[Литературные партии в 1825 году]

(Статья напечатана в "London Magazine" за январь 1825 года, под названием - "Письма из Парижа внука Гримма". Так английский журнал перевел подпись Стендаля Р. N. D. G. -(Petit-neveu de Grimm).)

Париж. 18 декабря 1824 г.

Да, друг мой, каждый месяц я буду давать вам отчет о состоянии французской литературы. Я буду только вскользь упоминать о посредственных книгах, появившихся за месяц, и более подробно останавливаться на тех, которые должен приобрести любитель французской литературы в Англии. Французы, читающие в оригинале произведения Байрона, Вальтера Скотта, Годвина^* и т. д., давно желают, чтобы какой-нибудь англичанин каждый месяц указывал им книги, которые им следует приобрести. Вы с трудом поверите, что только благодаря жалкому роману "Вампир"^** в Париже стало известно имя лорда Байрона, того лорда Байрона, произведения которого можно найти в книжном шкафу каждой женщины. Только случайно в 1815 году мы узнали о существовании "Edinburgh Review", над которым вскоре после этого мы так смеялись из-за его статей о Шенье.

^* (Годвин (1756-1836) - английский экономист и романист, автор знаменитого романа "Приключения Калеба Вильямса" (1794), неоднократно переводившегося на французский язык, и других, менее известных, но также переведенных: "Сент-Леон", "Флитвуд".)

^** (Роман "Вампир" появился под именем лорда Байрона на английском языке в Париже в 1819 году, в том же году был переведен на французский язык, а в следующем году переиздан также под именем Байрона. Автором его был Полидори, врач Байрона.)

В статье "Эдинбургского обозрения", которую здесь имеет в виду Стендаль, нашла отражение усердно распространявшаяся реакционными кругами клевета, согласно которой М.-Ж. Шенье способствовал осуждению своего брата Андре; эта клевета отравила последние годы жизни М.-Ж. Шенье.

Я сам испытываю чрезвычайное смущение, когда речь заходит о чем-либо, касающемся английской литературы; поэтому я постараюсь предохранить от заблуждений всех тех, кто в Англии любит французскую литературу. Я постараюсь быть как можно более беспристрастным в своих суждениях; резкими они будут только по форме, так как я хочу заключить как можно больше мыслей в возможно меньшем количестве слов.

Я надеюсь быть беспристрастным по следующим причинам: 1) я сам не писатель и никогда ничего не печатал, поэтому у меня нет соперников среди великих или малых писателей, желающих привлечь к себе внимание публики; 2) я нахожу столько же смешных, сколько и похвальных сторон в обеих партиях, на которые разделяется наша литература: в партии Жуи, Этьена и К⁰ и в партии учеников г-на Кузена, защищающих спиритуализм и умеренное кантианство. Последние недавно основали журнал под названием "Globe", довольно разумный и невероятно скучный.

Эти две литературные партии чрезвычайно похожи на "кавалеров" и "круглоголовых" времен вашего Карла I. Литераторы-интриганы - Жуи, Этьен и т. д., и т. д.,- веселы, сметливы и легкомысленны не без некоторой фатоватости, по примеру г-на Жуи, их главы, который хотел бы, чтобы его называли Жуи-вольтерьянец. Их нельзя обвинить ни в какой мысли. Они к тому же ярые враги всякой новизны, которая заставила бы их высказать какую-нибудь мысль в своих книгах или газетах, где они пишут и пытаются всех убедить в своих талантах. Газеты г-д Этьена, Жуи и их адъютантов - г-д Же, Тиссо^*, Арно, Феликса Бодена^**, Тьера - или политические, как "Constitutionnel", или литературные, как "Pandore", "Corsaire", "Le Diable boiteux", "Mercure". "Constitutionnel" имеет двадцать тысяч подписчиков, составляется он очень умело; он оказывает влияние на всех провинциальных читателей.

^* (Тиссо (1788-1854) - историк и критик, был профессором латинской поэзии с 1813 года, но после 1819 года правительство запретило ему читать лекции, казавшиеся слишком "либеральными")

^** (Феликс Воден (1795-1837) - публицист, автор нескольких компилятивных трудов по истории Франции На первых томах "Истории Французской революции" стояло его имя, как автора, вместе с именем Адольфа Тьера, в то время молодого и неизвестного автора, который и был единственным автором книги.)

