Базилика Санта-Мария-Маджоре

Эта церковь обязана своим происхождением чуду, вроде того, какое случилось в Минье в 1826 году. В Минье появился на небе огромный крест; в Риме в ночь с 4 на 5 августа 352 года папа св. Либерии и Иоанн Патриций, богатый горожанин, имели такое же видение. На следующий день, 5 августа, огромное количество снега чудесным образом покрыло как раз то место, на котором сейчас находится базилика Санта-Мария-Маджоре. Вначале храм по причине этого чуда назвали Санта-Мария ad Nives^* и Санта-Мария-Либериана, а затем - Санта-Мария-Маджоре, так как это самая большая из двадцати шести римских церквей, посвященных богоматери.

^* (На снегу (лат.).)

В 432 году папа Сикст III расширил эту базилику и придал ей ту форму, которую она хранит до сего времени. Многие папы украшали ее, и наконец Бенедикт XIV перестроил ее главный фасад (1745).

Мне очень жаль старого фасада, состоявшего только из портика с восемью колоннами и большой мозаики работы Гаддо Гадди и Розетти, современников Чимабуэ. То было доброе старое время, когда художники обожали свое искусство; а ведь страсть всегда бывает заразительна.

Бенедикт XIV Ламбертини выстроил фасад по рисункам Фуги. Здесь два ордера: нижний портик - ионический, с фронтонами, верхний - коринфский, и состоит он из трех аркад. Мы поднялись в верхний портик, чтобы осмотреть поистине христианскую мозаику Гаддо Гадди; внизу, рядом с дверью, - дрянная статуя Филиппа IV, приславшего золото для украшения церкви. Это одна из пяти патриарших церквей. Благодаря этому золоту базилика приняла вид великолепного салона и совсем не похожа на то грозное место, в котором пребывает всемогущий. Правда, скульптурные плафоны поистине царственного великолепия; так было использовано первое прибывшее из Америки золото. Тридцать шесть великолепных ионических колонн белого мрамора разделяют этот огромный салон на три части, из которых средняя много выше и гораздо светлее других. Предполагают, что колонны эти были взяты из храма Юноны. Не задерживаясь около посредственных гробниц Николая IV и Климента IX, пройдите в великолепную капеллу Сикста V, где покоится его прах. Этот великий государь имел счастье обрести в кавалере Фонтане архитектора, несколько возвышающегося над уровнем посредственности. Статуя Сикста V интересна лишь своим сходством с оригиналом. Напротив этого великого человека в красивой урне египетского мрамора покоится Пий V, инквизитор. Вся капелла облицована драгоценными мраморами, но картины, барельефы и статуи в ней довольно посредственны. Четыре ангела золоченой бронзы поддерживают над алтарем великолепную дарохранительницу, также из золоченой бронзы, где хранятся частицы яслей Иисуса Христа. Из всех фресок, покрывающих стены капеллы Сикста V и соседней ризницы, мы с удовольствием осмотрели только несколько пейзажей Поля Бриля.

Главный алтарь базилики помещается под роскошным балдахином, покоящимся на четырех порфировых колоннах коринфского ордера, окруженных золочеными пальмами. Этот балдахин увенчивается шестью мраморными ангелами. Сам алтарь представляет собою большую античную порфировую урну, которая, говорят, была взята из гробницы Иоанна Патриция и его жены.

Мозаика на задней стене трибуны принадлежит Туррите, человеку одаренному и способствовавшему возрождению искусств. Другие мозаики этой церкви заинтересовали нас тем, что они восходят к 434 году и показывают, что представляло собою искусство Италии до Возрождения (начавшегося около 1250 года). Папа Павел V избрал Санта-Мария-Маджоре местом своего упокоения (1620): надо признаться, что его капелла превосходна; рядом со своей гробницей он поместил гробницу Климента VIII, который сделал его кардиналом. Статуи обоих пап - работы Силлы из Милана. Жаль, что Павел V, у которого был размах настоящего вельможи, не нашел лучшего скульптора. Его капелла полна статуями и барельефами; тут можно найти в изобилии самые драгоценные породы мрамора.

