Глава XVI. Портреты генералов: Бертье, Массены, Ожеро, Серрюрье

К концу своего жизненного пути Наполеон набросал характеристики генералов, служивших под его командованием в Итальянской армии. Мы приведем эти портреты, дополнив их несколькими штрихами.

Речь идет о Бертье, Массене, Ожеро, Серрюрье и Жубере. Три генерала, дарованием не уступавшие Массене, к тому времени еще не успели стать командирами дивизий; я имею в виду Ланна, Дюфо и Мюрата. Даву, над которым тогда смеялись, так как ему свойственны были хладнокровие, осторожность и упорство - черты, обычно у французов отсутствующие, а также Ласаль еще были в младших чинах. Кильмен мог бы стать одним из самых выдающихся дивизионных генералов армии, но он постоянно хворал.

Все эти генералы были храбры в равной степени, но природный склад каждого из них придавал их храбрости особый оттенок. Однако в ходе военных действий, о которых мы будем рассказывать, один из этих полководцев был отставлен за трусость, а другой заслуживал бы этого по причине своего легкомыслия.

Чего бы только не совершил Наполеон, имей он в те годы под своим начальством генералов Гувьон-Сен-Сира, Дезе, Клебера и Нея, а начальником главного штаба вместо Бертье - Сульта!

Бертье было около сорока двух лет; он родился в Версале; его отец, инженер-топограф Людовика XV, затем - Людовика XVI, чертил карты их охотничьих поместий. В молодые годы Бертье в чине лейтенанта участвовал в войне Америки с Англией; когда началась революция, он, по особой милости короля, был уже полковником. Он командовал национальной гвардией в Версале, где проявил себя ярым противником якобинской партии. Назначенный в Вандею начальником главного штаба революционных войск, он был там ранен; после 9 термидора он стал начальником главного штаба Келлермана в Альпийской армии и последовал за ним в Италию. Его заслуга в Итальянском походе заключалась в том, что он избрал для армии оборонительную линию Боргетто, которую неприятель не мог сломить. Пожалуй, это единственная стратегическая идея, когда-либо пришедшая ему в голову.

Когда Наполеон принял командование Итальянской армией, Бертье попросил назначить его начальником главного штаба; с тех пор он бессменно занимал эту Должность. В дальнейшем мы увидим, в какой мере он около 1805 года способствовал разложению армии и насколько виновен был в том, что в сердцах офицеров любовь к славе сменилась себялюбием.

В 1796 году он проявлял огромную энергию, которую впоследствии утратил; в ту пору он без всякого ущерба для своей кабинетной работы сопровождал главнокомандующего во всех его разъездах и разведках. Проводя целый день в коляске Наполеона за обсуждением всевозможных маневров, какие могла предпринять армия, причем он никогда не осмеливался давать советы, прежде чем его просили об этом, он точно запоминал все, что было решено главнокомандующим, и, вернувшись в штаб, отдавал соответствующие распоряжения. Он умел чрезвычайно ясно представить себе самые сложные движения войск, с легкостью разбирался по карте в условиях местности, быстро и отчетливо подводил итоги разведки и в случае надобности мог превосходно начертать расположение позиций. Его характер, нерешительный и чуждый восторженной пылкости, в сочетании с безукоризненной учтивостью и посредственностью его дарования как раз, быть может, и снискал ему расположение главнокомандующего.

Было время, когда люди старого порядка, исполненные зависти и не знавшие, чем бы умалить изумительные победы генерала Бонапарта, утверждали, будто Бертье являлся его ментором и составлял для него планы кампаний. Бертье очень испугался этих слухов и сделал все, что мог, дабы положить им конец. Бонапарт оценил его поведение. В общем, Бертье был человек старого порядка, обходительный и учтивый в повседневной жизни и совершенно ничтожный перед лицом событий необычайных. Нам не раз представится случай дурно отозваться о нем.

Массена был совсем другой человек - истинное дитя природы. Он ничего не знал, даже правописания, но он обладал твердостью духа; ему чуждо было уныние. Казалось, несчастье не только не ослабляло, а, напротив, усиливало энергию этой мужественной души. Родившийся бедняком, он имел злосчастную склонность к воровству, и в Риме его войска были вынуждены прогнать его. Но таковы были его храбрость и его дарование, что, несмотря на этот ужасный порок, жертвами которого становились его солдаты, они не в силах были его разлюбить. Он всегда возил с собой какую-нибудь любовницу; обычно это бывала самая красивая женщина той местности, где он командовал войсками. Стоило кому-нибудь из его адъютантов приглянуться ей, как он уже старался послать его на верную смерть.

