|
Люди, о которых говорят
Париж, 5 ноября 1829 г.
В беседе часто употребляется выражение: "люди, о которых говорят"*. Они вызывают некоторый интерес в обществе. Кто они? - подумал я. Позвольте сообщить вам результаты моих размышлений на эту тему.
* ()
В числе "людей, о которых говорят", имеются:
1. Те, которые хотят при жизни сделать большую и блестящую карьеру, как, например, маршал д'Океикур*, кардинал де Берни**, кардинал Ломени де Бриенн, банкир Божон***, г-н де Монторон**** и тысячи других. Если об этих господах, ни с кем не считающихся и при жизни очень уважаемых, начинают говорить еще за два года до их смерти, то этим они обязаны какому-нибудь скандалу или какой-нибудь своей смешной особенности. Примеры: кардинал де Берни, кардинал де Тансен*****, банкир Божон, обласканный придворными красавицами.
* ()
** ()
*** ()
**** ()
***** ()
2. Есть и такие, которые, стремясь к большой карьере, добиваются славы благодаря случаю или собственным своим достоинствам, как, например, маршал де Виллар, Кольбер, Тюренн, маршал Саксонский*, Наполеон. То же самое воображение, которое увлекает их на необычайные подвиги, часто толкает их на удивительные глупости.
* ()
3. Те, которые жаждут лишь радости труда, довольствуясь при жизни только хлебом насущным, как, например, Жан-Жак Руссо, Лафонтен, Тассо, Шиллер, Корнель. Когда эти люди падают духом, они утешаются мыслью о грядущих поколениях.
4. Писатели, которые, печатая и говоря, когда это бывает нужно, о славе и грядущих поколениях, на самом деле думают только о том, как бы хорошо устроиться и скопить деньги, как, например, г-н Лемер* при помощи латинских классиков, покойный г-н Оже**, почтенный академик, стяжавший путем вступительных заметок недурное состояние и 20 тысяч франков оклада. Этот четвертый разряд - злейший враг третьего. Великому Корнелю, у которого не было даже супа во время его последней болезни, дали пенсию, кажется, только по ходатайству Шаплена.
* ()
** ()
Такому человеку, как Жан-Жак Руссо, не хватает восемнадцати часов в день, чтобы обработать фразы* своего "Эмиля" (см. его рукопись).
* ()
Для человека, который хочет скопить четыреста тысяч франков при помощи таких, в сущности, скучных вещей, как книги, лишенные живого чувства, не хватает и восемнадцати часов в день, чтобы найти средство проникнуть во влиятельную котерию. Вообще, все время, отдаваемое заботам о деньгах, отнимается у трудов, которых требует прекрасное произведение. Ведь общество "Завтрака" дало Французской академии восемь или девять членов!
Подумайте, какое раздражение должен втайне чувствовать академик, который написал очень мало или не написал ничего, как, например, г-да Рауль Рошет* или Брифо**, по отношению к человеку, который, как Курье или Беранже, имеет на своей стороне только общественное мнение! Это чувство по силе не уступает ненависти в 1793 году.
* ()
** ()
Если два человека, принадлежащие к различным категориям этих "людей, о которых говорят", по неосторожности станут говорить друг с другом откровенно, они тотчас разойдутся, и каждый из них воскликнет, как если бы они выступали в дуэте: "Вот пустоголовый человек!". Гельвеций передает очень забавный диалог трех прокуроров, которые, начав с восхвалений Вольтера, в конце концов доказывают друг другу, что они умнее его. После того как вера в славу, бессмертие, и т. д., и т. д. стала общим местом, проповедуемым каждое утро газетами, когда им нечем бывает заполнить свои столбцы, т. е. в последние шестьдесят лет,- люди, пишущие для того, чтобы заработать деньги или попасть в Академию, обычно кажутся безумцами мелкому собственнику-буржуа с двенадцатью или пятнадцатью тысячами франков дохода.
Часто можно видеть, как три категории "людей, которых говорят", объединяются для того, чтобы сыграть злую шутку с каким-нибудь бедняком вроде Жан-Жака Руссо, Шиллера, Лафонтена и т. д., утешающих себя по поводу своих продранных локтей мыслью о грядущих поколениях, до которых весть о большинстве этих бедняков не дойдет. Вот враги этих несчастных, имеющих глупость не заботиться о деньгах:
1) вельможи, у которых нет ничего, кроме их высокого положения, как, например, маршал Ришелье, кардинал де Берни (лучше было бы назвать менее известные имена, но именно вследствие этой неизвестности они ничего не сказали бы читателю);
2) маршалы, стяжавшие некоторую славу, как, например, маршал Саксонский, маршал де Кастри*;
* ()
3) литераторы из Академии, составляющие себе состояние изданиями, вступительными статьями, журналами, а также тем, что они дают место в Академии бедным одураченным ими вельможам (покойный герцог Матье де Монморанси).