Из этого множества произведений искусства следует обратить внимание только на фрески на стенах у окон и на аркадах окон, а также над гробницей Павла V. Их считают одной из лучших работ Гвидо Рени; это греческие святые и императрицы, причисленные к лику святых. Но какой интерес представляют имена этих лиц? Образ богоматери на алтаре писан св. Лукой; он выступает на фоне ляпис-лазури и окружен драгоценными камнями; его поддерживают четыре ангела из золоченой бронзы. На антаблементе этого алтаря барельеф, также из золоченой бронзы; на нем изображен чудесный снегопад, который явился причиной сооружения базилики.

Капеллы Павла V и папы Корсини в Сан-Джованни-ди-Латерано производят впечатление роскоши и могли бы понравиться даже грубоватому вкусу северян или жителей Америки. В Риме их не очень ценят.

Санта-Мария-Маджоре имеет два фасада. Северный, который виден с улицы, ведущей к Тринита-де'Монти, был воздвигнут папами Климентом IX и Климентом X o (1670). Сикст V перенес на пустынную площадь перед этим фасадом обелиск из красного гранита без иероглифов. Император Клавдий привез его из Египта: он лежал на земле перед мавзолеем Августа, где и был найден вместе с обелиском Монте-Кавалло; он имеет сорок два фута в высоту, а пьедестал его - двадцать один фут.

Улица, по которой мы прошли отсюда до площади с колонной Траяна, любопытна своими скатами и подъемами. Мне показалось, что на ней живет беднота; разговоры этих людей свидетельствуют о мрачном, страстном и сатирическом характере, а веселость похожа на опьянение. Здесь вы видите всю живость итальянского характера. У нас, живущих к северу от Луары, цивилизация, требуя внимания к тому, что другие о нас думают, уничтожила то brio, без которого нельзя быть слушателем итальянской музыки, достойным ее. Зато это внимание к другим порождает ум, остроту и комедию. Посмотрите, как разыгрывают "пословицы" в каком-нибудь парижском салоне: самые бойкие фразы там произносят без увлечения. На улице, по которой мы идем, рассуждая обо всем этом, происходит половина всех убийств, совершающихся в Риме.

7 июля 1828 года.

Г-жа Лампуньяни повела Фредерика и меня на концерт к г-же Савелли. Музыка была довольно пошлая что меня вовсе не удивило: она принадлежит маэстро Доницетти^*; этот человек преследует меня всюду. Надо все же отдать должное хорошему вкусу римлян: они требуют, чтобы в концертах исполнялась новая музыка. В Париже во всех салонах поют все те же арии из "Отелло", из- "Танкреда", из "Цирюльника"^**, которые вот уже десять лет мы слышим в театре и притом в несравненно лучшем исполнении г-ж Менвьель, Паста и Малибран.

^* (Доницетти (1797-1848) - итальянский оперный композитор, автор знаменитой оперы "Лючия ди Ламмермур".)

^** ("Отелло", "Танкред", "Севильский цирюльник" - оперы Россини.)

Так как музыка была тошнотворной, я стал разговаривать с моим другом монсиньором N., самым остроумным "ультра" в Риме. Он очень смеялся над так называемой свободой, которою наслаждались в Генуе и в Венеции до революции. Я без труда доказал ему, что если бы эти республики сохранились до сих пор, они имели бы теперь две палаты и все богатые итальянцы переселились бы в эти города.

Мой аббат "ультра" умирает от желания съездить в Париж и повидать палату депутатов. Ему нужно получить право доказывать другим, а может быть, и самому себе, какое это гнусное изобретение. Я рассказываю ему анекдоты, он улыбается, а через минуту после этого начинает страдать. Наконец музыка прекратилась. Один весьма любезный флорентинец сказал г-же Лампуньяни: "Лучшим комментарием к какому-нибудь великому поэту, например Ариосто, может служить рассказ о событиях, среди которых он жил".

