[История здравого смысла]

Париж, 18 февраля 1825 г.

Я очень боюсь, дорогой друг, что вы, степенные англичане, нашли мое последнее письмо слишком поверхностным и легкомысленным.

Чтобы искупить свою вину, я изложу вам "историю развития здравого смысла"^* во Франции. Не стремясь к оригинальности и остроумию, я удовольствуюсь качествами честного историка. В первом моем письме я описал вам две секты, к которым принадлежат молодые люди, стремящиеся сделать карьеру в свете и считающие, что лучше стать модным немедленно, чем знаменитым когда-нибудь в будущем.

^* (Статья [История здравого смысла] напечатана была в "London Magazine" за март 1825 года (с датой "18 февраля") а продолжала ту же серию "Писем из Парижа внука Гримма".)

Партия "Globe", исповедующая философию Канта в изложении г-на Кузена, недавно нанесла жестокий удар "Constitutionnel", все сотрудники которого, г-да Этьен, Же, Дюмулен, Тьер и т. д.,- ученики Вольтера. Первые осудили вторых. Это - важное событие в стране Данденов^*, величайшая страсть которых - судить друг друга. Г-да Этьен, Же, Дюмулен и другие оракулы из "Constitutionnel" совершенно не способны понять хоть что-нибудь в философских сочинениях, которые после Вольтера способствовали развитию во Франции науки здравого смысла. Одним словом, легкомыслие и отсутствие глубины у этих господ, пожалуй, могут сравниться с педантичностью и тщеславием их противников, молодых кузенистов.

^* (В стране Данденов.- Жорж Данден - герой комедии Мольера того же названия.)

Вы можете возразить мне, что я придаю этим последним слишком большое значение. Должен признаться, что у "Globe" мало подписчиков и что он слишком скучен, чтобы пользоваться большим успехом в Париже. Тем не менее он является представителем наиболее достойной части французской молодежи: я говорю, конечно, только о тех, кому нет надобности работать, поскольку у их отцов имеется от восьми до двадцати тысяч франков дохода.

Дети более богатых семей обычно воспитываются в духе лицемерия, их главная цель - понравиться иезуитам и через посредство "добрых отцов" получить местечко от правительства.

В том, что "Globe" присвоил себе право судить своих противников и пользуется этим правом, есть некоторая упрямая и неучтивая гордость, плохо сдерживаемое тщеславие, достойное мольеровских педантов. Я, со своей стороны, буду с полной свободой судить и тех и других. Мой приговор будет беспристрастен, как история, и из картины, которую я нарисую, станет ясен прогресс здравого смысла во Франции.

Мне кажется, что природа отказала в способности к исследованию (то есть в искусстве хладнокровно изучать какой-либо предмет и видеть его таким, каков он есть в действительности) одновременно и французам и англичанам. Она предоставила ее немцам, и благодаря этой способности к исследованию они совершили единственное большое дело, которым могут гордиться. Это, впрочем, величайшее дело нового времени; я, понятно, имею в виду реформацию Лютера.

Во Франции первой жизненной необходимостью всегда было казаться модным. Это наша единственная страсть. Я могу извлечь из мемуаров д'Обинье, Монлюка, Летуаля исторические доказательства того, что деспотизм этой страсти восходит еще к 1600 году. До XVII века интеллектуальный мир Парижа (провинции никогда не были в состоянии создать моду и никогда не играли никакой роли в умственном движении...) был разделен на строго разграниченные царства. Каждое из этих царств имело своих жителей, свой язык, свои доходы. Каждое имело своих представителей как в Сорбонне, так и на других факультетах Парижского университета, который можно было рассматривать как непрерывный конгресс федерации наук. Каждая наука, будь то право, теология или медицина, управлялась законами, не зависимыми от остальных наук и от общественного мнения. Вельможи, как видно из необычайно поучительных мемуаров Бассомпьера и Гурвиля, ездили верхом и занимались любовью. Написать пять строк или прочесть одну страницу потребовало бы усилий, на которые эти блестящие вельможи не были способны.

Провинциалы из мелкого дворянства весело воевали и буквально не умели читать. Поверите ли вы, что письма Монтескье^*, написанные около 1740 года, кишат самыми грубыми орфографическими ошибками?

^* (Частные письма Монтескье к его друзьям. Недавно я видел тринадцать таких писем.)