Напротив, ученики г-на Кузена, которых я уподобил "круглоголовым" Карла I и Карла II, степенны и чувствуют отвращение к веселью; вдобавок, они немного педантичны, и их рассуждения часто бывают невразумительными. Как ни стараются они соблюдать все формы безупречной диалектики, но, к несчастью, им больше всего недостает истинной логики. Четыре или пять десятков этих "кузенистов", презирающих философию, которую Кондильяк основывал на опыте, объединились, как я уже сказал, для издания литературной газеты под названием "Globe". Газета эта выходит три раза в неделю и насчитывает уже пятьдесят номеров. Ее сотрудники по большей части молодые люди, искренние в своем стремлении к истине, но, к несчастью, у них слабая голова и пылкое сердце; другими словами, они не обладают большой силой логики, но зато проявляют очень богатое воображение. Они фанатически привержены философии Платона и каждый год меняют свои убеждения.

В "Globe" пишут люди, как было сказано, степенные и рассудительные; можно было бы подумать, что веселье их оскорбляет. В них есть что-то пуританское, составляющее резкий контраст с нахальной живостью партии Жуй и Этьена. Ни один из них еще не приобрел славы, но, по-моему, многие скоро достигнут ее. Они пишут в газетах имеющие большой успех статьи, которые шесть лет тому назад были бы напечатаны в форме памфлетов. "Courrier franQais", политическая газета, приближается к доктринам "Globe" и печатает замечательные статьи.

Только для памяти скажу вам о партии "ультрароялистов", возглавляемой неизвестным обществом под названием "Королевское общество благонамеренной литературы", в котором г-н Шатобриан, "великий лицемер" Франции, изволит председательствовать однажды в год. Оно собирается в плохо освещенном и душном салоне, открытом каждый вечер для литераторов второго сорта и бедных старых маркиз Сен-Жерменского предместья. Полиция, видя с прискорбием, что сна не может уничтожить литературу, как это произошло в Австрии, и желая хотя бы управлять ею и властвовать над ней, старается награждать крестиком Почетного легиона литераторов из "Благонамеренной литературы" всякий раз, когда публика освистывает их трагедии или оказывает честь какой-нибудь из их плохих поэм, проявив к ней откровенное презрение. Обычно партия Этьена берет на себя задачу забрасывать грязью этих бедняг.

Клуб "Благонамеренной литературы" возглавляет г-н Лакретель, автор скучной и лживой "Истории Французской революции", чрезвычайно метко охарактеризованной Наполеоном в его "Разговорах на св. Елене"^*, и г-н Ансело, автор трагедий "Людовик IX" и "Фьеско". Эти господа, по всей видимости, безгранично преклоняются перед властью. Дюжина поэтов, неизвестных в десяти милях от Парижа, г-да Гиро, Суме, де Виньи, Лефевр, Меннеше, и т. д., и т. д., читают в обществе "Благонамеренной литературы" свои стихи. Они хотят подражать лорду Байрону, и им довольно хорошо удается перенять некоторые из его нелепостей. Они постоянно сообщают публике о своей мизантропии, о глубоких "волнениях своей души", как будто бы их так уж много у этих бедняг.

^* (Граф Ласказ сообщаем в своих "Дневниках с острова ев Елены* (глава VI, июнь 1816 года) слова Наполеона об "Истории Национального конвента" Лакретеля: "Она неплохо написана... но плохо изложена, из нее ничего нельзя извлечь: это плоская поверхность, без всякой выпуклости, которая могла бы остановить вас. Он не исследовал своей темы глубоко, он не отдал справедливости многим знаменитым героям, недостаточно подчеркнул преступления многих других, и г. д.".)