"Когда Ариосто, жившему при феррарском дворе, где он был чуть ли не супрефектом, было тридцать лет, в 1505 году кардинал Ипполито, которого он так прославил, совершал там поступки вроде следующего. Кардинал хотел понравиться одной даме, своей родственнице, любовником которой был дон Джулио д'Эсте, его побочный брат. Однажды Ипполито стал упрекать эту даму за то, что она оказывала предпочтение его сопернику; она же оправдывалась тем, что ее покорили прекрасные глаза дона Джулио. Кардинал вышел от нее в ярости и, узнав, что брат его дон Джулио был на охоте, настиг его в лесах, расстилающихся по берегам По, заставил слезть с коня и приказал своим слугам выколоть ему глаза в своем присутствии. Но хотя кардинал внимательно наблюдал за своими людьми во время этой страшной операции, дон Джулио, хоть и искалеченный, все же не вполне потерял зрение^*.

^* (Гвиччардини, книга VI, стр. 357.)

"Любезный Альфонсо, брат Джулио и Ипполито, в то время правивший, не был настолько могуществен, чтобы наказать князя церкви. Значительную часть своего дня он был занят тем, что следил за отливкой своих бронзовых пушек (известно, что он покрыл себя бессмертной славой в сражении при Равенне первым крупным артиллерийским маневром в открытом поле, о котором сообщает нам история). Все утро он проводил в своей токарной мастерской, где искусно вырезал по дереву. Не думая ни о чем другом, он вел веселую жизнь в интимной близости с умными людьми, жившими в то время в Ферраре; среди них были Ариосто, шуты, всякие кутилы. Альфонсо, сознавая свои великие государственные способности, жил просто, не стесняя себя условностями, и его подданные считали, что он не достоин престола.

"Непомерное честолюбие побудило его второго брата, дона Фернандо, извлечь для себя выгоду из этих обстоятельств. Несчастного дона Джулио, ужасно теперь изуродованного, преследовала страстная жажда мести. Оба стали искать и нашли сообщников, чтобы совершить переворот. Дон Джулио хотел мечом и ядом отомстить Ипполито, а заодно и Альфонсо, который не наказал Ипполито. Фернандо хотел для себя только короны.

"Главная трудность заключалась для заговорщиков том, что необходимо было расправиться с обоими братьями одновременно. Они бывали вместе только во время больших празднеств, но тогда их окружали многочисленные телохранители. Они никогда не обедали вместе; Альфонсо, окруженный веселым обществом, обедал рано; кардинал Ипполито со всею роскошью и изысканностью церковника затягивал свои обеды до полуночи.

"Заговорщики выжидали благоприятного случая. Один из них, Джани, знаменитый певец, своим искусством доставлял герцогу такое удовольствие, что этот государь резвился с ним, как школьник. Часто во время игр, которыми они забавлялись вместе в саду, Джани связывал руки герцогу и мог бы его убить, но Ипполито никогда не забывал о том, что он сделал: по его приказу за каждым шагом дона Джулио внимательно следили. Наконец в июле 1506 года кардинал раскрыл тайну заговора.

"Несчастный дон Джулио успел бежать в Мантую, но был выдан маркизом Франческо II Гонзагой. Пытка, которой подвергли Джани и других заговорщиков, заставила их рассказать о планах двух братьев. Второстепенные заговорщики были казнены, а Фернандо и Джулио, также приговоренные к казни, получили помилование в момент, когда всходили на эшафот; казнь была им заменена пожизненным заключением. Фернандо умер в тюрьме в 1540 году; Джулио был выпущен на свободу в 1559 году, после пятидесятитрехлетнею заключения. Мы видели портреты всех этих людей в Феррарской библиотеке".

Я рассказал этот эпизод потому, что его часто искажали умные люди того времени, пытавшиеся угодить Альфонсо. Ариосто, выведя двух несчастных братьев в числе теней, встречающих Брадаманту, восхищается милосердием Альфонсо^*.

^* ("Orlando Furioso" ("Неистовый Роланд", песнь III, октавы LX и LXII).)

Около 1500 года государи стали бояться истории и начали подкупать историков. История Италии, такая прекрасная до этого времени, с 1550 года напоминает историю Франции в изложении Мезре, отца Даниэля, Велли и т. д. Автор, которого вы читаете, подкуплен деньгами или желанием заслужить почет; он принужден щадить всесильные предрассудки. У нас исключение составляет только Сен-Симон; что же касается Италии, то Гвиччардини - низкий мошенник; Павел Иовий говорит правду только в том случае, если ему не заплатили за ложь, и он сам хвалится этим.