Единственным занятием "буржуа" старой Франции было днем зарабатывать деньги, а ночью напиваться. Около 1600 года эти три класса - вельможи, провинциальное дворянство (или джентри, как вы бы его назвали) и буржуа, то есть торговцы и лавочники,- по всем тем сведениям, которые я мог о них собрать, глубоко преклонялись перед Сорбонной и Парижским университетом. Они воспринимали как прямые приказания все то, что эти ученые корпорации благоволили сообщать публике. Парижские студенты-юристы, получившие название корпорации "Базош", очень напоминали то, что теперь называется буршами, то есть студентов немецких университетов, вызывающих такой страх у императора Александра. Они напивались каждую ночь; каждый день они дрались на дуэлях, где никогда не бывало убитых; их главным занятием в Париже 1600 года было то же самое, что в 1825 году в Иене,- пугать буржуа.

В конце XVII столетия произошла полнейшая перемена в интеллектуальном мире. Смелые теории Бейля^*, бесспорно, первого философа Франции по времени, а может быть, и по заслугам, замечательные новые идеи, внесенные в теологию мудростью и гением Паскаля, и насмешки Мольера над врачами - все это подавало опасный пример и допускало публику в тайны науки.

^* (Бейль Пьер (1647-1706) - французский философ, родоначальник философии Просвещения, составитель знаменитого словаря, явившегося арсеналом для французских рационалистов, боровшихся во имя разума с религией и традициями феодально-монархической Европы.)

Благодаря разумному управлению Кольбера благосостояние распространилось по всему королевству, и буржуа получили досуг, чтобы мыслить. Здесь уже можно усмотреть предпосылки политической революции, разразившейся в 1789 году. Фонтенель^* льстил тщеславию женщин и вельмож, низводя астрономию до уровня их понимания. В глазах высшего общества это была самая почтенная наука благодаря ее родству с астрологией. Впрочем, я должен признаться, к великому моему сожалению, что еще и теперь в Париже больше людей верят в м-ль Ленорман^**, чем в папу.

^* (Фонтенель (1657-1757) - один из предшественников французского Просвещения. Его сочинение "О множественности миров" (1686) представляет собой первую в европейской литературе попытку изложить астрономию в общедоступной форме.)

^** (М-ль Ленорман - предсказательница, гадавшая многим выдающимся деятелям,- между прочим, как говорили, и русскому императору Александру I. Она пользовалась большой славой в Париже, а вместе с тем и во всей Европе.)

Лабрюйер, показав буржуа смешные стороны знати, поколебал уважение, которое народ всегда питал к придворным. Монтескье напечатал свои бессмертные "Персидские письма", столь же смелые, как и забавные. Наконец, около 1740 года Вольтер, вместо того чтобы оставаться простым острословом, стал философом, и все погибло.

Из прелестных мемуаров г-жи дю Осе, которые наряду с "Отступлением из Москвы"^* графа де Сегюра привлекают к себе внимание всего Парижа, мы узнаем, что дофин, отец Людовика XVIII, посадил бы Вольтера в тюрьму на всю жизнь, если бы мог сделать это.

^* ("Отступление из Москвы" - сочинение Сепора под названием "История Наполеона и Великой армии в 1812 году", о котором упоминалось выше. О "Мемуарах" г-жи дю Осе также говорилось выше.)

Это, конечно, было бы очень выгодно для "власти" - такой, какой она была в 1760 году. Стоило только в 1765 году повесить или сжечь Вольтера, как это сделали с шевалье де Ла-Барром в Абвиле,- и развитие здравого смысла во Франции было бы задержано на сорок или пятьдесят лет. Вольтер, Фонтенель и Монтескье с успехом изобличали Сорбонну и Университет, последний оплот деспотического трона Людовика XV. У этого монарха было достаточно ума; он видел, какой оборот принимали дела, и часто говорил для собственного своего утешения: "Нынешний порядок вещей просуществует дольше меня". Он оказался прав: он умер в 1775 году,^* а монархия умерла в 1789-м.

^* (Людовик XV умер не в 1775-м, а в 1774 году.)

Беспрестанно напоминая публике постановления Сорбонны против теории кровообращения, против прививки и т. д., Вольтер и Фонтенель вызвали всеобщее презрение к этому учреждению. Когда Сорбонна осудила "Велизария"^* Мармонтеля, ассенизаторы Лувра забросали грязью со своих метел декрет, расклеенный на стенах этого дворца.

^* ("Велизарий" - "философский" роман Мармонтеля (1767), в котором проповедуются религиозная терпимость, просвещенный абсолютизм и т. п. Роман был осужден Сорбонной. На русский язык он был переведен Екатериной II и ее придворными во время путешествия ее по Волге.)

