(Предназначается для какого-нибудь несчастного журнала, умирающего от истощения за недостатком мыслей)

Лондон, 14 декабря 1824 г.

Милостивый государь,

Во все времена существовала литературная кружковщина. Думаю, что в эпоху Вольтера и Даламбера, его премьер-министра, было не очень осторожно печатать что-либо в Париже, не покадив немного фернейскому патриарху. Вы помните не совсем вежливые наименования, данные Вольтером г-ну Ларше^*, переводчику Геродота? В наши дни нужно придерживаться "Constitutionnel" или хотя бы общества "Благонамеренной литературы". Так как я имею предосудительную смелость придерживаться только своих убеждений, я очень боюсь, что не найду ни одного журнала, который пожелал бы напечатать нижеследующее.

^* (Ларше (1726-1802) - французский ученый-эллинист, переводчик греческих поэтов. Он приобрел известность своим спором с Вольтером, выступив против его "Философии истории". Вольтер ответил памфлетом "Защита моего дядюшки" (1767), написанным от имени "племянника покойного аббата Базена", в котором допустил насмешки и личные оскорбления по адресу Ларше. Ларше пытался возразить Вольтеру в своем "Ответе", но вскоре прекратил полемику.)

Я хотел бы привести вам один пример английской литературной кружковщины. В этой стране, где всему придают серьезное значение, группа интриганов, никому во Франции, кажется, неизвестная, но наводящая на всех страх в Лондоне и Эдинбурге, втаптывает в грязь всех писателей, упорно не желающих стать под ее знамя.

В Лондоне все говорят, что г-да Крокер^*, Гиффорд^**, главный редактор "Quarterly Review", Соути^***, поэт-лауреат, а до своего обращения поэт-якобинец, объединились и в продолжение семи или восьми лет в ущерб всем англичанам, которые скуки ради иногда читают, осуществляют знаменитый принцип:

^* (Крокер (1780-1857) - общественный деятель и публицист, ярый тори.)

^** (Гиффорд (1756-1826) - поэт и главным образом критик, основатель торийского органа "Quarterly Review". Его критические статьи, как и статьи Крокера, всегда полны желчи. Критик замечает в рецензируемых произведениях только недостатки. Современники упрекали Гиффорда в том, что он с несправедливой жестокостью отзывался о Китсе, ничего не поняв в этом молодом таланте.)

^*** (Соути, как известно, в первый период своего творчества был ярым сторонником Французской революции, "якобинцем", как его называли. Его "обращение" связано с участием в "Quarterly Review".)

Весь мир - одни глупцы; умен лишь я с друзьями.

Умных людей, не состоящих друзьями г-д Крокера, Гиффорда, Соути, Вальтера Скотта и т. д., объявляют глупцами, педантами, грубиянами, людьми непристойными и иногда даже опасными, которых не мешало бы взять под надзор. Если вы захотите, милостивый государь; дать себе труд раскрыть "Quarterly Review", который является главным орудием, главным тараном этой группы, вы найдете там доказательства вышеизложенного.

Наивный ответ

(Наивный ответ философу, который мне пишет: "Искусства во Франции погибли; можно отслужить по ним заупокойную мессу; наш век будет понимать шедевры, но не создавать их. Бывают эпохи художников; бывают и другие эпохи, которые производят лишь людей умных, чрезвычайно умных, если угодно".)

Милостивый государь,

Чтобы быть художником после Лагарпа, нужно иметь железное мужество. Нужно думать о критиках меньше, чем молодой драгунский офицер, несущийся со своим эскадроном в атаку, думает о госпитале и ранах. Полное отсутствие такого мужества препятствует всем нашим бедным поэтам выйти за пределы посредственности. Надо писать, чтобы доставлять удовольствие самому себе, писать, как я пишу вам это письмо: мне пришла в голову мысль о нем, и я взял листок бумаги. Из-за недостатка мужества у нас нет теперь художников. Станете ли вы отрицать, что Канова и Россини - великие художники? Никто больше их не презирал критиков. Около 1785 года в Риме не было, может быть, ни одного любителя, который не находил бы работы Кановы смешными.

При первой встрече вы скажете мне, с какого времени начался век, неспособный производить художников. Разве Монти, Байрон, а особенно Вальтер Скотт, не великие поэты? Я почти готов побиться об заклад, что живописец Прюдон и поэт Беранже будут известны потомству.

Гениальный человек (предполагаю, что ему сейчас семнадцать лет) мог бы явить нам сочетание высоких мыслей и глубоких чувств, которое делает человека гением, скорее в форме патриотических речей, как генерал Фуа, чем в ферме философских трактатов, как Руссо, Паскаль и Монтескье. Я даже думаю, что Мольер, родившись в наше время, предпочел бы быть депутатом, а не комическим поэтом. Каждый век имеет гениев; иногда они уходят не расцветя, как те, которые родились в IX-X веках. Каждая эпоха избирает отрасль человеческих знаний, на которой она сосредоточивает все свое внимание: только в этой отрасли и кипит жизнь. Во времена Петрарки надо было разыскивать и публиковать древние рукописи. В наши дни, увы, политика обкрадывает литературу, которой занимаются за неимением лучшего.

Имею честь и т. д.