Это самые сухие и самые бездарные люди на свете, настоящие литературные фаты. Один из них, г-н Гюго, автор знаменитого романа "Ган Исландец", пишет оды в подражание Ж.-Б. Руссо^*. Стихи его звучны и искусно сложены, но они ровно ничего не выражают; в них положительно нет ни малейшей крупицы мысли. Именно этому и обязан автор покровительством второстепенной ультрароялистской партии, которая больше всего ненавидит мысли и с удовольствием усыпила бы мыслительные способности французского народа. Иезуиты берут на себя заботу о материальном благополучии мелких литераторов из "Благонамеренной литературы". У этой партии есть три или четыре малоизвестных литературных журнала, как, например, "Lettres Champenoises"^**, "Annales des Arts"^*** и "La Muse"^****.

^* (Жан-Батист Руссо (1671-1741) - знаменитый французский одописец.)

^** ("Lettres Champenoises" издавались с 1817 года по 21 мая 1825 года; это издание называли "полупериодическим", так как оно выходило не в определенные сроки и представляло собой нечто среднее между журналом и брошюрой.

^*** (Annales des Arts".- Стендаль имеет в виду еженедельное издание под названием "Annales cle la Litterature et des Arts", издававшееся с 1 октября 1820 года по 1 августа 1829 года (вышло 442 номера). №№ 53-134 носили название "Annales de Litterature, journal de la societe des Bonnes Lettres" ("Литературные анналы, газета Общества благонамеренной литературы").))

^**** ("La Muse" - конечно, "La Muse francaise" - орган молодого романтизма, в то время монархического и католического (1823-1824).)

Положение трех литературных партий в настоящее время таково:

1. Партия "Благонамеренной литературы" в этом году утратила всякое значение. Она вызывала к себе все большее презрение по мере того, как полиция выдавала денежные награды талантливым литераторам.

2. Партия Жуи, Этьена и К⁰ приходит в упадок. Руководители этой фирмы разбогатели, и публика начинает замечать, что вот уже четыре или пять месяцев, как эти господа не высказали ни одной новой мысли. "Отшельники в тюрьме"^* г-д Жуи и Же, несмотря на то, что "Constitutionnel" их необычайно разрекламировал, надоели всей Франции. Авторы еще один раз загребли изрядную сумму при помощи этого произведения, но оно нанесло окончательный удар их репутации. Теперь они занесены в каталог под рубрикой "скучных". Г-н Жуи, только что напечатавший полное собрание своих сочинений в тридцати томах in 8º, не найдет покупателей и должен будет потерять на этой операции пятьдесят тысяч франков.

^* ("Отшельники в тюрьме" - произведение Жуи и Же, было напечатано в 1823 году в двух томах.)

3. Партия спиритуалистов быстро идет в гору и через два или три года будет, вероятно, господствующей партией.

Вывод: молодой автор, добивающийся скромной пенсии в 1 200 франков и крестика, должен примкнуть к "Благонамеренной литературе". Г-да Лакретель, Роже, Ансело, Шатобриан будут покровительствовать ему в свете. Если он стремится только к тому, чтобы книги его быстро раскупались, он должен ухаживать за г-дами Этьеном и Жуи, которые будут его вовсю рекламировать в "Constitutionnel". Таким путем г-да Этьен и Жуи создали отличную репутацию двум молодым историкам: г-дам Феликсу Бодену и Тьеру. Наконец, молодой писатель, начинающий свою деятельность и желающий добиться уважения в Париже, а может быть, и приобрести некоторую славу, должен превозносить до небес Платона, Прокла, Канта, Шеллинга, и т. д., и т. д., чернить Кондильяка и Кабаниса и стараться печатать свои статьи в "Globe".

Если начинающий писатель хочет завоевать славу одним ударом и приобрести значение в салонах модных герцогинь, он должен проникнуть в "Общество христианской морали" и брать эпиграфы для своих произведений из библии, как г-н де Барант, потому что религия теперь в моде. Аристократия надеется извлечь из нее некоторую пользу и пытается организовать нечто вроде протестантизма.