Около 1730 года родился дух сомнения и исследования. Общественное мнение Парижа, то есть Франции, после долгого преклонения перед наукой увидело, как наука склонилась перед ним. В литературной республике все приняло иной вид, и законы стал устанавливать новый властелин - общество. Но это не было общество кабачков, как в 1700 году.

Около 1730 года самая высшая и могущественная знать стала считать достойным делом приобретение талантов и познаний, даже еще хуже того, философского ума (я имею в виду ум, склонный к исследованию и суровой критике). Свидетели этому президент де Мезон, Вовенарг^* и многие другие.

^* (Вовенарг (1715-1747) - французский философ и моралист.)

После 1750 года во Франции неизменно считали педантичным говорить по-латыни, пользоваться схоластическими терминами - словом, не говорить понятным для всех языком. Этим и объясняется универсальность французского языка на континенте. Что бы ни говорили дипломаты или поэты, главное достоинство языка заключается в ясности. Вскоре показалось нелепым заниматься только какой-нибудь одной наукой или одним родом исследований и не знать ничего другого. Даламбер был великим геометром, однако он охотно рассуждал о поэзии. Кардиналы считали хорошим тоном сочинять песенки, как это делал кардинал де Полиньяк^*; а поэты, как Мармонтель, охотно писали богословские диссертации (см. главу XV "Велизария"). Самые знатные женщины, например, возлюбленная Вольтера, маркиза дю Шатле^**, писали трактаты по физике. Писатели всех рангов пытались скрыть ученость под маской "здравого смысла" и ученого - под внешностью светского человека. Вскоре такая система привела к крайним следствиям.

^* (Кардинал де Полиньяк (1661-1742) - дипломат и писатель, автор латинских и французских стихотворений.)

^** (Маркиза дю Шатле (1706-1749) - возлюбленная Вольтера, занималась математическими науками и написала сочинение на тему, предложенную Академией: "О природе и распространении огня". Однако премию получил Эйлер, также участвовавший в конкурсе.)

У нас были светские люди, но было мало ученых. Например, аббат Бартельми^*, друг герцогини де Шуазель, напечатал "Путешествие Анахарсиса по Греции", которое, несмотря на огромный успех во всей Европе, представляет собой путешествие маркиза Анахарсиса и дает ложное и весьма условное представление о древней Греции. Такие примеры были бы излишни в Париже, но я не думаю, чтобы в Лондоне вы поверили мне на слово.

^* (Бартельми Жан-Жак, аббат (1716-1795),- французский ученый и писатель; в своем сочинении "Путешествие юного Анахарсиса по Греции" (1789) Бартельми пытался воспроизвести античные нравы и быт.)

Когда у нас кто-нибудь выражается непонятным языком, то это не является признаком возвышенного ума, как в Дрездене или в Кенигсберге, и не служит основанием для восхищения; напротив, его считают или шарлатаном, или глупцом. Мы восхищаемся им лишь в том случае, если он, как аббат де Ламене^*, сумел добиться катинальской шляпы. Отсюда поговорка: "То, что сказано неясно, сказано не по-французски".

^* (Аббат де Ламене (1782-1854) - дворянин по происхождению, после 1834 года отказался от благородной частицы де. Ламене в 20-е годы был ярым ультрамонтанцем и выступал против галликанской церкви, Его учение, изложенное в "Опыте о безразличии в религиозных вопросах", вызвало нападки со стороны духовенства, но было поддержано папой, который во время пребывания Ламене в Риме даже пообещал ему в будущем кардинальскую шляпу. Однако Ламене был нечестолюбив и бескорыстен и вскоре отказался от своих первых учений, придя к так называемому "христианскому социализму". "Memorial Catholique" он издавал вместе с Жербе, де Салинисом и О'Магони с 1824 по 1830 год.)

Общественное мнение около 1750 года стало духовным властелином Франции. Чтобы восполнить эту форму правления, не хватало только народных трибунов, которые должны были сделаться, как в древнем Риме, истинными вождями народа, и журнала, чтобы публиковать их декреты.

Тогда-то эта всеобщая потребность побудила французских философов составить свою "Энциклопедию", полезнейшую из всех когда-либо напечатанных книг. Дидро приучил народ - не только во Франции, но и во всей Европе - разбираться в вопросе о собственном счастье. Это великое произведение было, в сущности, просто журналом - "Обозрением устарелых взглядов", которые оно опровергало и заменяло новыми. Правда, продолжению издания благоприятствовала мода. Тем не менее оно нанесло серьезный удар "деспотическому правлению, ограниченному песнями и священниками"^*,- таков был подлинный характер французского правительства до 1789 года.