Сегодня утром мы гуляли по Авентинскому холму. Погода очаровательная; солнца нет, с моря доносятся порывы свежего ветра; в эту ночь где-то была буря. Мы гуляли, как настоящие бездельники, наслаждающиеся жизнью. Мы прошлись по Целийскому холму позади Мальтийской приории. Пожав плечами при виде орнаментов, которые обязаны своим происхождением кардиналу Редзонико и вполне достойны века Людовика XV, мы подошли к воротам виноградника. Мы долго стучали; наконец нам открыла старуха, сопровождаемая маленькой сердитой собачонкой; старуха успокоила ее и с большой готовностью принялась исполнять обязанности чичероне.

Сан-Стефано-Ротондо, круглая форма которого сразу бросается в глаза, был некогда храмом, воздвигнутым в честь императора Клавдия. Первая церковь, посвященная св. Стефану, была построена св. Симплицием в 467 году, но в заметке, написанной самим святым, речь идет одновременно о церкви Сан-Стефано и о храме Клавдия. Заметьте, что в его время, в 467 году, государство еще не позволяло христианам уничтожать или занимать под церкви общественные здания. Только в 772 году папа Адриан I завладел храмом Клавдия и на его фундаменте воздвиг церковь, которую мы сейчас осматриваем. Николай V ремонтировал ее в 1454 году; Иннокентий VIII и Григорий XIII производили в ней какие-то работы.

Церковь эта, весьма необычной формы, украшена пятьюдесятью античными колоннами, расположенными в два ряда; почти все они ионического ордера, гранитные, и только шесть коринфского ордера, из греческого мрамора. На внутренних стенах нефа ужасная живопись Помаранчо и Темпесты, пользующихся громкой славой среди людей, лишенных вкуса, случайно попадающих в Рим; этим господам такая живопись столь же понятна, как и гильотина в действии. Эта "жестокая реальность" пошлым людям кажется возвышенной. Рафаэль очень холоден по сравнению со св. Эразмом, у которого вытягивают внутренности лебедкой.

Поблизости от входа я видел святого, которому раздавливают голову двумя мельничными жерновами; один глаз вылез из орбиты, и... остальное слишком ужасно, чтобы я мог об этом писать.

Красивые стихи Расина, описывающие жестокое зрелище, смягчают его ужас своим изяществом. Фрески Сан-Стефано-Ротондо недостаточно прекрасны для того, чтобы сделать выносимыми страшные пытки, которые они изображают слишком хорошо и слишком понятно. Наши спутницы не могли вынести вида картин, которые покрывают полукруглую стену, идущую вокруг церкви; эти дамы решили подождать нас на Пьяцца делла Навичелла. У нас хватило мужества осмотреть эти фрески очень внимательно. Люди XIX века уже не испытывают тех страстей, которые заставляли первых христиан идти на мученичество. Силой симпатии мы можем представить себе страдание, которого, однако, никто в действительности не испытывал. Большая часть мучеников находилась в состоянии экстаза. В промежуток от 1820 до 1825 года шестьсот женщин в Бенгалии сожгли себя на могилах своих мужей, которых они совсем не любили^*, Вот настоящее самопожертвование, вот действительно ужасающие страдания. Гораздо легче пойти навстречу смерти во славу метафизического учения, изложенного остроумными людьми, которые своими речами завоевывают себе почет и средства к существованию; они без труда убеждают поэтические натуры в том, что ценою страданий, длящихся всего несколько часов, можно приобрести вечное блаженство.

^* (Великое торжество законодательства! По словам ученых, этот обычай был установлен потому, что когда-то индусские женщины избавлялись от мешавших им мужей при помощи яда. В течение последних сорока лет индусы осмеливаются спрашивать у своих браминов, почему женщины должны сжигать себя. Неужели все религии должны исчезнуть? Каждый год сотни верующих образуют караваны и прибывают на берега Ганга, чтобы лишить себя жизни в волнах священной реки. (Путешествие епископа Эбера в Индию в 1828 году. См. "National" от I/II 1830 года.))

