Глава IV

Я наблюдал во всех подробностях восход "великого светила". Мы выехали из Тонера в три часа ночи при ясном, очень звездном небе. Мне казалось, что я различаю комету. По своим очертаниям она была похожа на пирамиду; от вершины, которая являлась самой яркой точкой, и до конца лучей было такое же расстояние, как от последней звезды дышла Большой Медведицы до колесницы, образуемой четырьмя звездами.

Созерцая это зрелище, я заметил, что нельзя было различить, где находится восток. Несколько минут спустя мне показалось, что я вижу светлую полосу, наискось перерезавшую горизонт; затем отчетливо проступила черта горизонта, и небо заполнилось голубым светом; это напомнило мне рассвет в "Бардах" (опера Лесюера). Я нашел, что оперная имитация безупречна.

Голубой свет долгое время усиливался, не изменяя окраски. Наконец он перешел в медно-красный цвет утренней зари; все небо запылало багрянцем. Затем этот свет побелел и заблистал - не на самом горизонте а немного повыше. На горизонте виднелась более темная линия, образуемая, по-видимому, туманами.

Пейзаж слегка оживился, и наконец мы приехали в Монбар. Мы обнаружили у хозяйки гостиницы портрет Бюффона. Служанка провела нас к его старому садовнику. Этот старичок, худой, очень подвижный и ясно излагающий свои мысли, заставил нас одолеть не то семь, не то восемь уступов шириной самое большее в тридцать футов.

Мы достигли площадки в форме трапеции "Е"; с этой площадки открывается далекий кругозор вдоль линии "ММ", к сожалению, образуемой только холмами, скудно поросшими лесом, и, судя по их виду, малоплодородными. Этот пейзаж, как и сад, не вызывает представления о неге. Я поделился этой мыслью с г-ном Лекки, и он сказал мне в ответ:

- Поэтому ничто не может привлекать сюда, кроме желания почтить память великого человека.

Для итальянца мысль о красивом саде неразрывно связана с негой. Сад Бюффона занимает слишком мало места; за исключением этого обстоятельства, он способен внушить представление силы и величия. Ничего изнеженного во всех этих стенах и лестницах; напротив, нечто суровое и резкое. Это напоминает Версаль.

"ССС" - это очень узкие уступы; "Е" - площадка с далеким видом, открывающимся с трех сторон; "L" - дверь в стене уступа, позади которой подземная лестница привела нас на площадку "F", усаженную платанами (теми деревьями с красивой корою, которыми обсажен прекрасный Руанский бульвар подле госпиталя). В заключение мы поднялись по ста тридцати восьми ступеням в башню "В", остаток замка герцогов Бургундских, пожалованного Бюффону королем и занимавшего всю площадку. Окна этой башни в стенах толщиною в пять футов и стоящие возле окон скамьи подлинно готические.

Все эти подробности сообщил нам худощавый и подвижный садовник. По его словам, в семье "у нас есть грамоты, свидетельствующие, что эта башня построена более девятисот лет тому назад". Стало быть, в 900-м году. Этот человек прослужил у Бюффона семнадцать лет. Он видел, как "Жан-Жак" преклонил колени на пороге павильона "А", где Бюффон работал в тиши уединения.

Бюффон приходил туда в пять часов утра или самое позднее в четверть шестого; в одиннадцать ему приносили хлебец и графин воды. Он завтракал, потом ровно в час спускался к обеду, ни о чем не разговаривал с теми, кто сидел с ним вместе за столом, опять шел наверх и работал до пяти часов вечера - время, когда к нему являлись посетители. Он отдыхал в беседе со своими гостями.

Садовники старательно сметали с его пути листья.

- Нас было шестеро тогда,- рассказывал старик.- В пять часов камердинер входил и менял свечи.

Я заставил его несколько раз подтвердить, что Бюффон работал только при искусственном освещении.

Все держались вдали от его павильона, когда знали, что он там. Двери сделаны двойные; окна выходят на поля, расстилающиеся за уступом "Д", и возвышаются на двадцать или тридцать футов над землей. Возле этого уступа проходит дорога из Парижа.

Жорж-Луи-Леклерк Бюффон

Бюффон приезжал в мае и уезжал в сентябре. Его владения, прилегающие к Монбару, приносили ему примерно 40 000 франков ежегодного дохода.

Я был взволнован, мне захотелось побыть там еще.

Такая усидчивость - урок для меня. Мне захотелось сосредоточиться и почувствовать величие и силу, какими дышат эти сады. Мои дорожные спутники заторопились и помешали мне это сделать. Платаны не затеняют аллей, хотя они и очень высоки. Есть такие, что имеют полтора фута в диаметре, а посажены они всего сорок пять лет тому назад, как уверяет садовник. Я рассматривал у хозяина гостиницы (г-на Готье) портрет Бюффона, написанный Друэ-сыном; я увидел в нем физическую силу, то, что называют во Франции красотой, но никакой мысли и, главное, никакой чувствительности.

........................................................