^* ("Деспотическое правление, ограниченное песнями и священниками" - фраза, сказанная будто бы министром Людовика XV, маркизом д'Аржанеоном.)

Около 1775 года каждый человек, утрачивавший веру и критиковавший правительство и священников, тем самым приобретал право критиковать ученых. Таким образом, все ученые оказались на заднем плане. Фрере^*, например, не имел и сотой доли той известности, которой пользовался Даламбер.

^* (Фрере (1688-1749) -один из крупнейших и разностороннейших французских ученых, писавшей по вопросам философии, филологии и т. п.; собрание его сочинений вышло в 1796-1799 годах, но заключает едва половину его произведений.)

Философский словарь Вольтера, кстати сказать, только что переведенный на английский язык, был во Франции катехизисом для всех, кто умел читать и цитировать. Доказательства этому вы найдете в мемуарах г-жи д'Эпине, Безанваля, Лозена^* и пылкого иезуита аббата Жоржеля^**.

^* (Мемуары Лозена (1747-1793), общественного деятеля и полководца, были составлены на основании его бумаг и напечатаны в 1822 году в двух томах.)

^** (Жоржель (1731-1813) - иезуит и политический деятель, автор "Мемуаров, относящихся к истории событий конца XVIII века", опубликованных в 1817 году в шести томах.)

Чтобы иметь какой-нибудь литературный успех, нужно было принадлежать к партии "энциклопедистов". Эпиграмма или хвалебное письмо Вольтера создавали моду и определяли успех или провал произведения.

Жильбер^*, лучший сатирический поэт Франции, принял сторону духовенства. Партия "энциклопедистов" убила его, совершенно так же, как ваше "Quarterly Review", говорят, убило Китса^**. Жильбер умер в возрасте двадцати восьми лет в сумасшедшем доме, проглотив ключ от своей камеры.

^* (Жильбер Лоран (1751-1780) - французский сатирический поэт; приехав из родной провинции в Париж, посетил Даламбера, но был принят им сухо и с этого момента избрал мишенью своей сатиры "философов" и их произведения. О его смерти сложилась легенда, главным создателем которой был осмеянный им Лагарп. По его словам, Жильбер сошел с ума от раздражения и злобы на окружающих, а главное, па энциклопедистов, философов и поэтов, и после неистовств в архиепископском дворце был отвезен в сумасшедший дом, где и умер, проглотив от голода ключ от своей шкатулки. Эта легенда не имеет под собой никаких оснований.)

^** (Китс Джон (1796-1821) - английский поэт, напечатавший несколько поэм, которые вызвали жестокую критику Гиффорда, редактора "Quarterly Review". Говорили, что эта критика очень огорчила Китса, повлияла на состояние его здоровья, и без того плохого, и вызвала его смерть. Ср. статью Стендаля "Литературная кружковщина", написанную около того же времени.)

Вывод из этого длинного исторического очерка таков: Франция обязана своими двумя палатами Вольтеру; но уровень здравого смысла, к которому привели нас серьезные дискуссии в этих палатах, значительно превосходит уровень Вольтера. Он казался высоким в 1775 году, когда Делиль, Дора и Жанти-Бернар^* господствовали в поэзии, а в Абвиле сжигали тело шевалье де Ла-Барра^**, но он слишком низок для нашего времени. С тех пор, как наш поэтический вкус воспитывают Беранже, Ламартин и Делавинь, мы иногда замечаем в Вольтере что-то ребяческое. Вольтер опрокинул монархию, но его самого опрокинула революция.

^* (Жанти-Бернар (1710-1775) - французский эротический поэт.)

^** (Казнь шевалье де Ла-Барра - одно из крупнейших юридических преступлений XVIII века. Ла-Барр был обвинен в том, что пел богохульные песни, не снял шляпы, проходя мимо религиозной процессии, и изуродовал распятие, стоявшее на мосту в Абвиле, его родном городе. Последнее не было доказано, тем не менее шевалье был присужден, как святотатец, к пытке, отсечению языка и правой руки и к сожжению на медленном огне на площади. Единственным смягчением, которого удалось добиться, было то, что язык у него не вырвали, а лишь инсценировали эту операцию, и прежде чем предать его тело огню, ему отрубили голову. Это произошло 1 июля 1766 года. Конечно, организатором всего этого процесса была клерикальная партия. Вольтер выступил защитником памяти Ла-Барра и обличителем его убийц.)