Он очаровывал своим остроумием, когда чувствовал себя непринужденно, но приходилось прощать ему неправильные обороты речи. Бюст, поставленный на могиле Массены на кладбище Пер-Лашез в Париже, передает его черты.

Уроженец Ниццы, он был скорее итальянец, нежели француз. У него никогда не было досуга, чтобы хоть немного заняться своим образованием. В ранней молодости он поступил на французскую военную службу, в королевский итальянский полк. Быстро выдвинувшись, он рано сделался дивизионным генералом. Его отвага, женолюбие, полное отсутствие надменности, грубоватая фамильярность в обращении с солдатами - все это должно было нравиться воинам; в его характере было много черт, которые история приписывает Генриху IV. В Итальянской армии он служил под начальством главнокомандующих Дюгомье, Дюмербиона, Келлермана и Шерера. Массена был крепкого телосложения и неутомим. Он днем и ночью не слезал с коня, рыща среди гор и скал; в этом роде военных действий он был особенно искусен. В 1799 году победою при Цюрихе он спас Республику, повсюду терпевшую поражения. Не будь Массены, грозный Суворов вступил бы во Франш-Конте в тот момент, когда французам надоела Директория, а быть может, и свобода.

По словам Наполеона, Массена был решителен, храбр, неустрашим, полон честолюбия и гордости; его отличительной чертой было упорство; он никогда не падал духом; он пренебрегал дисциплиной и уделял мало внимания административным делам. Он довольно плохо составлял диспозиции наступления. В беседе с людьми, которым он не доверял, он казался человеком сухим и малоинтересным; но при первом пушечном выстреле, среди ядер и опасностей его мысль приобретала ясность и силу. В армии нередко думали - и лично я всегда это подозревал,- что Наполеон слегка завидовал ему.

Ожеро, уроженец предместья Сен-Марсо (в Париже), к началу революции был сержантом. Когда она вспыхнула, он находился в Неаполе, куда был послан обучать строю местных солдат. Г-н де Перигор, французский посланник в Неаполе, вызвал его к себе, дал ему десять луидоров и сказал: "Возвращайтесь во Францию, там вы сделаете карьеру". Он служил в Вандее, а генеральский чин получил в армии Восточных Пиренеев. Когда с Испанией был заключен мир, он привел свою дивизию в Итальянскую армию. К 18 фрюктидора Наполеон послал его в Париж, куда он приехал, весь увешанный драгоценностями.

Наполеон упоминает о том, что Директория назначила Ожеро главнокомандующим Рейнской армией. Ожеро совершенно не умел держать себя, его умственный кругозор был ограничен, он был невоспитан и до крайности необразован; но он умел поддерживать среди своих солдат порядок и дисциплину; они любили его.

В наступлении он действовал последовательно и обдуманно. Он искусно распределял свои колонны, умело размещал резервы, храбро сражался; но всего этого хватало ровно на один день. Одержал ли он победу, потерпел ли поражение - к вечеру он чаще всего впадал в уныние, что можно объяснить либо особенностями его характера, либо недостаточной проницательностью и расчетливостью его ума.

Он примкнул к партии Бабефа. В своих взглядах, если вообще таковые у него были, он сходился с самыми крайними анархистами. В 1798 году он был назначен депутатом Законодательного корпуса, участвовал в интригах Манежа и нередко играл в них смешную роль.

Серрюрье, родившийся в департаменте Эны, к началу революции был майором пехотного полка; он сохранил все замашки и всю суровость заправского майора; он был очень строг по части дисциплины и прослыл аристократом, из-за чего нередко, особенно в первые годы, подвергался опасности на биваках. Как полководец он ничего не решался брать на себя, и ему не везло.

По словам Наполеона, Серрюрье выиграл сражение при Мондови и взял Мантую; ему выпала высокая честь: перед ним продефилировал со своими войсками маршал Вурмзер; Серрюрье был храбр, лично для себя презирал опасность. У него было меньше пыла, чем у Массены или Ожеро; но он превосходил их нравственным достоинством, благоразумием своих политических взглядов и постоянством в дружбе. По всему своему складу этот генерал был чужд молодым патриотам, над которыми он начальствовал.