Эту курьезную коалицию против вечно нищенствующих бедняков объясняет известное словцо маршала де Кастри. Раздосадованный тем, что ему долго излагали мнения Даламбера, он гневно воскликнул: "Не смешно ли, когда вам ссылаются на какого-то Даламбера? Он берется рассуждать, не имея и тысячи экю дохода!"
Иногда подлинные почести, неожиданные, не подготовленные интригой, поднимаются на чердаки к беднякам, как Лафонтен, Жан-Жак Руссо, Прюдон, и поражают в самое сердце литературных шарлатанов. Они трепещут от страха, как бы эти почести не озарили роковым светом их ничтожество.
Хотя вам только еще двадцать лет, мой друг, вы в конце концов поймете страну, в которой живете, заметив, что после людей, о которых говорят из-за их личных достоинств или удачи, нужно поместить людей, которые насильно заставляют о себе говорить,- принцев и королей, высоких должностных лиц, журналистов, знаменитых безумцев. В 1788 году о журналисте Ленге* говорили не меньше, чем о Вольтере; журналист Ленге в 1788 году был известен в Париже так же, как теперь г-н Шодрюк-Дюкло**.
* ()
** ()
Хорошее общество, в котором приятно жить, состоит в Париже приблизительно из трех тысяч человек; богатые герцоги, имеющие должность при дворе, стоят в первом ряду.
В обществе есть категория людей, неизвестных до революции; они-то и судят о "людях, о которых говорят". Это люди незначительные, с умеренными буржуазными наклонностями, славные люди, созданные для того, чтобы быть хорошими супругами, хорошими отцами, превосходными и основательными компаньонами в коммерческом предприятии. Но XIX век страдает манией гениальности; чтобы иметь хотя бы видимость ее, такой человек всюду сует свой нос; нет, может быть, ни одного важного вопроса, о котором он не счел бы своей обязанностью сказать свое слово или, вернее, свою фразу, ибо говорить фразы - тоже его мания. Он излагает в неуклюжем и напыщенном стиле самые избитые истины, и ему кажется, что он что-то высказал. Люди, весьма умеренные и благодаря своим постоянным заботам, своей нелюбви к риску и своему каждодневному благоразумию предназначенные для того, чтобы высоко поднять кредит суконного предприятия, почтут своей обязанностью рассуждать о курсе г-на Кузена, объяснять, что такое бог и почему, хотя бог и добр, все случаи в жизни, по-видимому, обращаются против добродетели. Генрих IV царствовал двадцать один год, а Людовик XV - пятьдесят девять лет. Эти люди, рожденные для того, чтобы мерить сукно, скажут вам, почему материя способна мыслить. Они знают также, что душа бессмертна и почему. Проходя перед музеем или перед фасадом Палаты депутатов, они вам объяснят также сущность истинной красоты, и т. д., и т. д.
Словом, мне кажется, что эти умеренные люди, столь достойные почтения и уважения, как нарочно, позорят себя всем тем, что они не способны понять. Я их назову, за неимением другого слова, категорией загнанных. Можно погубить хороших лошадей, которые должны всю жизнь идти рысцой, пуская их галоп и заставляя брать десятки препятствий и барьеров. Если слишком долго продолжать эту игру, то скоро лошадки преспокойно улягутся на дне какого-нибудь рва.
Это и случается с бедными загнанными, когда они на свою беду встречают - а это случается очень часто- какого-нибудь безжалостного резонера, прерывающего их, когда они показывают свой товар лицом. Когда педантизм выйдет из моды, исчезнут и загнанные, как при первом весеннем дожде с тополей слетает рой белых мотыльков.
В Париже общественные места полны сорокавосьмилетних людей, обычно украшенных двумя или тремя крестиками и имеющих весьма респектабельные физиономии. Они привыкли вращаться в обществе, но никак не могут просидеть на месте больше часа, не заскучав. Это генералы, богатые буржуа, биржевые маклеры, которые к сорока пяти годам приобрели состояние и решили, как они выражаются, всласть пожить на него в Париже. Некоторые из них становятся любителями музыки; мы видели, как они восхищались г-жой Паста, потом г-жой Малибран*.
* ()
Это они так громко кричат и спорят об этих дамах. Правда, если случайно послушаешь их, то заметишь, что они ровно ничего не понимают в том, о чем говорят.
|