Я забыл упомянуть об академии, столь важной цели всеобщих стремлений до революции. В те времена ради собственной безопасности следовало принадлежать к какой-нибудь большой корпорации: ко двору, к знати, к духовенству, к магистратуре. Шевалье де Роан однажды избил Вольтера палкой; он не посмел бы ударить буржуа. Если б в момент этого назидания Вольтер был членом академии, дело, вероятно, приняло бы другой оборот. Следовательно, до революции состоять членом академии было некоторым преимуществом. Отличие это могло быть даже почетным; но теперь оно уже не таково. Французская академия навлекла на себя презрение салонов Сен-Жерменского предместья за то, что избрала 2 декабря сего года г-на Дроза, никому не известного беднягу, и отказалась распахнуть свои двери перед г-ном де Ламартином, корифеем ультрароялистской партии, рекомендованным ей любезным письмом императора Александра.

Полгода тому назад академия уже навлекла на себя ненависть "спиритуалистов" и партии Этьена и Жуй, отвергнув г-на Казимира Делавиня, великого поэта либералов. Г-н Дроз был избран потому, что он принадлежал к "Обществу завтрака". Лет пятнадцать тому назад человек двенадцать "писателей", по большей части бездарных, решили каждое воскресенье завтракать вместе и прославлять друг друга по поводу каждого печатаемого ими произведения. Двое из них - кажется, это были г-да Пикар и Роже - были избраны в академию; поэтому и другие члены "Общества завтрака" дали клятву "вступить в академию", и, несмотря на свою неизвестность, они достигли этого. Г-н Дроз был единственным из "завтракавших", которого еще нужно было избрать. Этот бедняга написал скверную книгу "О счастье", буквально вызывающую зевоту у всех, кто рискнет перелистать ее страницы. Смешной и позорный мотив этого последнего избрания очень повредил бедной академии. Отныне ее нельзя рассматривать иначе как простой литературный кружок, ибо среди ее членов нет ни г-д де Ламартина, Делавиня и Беранже, трех лучших поэтов нашего времени, ни генерала Фуа, единственного красноречивого человека, которым обладает Франция, ни Курье, ни Бенжамена Констана, ни де Прадта, ни Минье, ни Скриба, ни Гизо, ни де Баранта, ни Руайе-Колара^*, Макинтоша нашей Палаты депутатов. Я приберег для конца этого предисловия к ежемесячным статьям, которые я собираюсь вам давать, характеристику современной французской литературы; ее можно резюмировать одной фразой: "В литературе начинается революция".

^* (Руайе-Коллар (1763-1845) - один из виднейших "доктринеров", в своих выступлениях в Палате освещал всякий вопрос с общих точек зрения. Это дает Стендалю основание сравнивать его с Макинтошем, английским экономистом, публицистом и оратором (1765-1832), который был вигом, членом Палаты общин и защитником Французской революции.)

Вплоть до сегодняшнего дня литература оставалась почти такой же, какой она была в 1785 году, такой, какой ее изобразил Гримм в своих "Письмах". С 1785 по 1791 год всеми умами владел энтузиазм "добродетели". Они были настолько наивны, что воображали, будто можно совершить революцию, не нарушив ничьей выгоды. С 1791 по 1800 год всякий, у кого было хоть немного души, пытался помешать иностранцам вступить во Францию, а публика больше всего беспокоилась о том, как избегнуть гильотины Робеспьера.

В те времена не было литературной публики.

С 1800 по 1814 год все, кто обладал силой характера, хотели, вслед за Наполеоном, действовать, а не писать, даже если бы полиция Фуше и Савари позволила им печатать.

Всем известно письмо Савари к г-же де Сталь по поводу ее книги "О Германии"^*. Наполеон запретил представление "Интриганки", комедии г-на Этьена, и назначил его театральным цензором.

^* (В 1810 году г-жа де Сталь печатала в Париже свою книгу "О Германии", явной тенденцией которой было восхваление немецкой литературы, философии и немецкого национального характера в ущерб французскому. В ней, кроме того, можно было увидеть призыв к борьбе с французской гегемонией, обращенный к немецким патриотам. Книга была запрещена, а г-же де Сталь предложено выехать за пределы Франции В письме Савари (герцога Ровиго), в то время министра полиции, к де Сталь от 3 октября 1810 года было сказано, что книга ее - не французская по духу, что французам нечего брать пример у тех народов, которыми восхищается г-жа де Сталь, и что воздух Франции для нее не подходит. Это письмо было напечатано г-жой де Сталь в предисловии к книге, вышедшей во Франции после падения Наполеона.)