Большая часть путешественников, говорящих о римских мучениках, заранее решила верить всему или не верить ничему. Для женщин в английской Индии, ежедневно сжигающих себя во славу своих мужей, которых они никогда не любили, не существует главного возражения, основанного на малой вероятности. Эти молодые индуски сжигают себя из чувства чести^*, так же как в Европе дерутся на дуэли^**.

^* ("Господин Эбер главной причиной этих ужасных самосжиганий индусских женщин считает скупость родителей, не желающих содержать овдовевших женщин, и ревность стариков, обеспечивающих себе верность молодых жен даже после своей смерти. Впрочем, индусы не придают большой цены жизни женщины: каждый год сотни верующих образуют караваны и прибывают в Бенарес, чтобы из благочестия утопиться в священной реке - Ганге; покончить с собой в священном граде - значит обеспечить себе спасение в загробной жизни". (Примечание, добавленное Коломбом в издании 1853 года, согласно указаниям Стендаля, на экземпляре Сержа Анд ре.^***))

^** ("Мученичества доказывают силу религий, начиная от религии дуэли до религии браминов. Мученики - это первое преступление религий. Это десятина, которую они взимают с благородных и поэтических душ. Доминик.

"Следуя этому правилу, св. Франциск и другие талантливые главы орденов устанавливают различные степени покаяния. Монахов классифицировали по системе Линнея и т. д. Доминик, 1 февраля 1830 года", (Запись на экземпляре Сержа Андре.))

^*** (Все примечания к этой странице составлены, по-видимому, Роменом Коломбом по заметкам Стендаля на экземпляре Сержа Андре Эбер - епископ, оставивший описание своего путешествия в Индию в 1828 году. В газете "National" от 1 февраля 1830 года была помещена статья об этом путешествии, на которую и ссылается Стендаль в одной из своих записей.)

Рафаэль. Афинская школа. (Фреска. Фрагмент. Рим.)

История преследований и мученичеств была написана Гиббоном^*. Этот историк, конечно, говорит всегда только то, что он считает верным, но он терпеть не может подробностей, которые XIX век очень любит, и не без основания. Вот один эпизод.

^* (История преследований и мученичеств была написана Гиббоном.- Стендаль имеет в виду работу Гиббона "История упадка и гибели Римской империи")

Св. Перпетуя была предана смерти за свою веру в 204 году, в царствование Севера, вероятно, в Карфагене. Ей было только двадцать два года. Вплоть до кануна своего мученичества она сама ежедневно записывала все, что происходило в тюрьме с нею, св. Фелицитою, ее подругой, и с многими другими христианами, принявшими мученическую кончину вместе с этими двумя молодыми девушками. Наивный рассказ Перпетуи весьма трогателен. Он свидетельствует о том, что страдать за веру было в моде в Африке около 204 года, точно так же, как умирать весело и даже, так сказать, не удостоив подумать о смерти, было в моде в той тюрьме, которую г-жа Ролан покинула, чтобы взойти на эшафот.

Африканские палачи вывели Перпетую и Фелициту на арену цирка, который был в этот день полон зрителей; они сорвали с молодых девушек одежды и в таком виде опутали их сеткой. Народ возмутился этой низостью, и крики его заставили палачей возвратить молодым христианкам одежду. Они выпустили на арену бешеную корову, сила и ярость которой были известны зрителям. Она бросилась на Перпетую, подняла ее на рога и кинула на землю; девушка упала на спину, затем поднялась и, заметив, что платье, которое ей возвратили, было разорвано сбоку, прикрыла разорванное место с большим спокойствием и пристойностью.

Это растрогало народ, вновь выразивший свое отвращение к зрелищу, которое ему показывали. Палачи направились вместе со своими жертвами к городским воротам, называвшимся Сана Вивария. Прежде чем двинуться в путь, Перпетуя поправила свои длинные рассыпавшиеся волосы. "Не следует,- сказала она,- идя на торжество, иметь вид скорбящей".

Придя к воротам, называвшимся Сана Вивария, Перпетуя словно очнулась от глубокого сна. "До этой минуты она как будто находилась в экстазе; она стала осматриваться, словно не знала, где находится, и, к великому изумлению всех окружающих, спросила, когда же ее отдадут на растерзание бешеной корове, о которой ей говорили в тюрьме".

