Глава XXII

Итак, мы посетили музей Брера; я выказал себя там человеком светским, блестящим, с живым умом. Г-жа Пьетрагруа дала мне понять накануне, что такая живость ей нравится; при этом она проявила такую проницательность, которая доказала мне, что она прекрасно улавливает всякие тонкости.

Я сумел их выразить, беседуя по-итальянски,- это неплохо.

Произведения искусства захватили меня, особенно красивый барельеф (Геркулес, возвращающийся с Алкестой). Во время осмотра мне пришлось убедить себя снова завладеть вниманием г-жи Пьетрагруа, вместо того чтобы восхищаться портретом Монти^*.

^* (Винченцо Монти (1754-1828) - один из крупнейших итальянских поэтов того времени.)

Она задавала мне хитроумные вопросы, желая отгадать, в чем заключаются мои служебные обязанности, о которых она была осведомлена только по моей визитной карточке. Но так как самолюбие придавало мне самую утонченную восприимчивость в этом отношении, я отлично понял, к чему клонятся ее расспросы, непринужденно и даже с изяществом выпутался из них и представил мою должность в прикрашенном виде.

Замечу, что для человека с таким характером, как у меня, знаки отличия хороши только в путешествии.

Это посещение Бреры укрепило меня во мнении г-жи Пьетрагруа и г-на Видмана.

Мы направились в мастерскую Рафаэлли. Там я дважды посмотрел на нее с величайшей нежностью; всякий раз, когда наши руки встречались, они обменивались пожатием, мы часто прижимались друг к другу плечом; я сказал ей несколько коротких и нежных комплиментов.

Она рассталась с нами у своего подъезда в половине пятого. "Arrivederci, questa sera al teatra"^*,- с этими словами все распрощались.

^* ("До свидания нынче вечером в театре" (итал.).)

Г-н Мильорини показал нам портрет своей любовницы, замужней женщины с глупым выражением лица; все шутили по поводу этой связи с такой простотой и вольностью, от которой волосы стали бы дыбом у наших бедных французских импотентов.

В пять часов я пришел к Вьейяру и увидел красавицу все еще в папильотках. Я был весьма любезен с соседом по столу и угостил его моим бургундским^*. Оно было очень хорошее, и я оказал честь моей бутылке (10 миланских лир).

^* (То был поэт-импровизатор и паразит.)

То полное счастье, о котором я говорил, я испытывал с четырех часов до половины шестого. Оно началось в ту минуту, когда я взял г-жу Пьетрагруа под руку. Убогость мыслей моих спутников навеяла на меня мимолетную скуку у Рафаэлли; для игры в мяч нужны двое.

Я вышел погулять на Корсо один; мое счастье внезапно кончилось, как кончается счастье иных честолюбцев^*.

^* (Которые, будучи из первых в каком-нибудь сословии, становятся в высшем сословии последними.)