С 1814 по 1823 год мы мечтали о конституционном правительстве с двумя палатами. Те, кто были склонны к восторженности, занялись размышлениями о том, как обеспечить счастье страны при помощи умеренных учреждений, способных привести к некоторому примирению между партиями. После выборов 1823 года всякий просвещенный человек достаточно ясно видит, что Франция в конце концов добьется разумной конституции и настоящего правительства с двумя палатами и что время установления справедливой и конституционной системы под руководством министерства левого центра наступит через несколько лет. Трудно надеяться на какое-либо равенство или беспристрастие в отправлении правосудия до 1840 года. Настоящая свобода не может появиться раньше 1860 года. Эта отсрочка есть неизбежное следствие режима великого морального развращения, осуществлявшегося Наполеоном с 1802 по 1814 год. Если бы, на наше счастье, Наполеон был убит после сражения при Аустерлице, мы стали бы действительно свободны уже в 1830 году.

Справедливость бегло высказанных здесь мнений бесспорна, и печальная очевидность их побудила всех талантливых людей заняться литературой, в которую они внесли и свои политические убеждения. Едва они проникли в литературные круги, как нашли здесь в полной силе идеи, довольно хорошо подходившие для общества 1786 года. Но старые рецепты для создания литературных красот, доставляющих удовольствие, уже не годятся, и они решили их отвергнуть.

В ближайшие два или три года все старые литературные нелепости погибнут во всеобщей Варфоломеевской ночи. Революция окажет свое влияние на литературу. Огромный успех "Истории Наполеона и Великой армии в 1812 году"^* генерала графа Филиппа де Сегюра наносит смертельный удар старым литературным формам. Такие произведения совершенно затмевают прежние шедевры французской литературы. Только историки древности могут не бояться сравнения с ними. Литература скоро совершенно изменится и оживет на наших глазах благодаря людям, которые, подобно г-ну де Сегюру, стали писателями только потому, что лишились возможности политической деятельности. В таком же положении находятся: г-н Дарю^**, автор "Истории Венеции"; г-н де Барант, префект Наполеона, печатающий "Историю герцогов Бургундских"; г-н Фен^***, начальник личной канцелярии императора, которому мы обязаны двумя историческими работами под названием: "Рукопись 1813 года" и "Рукопись 1814 года". Единственный писатель из числа профессиональных литераторов, пользующихся успехом,- это г-н Минье; его "История Французской революции"^**** в двух небольших томиках - шедевр, который превосходит все, что появилось за последние пятьдесят лет. Вопреки модным в Париже утверждениям и несмотря на то, что книга Минье совершенно отличается от популярного в Англии исторического жанра, я убежден, что "История революции" будет переведена на английский язык. Она очень удивит славный английский народ, который до сих пор не понимает эпохи Террора, величайшего политического события, которое Европа видела за последние шестьсот лет. Г-н Минье готовит третье издание своей книги. Приблизительно в двухстах или трехстах фразах он пожертвовал ясностью ради краткости; он сумеет избавиться от этой неясности, как и от некоторых туманных выражений, портящих начало первого тома.

^* ("История Наполеона и Великой армии в 1812 году" генерала графа де Сегюра появилась в 1824 году в двух томах.)

^** (Дарю - граф, кузен Стендаля и один из министров Наполеона, после 1815 года принужден был отказаться от государственной деятельности. Его "История Венеции" появилась в 1819 году (семь томов) и была переиздана в 1822, 1827 и 1853 годах.)

^*** (Фен (1778-1837) - барон, секретарь личной канцелярии императора, написал несколько сочинений по истории революции и Наполеона. Его "Рукопись 1814 года" вышла в 1823 году, "Рукопись 1813 года" - в 1824 году, в двух томах.)

^**** ("История Французской революции от 1789 до 1814 года" - сочинение Минье, появилось в печати в 1824 году в двух томах. Эта работа была частичной апологией революции в самые мрачные годы Реставрации Она была переведена почти на все европейские языки.)