В это время несколько усердствующих из толпы, по-видимому, подкупленных властями, вроде тех, которые вопили во время казни генерала Риего (в Испании), громкими криками стали требовать, чтобы молодых христианок снова отвели в цирк; они говорили, что не следует лишать народ удовольствия посмотреть, как их грудь будут пронзать кинжалы. Власти поспешили отвести христианок в цирк.

"Все приняли смертельный удар молча и не дрогнув; только одна св. Перпетуя, до этого не чувствовавшая благодаря экстазу, в котором она пребывала, никакой боли и страха, не могла удержаться от жалоб и криков. Она попала в руки гладиатора неловкого или не желавшего убивать молодую девушку; он пронзил ее своим мечом, но не убил, и она стала громко кричать" ("История" Тертуллиана, перевод г-на де Ламота).

Нужно думать, что мгновения глубокой страсти, бесчувственности и экстаза часто повторялись во времена тех эпидемий восторженности, следы которых так часто можно встретить в истории, хотя она еще далеко не совершенна. Доктор Бертран написал весьма почтенный труд^* об этом состоянии экстаза, полную бесчувственность которого может сколько угодно вызывать магнетизм (рассказ г-на Клоке^** в апреле 1829 года).

^* (Доктор Бертран написал весьма почтенный труд...- Работа доктора Бертрана, очень нашумевшая в свое время, носит название "О животном магнетизме" (1824).)

^** (Клоке (родился в 1790 году) - крупный французский медик, оставивший множество работ по анатомии, сравнительной анатомии и хирургии.)

Оставив Сан-Стефано-Ротондо, мы пошли к нашим спутницам на Целийский холм. Осмотрев несколько соседних раскопок, открывших казармы первой когорты Вигилий, мы постучались в ворота виллы Маттеи, где живет сейчас князь Мира^*. Здесь был найден прекрасный мраморный Гермес с головами и именами Сократа и Сенеки. После этого открытия ловкий придворный этот предстал нам уже не с тем жестоким и подлым лицом, с каким он был прежде известен. У подлинного Сенеки было лицо настоящего дипломата XIX века; у него были также соответствующие таланты, и он блистал бы в наших академиях, как и св. Августин, св. Иероним и все умные люди, испорченные римским дурным вкусом эпохи упадка.

^* (Князь Мира (1767-1851) - Мануэль Годой, фаворит, испанской королевы Марии-Луизы, игравший большую роль в политических событиях в Испании во время Революции и Империи.)

Читали ли вы в конце IV тома "Мемуаров" г-на де Боссе эпизод из жизни князя Мира? Добрый король Карл IV, чтобы доставить удовольствие дамам, просит князя облачиться последовательно во все свои лундиры и показаться им. Этот случай удивлял весь Рим в течение нескольких дней. Карла IV здесь очень любили.

Угнетаемый дружбой, которою его жаловал государь, бедный Мануэль, чтобы хоть несколько мгновений побеседовать с королевой, окружил какой-то фонтан небольшой стеной в четыре фута высоты; фонтан наполнил водою бассейн, расположенный в самой высокой части виллы, которую мы сейчас осматриваем. Крохотной лодочкой, в которой могло уместиться не больше двух человек, управлял сам князь Мира; таким образом, он мог перекинуться несколькими словами с королевой, в то время как король, скучая в одиночестве, кричал им с берега: "Мануэль, возвращайся скорей! Довольно!" Такова жизнь фаворитов. "Счастливы их дети", как говорит римская поговорка.

Гуляя по Риму, вы ежедневно открываете какой-нибудь новый великолепный пейзаж. Забыв о времени, мы провели целых два часа в конце одной аллеи на вилле Маттеи: отсюда открывается чудесный вид на Римскую кампанью, о котором никто ничего нам не говорил.

Я отправился один к гробнице Цецилии Метеллы, издали привлеченный ее видом; под вечер я подошел к кабачку Армеллино, когда его уже собирались закрывать. По причине римской лени меня ни за что не хотели впустить, но я вступил в разговор allegramente^* с самым старшим из слуг. Он охотно согласился услужить мне и в течение всего обеда рассказывал забавные анекдоты о лицах, власть имущих. Я не верю и половине того, что он мне рассказал, но я знаю теперь, как римский народ смотрит на Льва XII и его министров. "E un vero leone" ^**,- повторял мне этот человек с изумительной непринужденностью.