Философия г-на Кузена презрительным взором смотрит на иронию XVIII века и пытается выйти из-под влияния Вольтера. Литераторы группы Жуй, Этьена и т. д., не отличающиеся особенно сильным мозгом, ни за что не хотят в их возрасте возвращаться в школу. Они заявляют, что останутся верны философии Вольтера. Они становятся в оборонительную позицию. Во Франции этого достаточно, чтобы решить их участь. Мода будет против них, и через пять лет над ними станут смеяться. Хотя "Constitutionnel" редактируется очень талантливо и насчитывает двадцать тысяч подписчиков, a "Globe", не имеющий и двухсот подписчиков, редактируется возмутительно плохо, на смену ему появится другая, более удачная газета, и кузенисты восторжествуют над партией Жуи, Этьена и т. д.

Но это еще не все. История современного состояния философии в нашей стране более забавна, чем это кажется вам в Лондоне. Иезуиты, которых деспот Наполеон терпел в государстве под именем "братства веры", после реставрации Бурбонов обрели всю прежнюю силу; сейчас мы получаем несказанное удовольствие, наблюдая, как аббат де Ламене и его журнал "Memorial Catholique" воюет против г-д Жуй, Бенжамена Констана, Кошуа-Лемера и всего вольтеровского охвостья.

Если Вольтер слишком ребячлив и легкомыслен для наших великих молодых людей, то г-н де Ламене слишком нелеп для той степени здравого смысла, которая благодаря дискуссиям в обеих палатах стала во Франции всеобщим достоянием. Успехи, сделанные здравым смыслом в период с 1815 по 1825 год, огромны; поэтому я благословляю поражение при Ватерлоо и реставрацию Бурбонов. Чтобы окончательно развеселить нас, г-да Ланжюине^*, Грегуар^** и де Саси^***, ярые янсенисты, напали на иезуитов и время от времени мечут в них громы в своих столь ученых сочинениях, как "История наказания палками", "История королевских духовников" и т. д.

^* (Ланжюине - политический деятель, боровшийся в Палате со всеми проектами ультрароялистов. Вот произведения, которые имеет в виду Стендаль: "Краткая история религиозной инквизиции во Франции" (1821), "Записка о религии" (1821), "Против восстановления законов о грехе святотатства в уложении о наказаниях" (1825), "Иезуиты в миниатюре" (1826).)

^** (Грегуар (1750-1831) - епископ и ученый, деятель Революции и член Национального конвента. В 1819 году он был избран в Палату депутатов департаментом Изеры (Стендаль принимал участие в этом избрании), но с этого момента подвергся преследованиям ультрароялистов и к заседаниям Палаты допущен не был. Он был ярым янсенистом и написал несколько брошюр против ультрамонтанства. Стендаль имеет в виду его "Историю духовников у императоров, королей и других государей" (1824))

^*** (Де Саси Сильвестр (1758-1838) - французский ученый-ориенталист. Брошюра, о которой идет речь, появилась в 1827 году под названием: "Куда мы идем и чего хотим? или Правда о всех партиях". Де Саси был янсенисгом и жил согласно правилам этого учения.)

Подлинная французская философия, философия ясная, основанная на опыте, изложенная Кондильяком, Кабанисом, де Траси, на которую жалуются бедные немцы, находя, что она оскорбляет их "до глубины души", потому что поднимает их на смех, философия, которая меньше чем через тридцать лет будет доказана физиологическими трудами г-д Мажанди, Галля и Флуренса^*,- эта подлинная философия восторжествует над напыщенными и непонятными фразами Канта, Шеллинга, Прокла и даже над глупостями, которые знаменитый поэт Платон и его переводчик г-н Виктор Кузен облекли в такой прекрасный слог.

^* (Флуренс (1794-1867) - французский натуралист, в 20-е годы занимавшийся главным образом изучением нервной системы.)

Памфлет аббата де Ламене против Фрейсину, епископа Гермополитанского.- очевидно, брошюра "О проекте закона против святотатства, представленном в Палату пэров" (1825).

Претензии иезуитов довольно курьезны. Они одинаково враждебны и "Globe" и "Constitutionnel"; они хотят уничтожить всякую философию и заставить общественное мнение совершить самоубийство и объявить себя несуществующим. Эта колоссальная нелепость (которую поддерживает аббат де Ламене, человек большого таланта, заработавший себе на этом деле кардинальскую шляпу) делает "Memorial Catholique" весьма забавным для чтения.