Здешнее правительство было очень недовольно тем, что такое произведение проникает во все классы общества как раз в то время, когда оно хочет дать миллиард франков эмигрантам и частично восстановить "гражданское состояние" духовенства^*. Газеты, находящиеся на жалованье у казны, получили приказ никогда не упоминать о ней. С другой стороны, это замечательное произведение вызвало зависть всех либеральных журналистов, которые сами являются молодыми литераторами. Его не рекламировали; однако две с половиной тысячи экземпляров было распродано почти целиком в Париже. Провинция, которая тоже ощущает все беды Франции, но в отношении умственной культуры отстает от Парижа на двадцать лет, не встречая в газетах (а во Франции газеты то же, что у вас журналы) никаких упоминаний о г-не Минье и его произведении, ничего не знает ни о том, ни о другом.

^* (Закон о возмещении эмигрантам национализированного имущества был принят Палатой депутатов 23 марта 1825 года, но подготавливался правительством в продолжение долгого времени.)

Церковь во Франции, особенно начиная с 1824 года, стремилась к тому, чтобы получить исключительное право регистрации гражданских состояний, браков и т. п. и принять на себя, таким образом, функции мэров. С другой стороны, она добивалась признания за ней права владения недвижимым имуществом, ни в коем случае не отчуждаемым, и государственного жалования священникам.

Если я так много говорю об этой книге, появившейся около года тому назад, то потому, что ее должны прочесть в Англии, стране, отравленной нелепыми "Размышлениями о революции" г-жи де Сталь. Влияние этого жалкого сочинения на английскую публику доказывает, до какой степени сильна в -вашей стране реклама. Книга г-жи де Сталь вызвала опровержение г-на Байеля^*, бывшего когда-то депутатом и личным врагом Робеспьера. Произведение г-на Байеля скучно, "о полно замечательно верных и до сего времени неизвестных наблюдений, касающихся Франции 1793 года.

^* (Байель (1762-1843) - деятель Французской революции, жирондист. При Наполеоне занимал административную должность, а при Реставрации сотрудничал в либеральных журналах. Работа его, опровергавшая книгу г-жи де Сталь, появилась в 1818 году в двух юмах под названием "Критическое исследование посмертного произведения г-жи де Сталь, озаглавленного "Размышления" и т. д. В 1822 году она появилась во втором издании.)

Я лишь вскользь упомянул здесь о книгах г-на де Сегюра и г-на Фена, так как столь значительным произведениям следует, конечно, посвятить особую статью. Друзья г-на Филиппа де Сегюра надеются, что во втором издании своей книги он исправит часто встречающиеся в ней запутанные и метафизические фразы. Все подлинно талантливые французские писатели до такой степени ненавидят напыщенный стиль, бывший в моде до революции, что, естественно, стремятся писать в манере Саллюстия и впадают в противоположный недостаток, то есть в неясность. Это относится, в частности, к г-ну Минье и к г-ну де Сегюру.

Я уже говорил вам о неясности, составляющей в наше время смертный грех французской литературы. Этим грешат и главные статьи "Constitutionnel"; причиной этого, если верить самим авторам, является страх перед Сент-Пелажи (тюрьма, в которой г-да Жуи и Же написали своего "Отшельника в тюрьме"). Неясность стиля и неясность мысли - печальный порок "Истории Французской революции", принадлежащей г-дам Тьеру и Бодену и безмерно расхваленной в "Constitutionnel", где пишут сами авторы под начальством г-на Этьена. Печальное обилие периодов и звонких, претенциозных фраз, украшенных внешними эффектами, жестоко искажает историю, о которой я говорю. Появилось четыре ее тома, а всего будет шесть. Это туманное фразерство напоминает определение Талейрана. "Роль слова,- сказал этот ветеран дипломатии,- заключается в том, чтобы скрывать мысль"^*.

^* (Афоризм "Роль слова заключается в том, чтобы скрывать мысли" был известен еще в древности и встречается у Юнга и Вольтера. Но современники Стендаля были убеждены, что он принадлежит Талейрану. Эту фразу он, действительно, сказал испанскому послу Искьердо в 1807 году, когда тот напомнил французскому министру иностранных дел "слово", данное испанскому королю Карлу IV.)