^* (Весело (итал.).)

^** (Это настоящий лев (итал.).)

Невозможно себе представить ничего более высокомерного и неумолимого, чем римский народ, когда он имеет дело со стесняющими его клиентами. Эта наглость иногда меня раздражает, а потом начинает мне нравиться; я убежден, что какой-нибудь великий государь мог бы кое-что сделать из этих людей. Из кабачка я пошел смотреть марионеток в палаццо Фьяно и смеялся в течение целого часа. Импровизации этих маленьких деревянных фигурок не подлежат предварительной цензуре. Римская полиция, еще недостаточно искушенная, ограничивается тем, что сажает хозяина театра в тюрьму, если он уж слишком предается веселью; но перед началом спектакля он усердно напаивает шпиона, которому поручено за ним наблюдать, а этот шпион бессменен, так как это бывший лакей кардинала N. К тому же здесь редко смещают людей; если у вас есть начальник или контролер, единственной задачей вашей жизни становится подкупить его всеми возможными средствами.

Несмотря на нашу новую страсть ко всякого рода памятникам, нам кажется, что церкви, выстроенные или реставрированные после 1560 года, не заслуживают внимания; ужасное разграбление Рима в 1527 году рассеяло учеников Рафаэля и погрузило их в мрачное уныние, от которого многие уж больше не оправились. Джулио Романо бежал в Мантую и не пожелал возвращаться в Рим. Таким образом, ученики Рафаэля не имели учеников.

У Микеланджело был слишком надменный нрав, и его презрение к "каменотесам", как он называл современных ему зодчих, было слишком искренне, чтобы он мог оказать значительное влияние на молодежь, которая угождала богатым старикам и получала от них заказы на постройку церквей. Тем не менее все эти художники, в настоящее время столь мало известные, воображали, что подражают Микеланджело; он же говорил: "Моему стилю суждено создавать великих глупцов".

Советую вам купить том в двести страниц, великолепно отпечатанный во Флоренции,- "Жизнь Микеланджело", изданную при его жизни учеником его, живописцем Кондиви. Это писатель весьма посредственный, но его предрассудки, вовсе не похожие на наши, нисколько не заразительны, а мысли, изложенные в его книге, по всей вероятности, представляют собою слабое отражение идей его героя.

Вилла Мадама, палаццо Стоппани, Навичелла, двор св. Дамазия в Ватикане и другие архитектурные работы Рафаэля в то время не вызывали восторга, какой они вызывают теперь. Недостатком их считали холодность; это тот же недостаток, который подражатели г-на де Шатобриана находят в стиле Фенелона.

Вот имена пятнадцати архитекторов, стиль которых вы можете изучить ради собственного вашего удовольствия:

Сансовино, из Флоренции, умерший в 1570 году;

Бальдассаре Перуцци, из Сьены,- в 1536 году;

Саммикели, веронезец,- в 1559 году;

Лигорио, неаполитанец,- в 1580 году;

Амманнати, флорентинец,- в 1586 году;

Андреа Палладио, из Виченцы, изумительный зодчий,- в 1580 году (см. Виченца);

Пеллегрини, из Болоньи,- в 1592 году;

Джованни Фонтана и Доменико, брат его, из Мили, поблизости от Комо,- в 1614 и 1607 годах;

Оливьери, римлянин,- в 1599 году;

Скамоцци - в 1616 году.

Карло Мадерна, из Биссоны, поблизости от Комо, умер в 1669 году, в один год с Пьетро да Кортона; это он, как нам известно, закончил собор св. Петра. Можно насчитать около пятидесяти имен более или менее малоизвестных архитекторов, работавших в то время в Риме; всех затмил знаменитый Джованни Лоренцо Бернини, родившийся в Неаполе в 1598 году и умерший в 1680 году. Знаменитый Виньола, родившийся, как все почти великие архитекторы, в Северной Италии, умер в 1573 году.

Вы могли заметить, что каждый кардинал носит имя какой-нибудь церкви; до революции, лишившей этих господ их богатств, часто какой-нибудь кардинал реставрировал и украшал церковь, от которой он получал затем свое официальное имя.