"Globe" великолепно показал всю глупость г-на де Ламене, который вместо того, чтобы, как папа, сказать народу: "Трепещите, я говорю от имени господа",- мягко убеждает их: "Приблизьтесь, дорогие друзья мои, и я докажу путем разума, что долг ваш - отказаться от разума. А вы, братьи мои из третьего сословия, спокойно позвольте дубасить себя, как шевалье де Роан дубасил Вольтера в 1725 году".

В прошлом месяце наибольшее впечатление в Париже произвел яростный памфлет аббата де Ламене против г-на де Фрейсину, епископа Гермополитанского и великого магистра Парижского университета. Он обвиняет его в атеизме на том основании, что закон против святотатства, предложенный епископом в Палате пэров (этот чудовищный закон, карающий отсечением руки и головы), недостаточно суров. Это доказывает, что иезуиты считают невозможным убить общественное мнение без помощи палача (доброго друга графа де Местра). Действительно, как они будут убеждать такой тщеславный народ замолчать, когда его тщеславие состоит главным образом в том, чтобы красно говорить?

До сих пор я ограничивался лишь областью истории философии в Париже от 1600 до 1825 года. Теперь я буду пророчествовать. Через несколько лет иезуиты потеряют надежду когда-нибудь убедить самый болтливый народ в Европе держать язык за зубами и признают, что этот любознательный народ должен иметь свою философию. Тогда они заявят, что целиком согласны с философией Шеллинга и Канта. У нее по крайней мере есть одно достоинство - непонятность, и ею можно прикрывать кое-какие небесполезные мелкие мошенничества.

Но ничего нельзя ожидать от ужасной философии, которая кричит нам: "Не верь никому и прежде всего мне самому; думай, что все люди лгут; верь только тому, что доказано. Если я становлюсь неясным, это значит, что я говорю глупости, сам того не замечая". Вот здравые принципы, как вы сами видите; они вам объясняют, почему философия Локка, Кондильяка, Кабаниса не может служить орудием для замыслов иезуитов.

Какую позицию займут сторонники г-на Кузена, Канта, Шеллинга, Прокла и Платона, когда иезуиты, отчаявшись в собственном учении, предложат им свою поддержку? Такой вопрос задают себе любопытные. Мое знакомство с политикой, подкрепленное долгим знакомством с парижским лицемерием, позволяет мне ответить, что самые честолюбивые из кузенистов сумеют найти удобный предлог, чтобы принять какую-нибудь предложенную правительством должность по примеру ваших Соути^* и Вордсвортов^**. Самыми честными окажутся те, которые примкнут к философии, заявляющей: "Когда мои рассуждения становятся непонятными, это значит, что я, сама того не замечая, начинаю говорить глупости". Я нисколько не сомневаюсь, что в течение ближайших лет благодаря физиологическому доказательству истин, изложенных Кондильяком и его школой, Франция даст миру философскую систему, в которой заблуждений будет меньше, чем в какой-либо из существовавших до сих пор.

^* (Соути за свое "обращение" был награжден (в 1807 году) ежегодной пенсией в 160 фунтов, затем назначен поэтом-лауреатом с пенсией в 300 фунтов, вскоре увеличенной до 600. К этому присоединились еще некоторые синекуры и подарки от двора.)

^** (Вордсворт (1770-1850), бывший в 90-е годы сторонником Французской революции, в 1809 году написал свое первое политическое произведение, "Опыт о капитуляции Сиитры", в котором выступал врагом Франции и Революции. В 1813 году он получил государственную должность, требовавшую очень мало труда и приносившую 600 фунтов стерлингов в год.)

Аристократия и священники всех стран и религий сделают все от них зависящее, чтобы дискредитировать эту философию, основанную на открытиях Флуренса, Мажанди, Галля и т. д. Но их оппозиция не будет иметь большого успеха. Эта философия распространится в замечательном среднем классе, образовавшемся благодаря равному разделу наследств, на который так нелепо нападает "Edinburgh Review" в своем предпоследнем номере. Этот класс, состоящий из людей, обладающих годовым доходом в шесть тысяч франков, возрастает с каждым днем; он читает все хорошие новые книги и задает тон общественному мнению. Он занял место класса людей, имевших годовой доход в пятьдесят тысяч франков и определявших общественное мнение во Франции во времена Вольтера и г-жи Дюдефан, маркизы дю Шатле, Кондорсе и Бово.

........................................................