15. Сестре Полине

Сегодня утром, ощутив потребность в задушевных и нежных радостях, я перечел твои письма, и они очаровали меня, в особенности одно, от 9 мессидора, в котором ты более чем когда-либо похожа на себя;

правда, на следующий день ты сочла нужным извиниться, так как испугалась, как бы оно не показалось мне скучным. Нашла чего бояться! Ты, милая Полина, рождена, чтобы стать необыкновенной женщиной. Только одно порождает великого гения - это меланхолия. Благородная душа, понимающая, в чем заключаются небесные наслаждения, воображает, что они существуют в повседневной жизни, но, убедившись, что их нет, все еще продолжает надеяться и ждать; иначе говоря, холодные и черствые сердца - а таких огромное большинство - не в состоянии ни испытывать эти восторги, ни откликаться на них. И человек, наделенный благородной душой, начинает считать себя несчастным; он говорит себе: "Я достоин лучшей участи",- и сладостные слезы меланхолии навертываются ему на глаза. Тогда эти несуществующие радости приобретают для него еще больше очарования из-за горького чувства, что они недостижимы; для утешения он начинает углубляться в них и таким образом научается их изображать. По этому пути следовали Жан-Жак, Расин, Шекспир, Вергилий, и т. п., и т. п., и все великие гении, обладавшие способностью чувствовать. Если к этому присоединяется еще ясный ум и понимание истинной добродетели, как у Гомера и Корнеля, такие люди оказываются способными создавать прекраснейшие из всех человеческих творений. Представь себе трагедию, в которой героинями были бы Гермионы и Федры, а мужчины были бы подобны Горациям^*, Цинне или Северу. При хорошей игре актеров человеческое сердце не в состоянии было бы выдержать столько красоты, публика в третьем акте задыхалась бы от рыданий, а после четвертого все бы с ужасной головной болью покинули свои места. Наши поэты тоже иной раз заставляют вскакивать зрителей со своих мест, но по менее волнующему поводу. "Полиевкт" приближается к этой идеальной красоте.

^* (Горации - действующие лица трагедии Пьера Корнеля "Гораций".)

Все великие художники, способные чувствовать, тоже начали с меланхолии. Это чувство на нас навевает портрет божественного Рафаэля и пейзажи Пуссена. Даже когда мы в хорошем настроении, они создают самую полную иллюзию, которая не требует ни малейшего усилия от зрителя, но часто, почти всегда их произведения испорчены слишком глубоким проникновением художника в познание истинной добродетели.

Какой шедевр создал бы Рафаэль, если бы вместо чепухи, вроде его неизменных "Святых семейств", он написал бы Танкреда^* в момент, когда тот узнает только что убитую им возлюбленную! Для гения, стремящегося выразить в живописи человеческие чувства, это прекраснейший из всех существующих сюжетов, подобно тому как для гения, тяготеющего к высокому (или к изображению грозного), самой прекрасной темой был бы Юпитер, поражающий молниями титанов. Этот последний сюжет довольно удачно изобразил Джулио Романо^** во дворце Те, в Мантуе, что же касается первой темы, то я видел в здешнем музее лишь жалкую мазню.

^* (Танкред, узнающий свою возлюбленную (Клоринду) в убитом им рыцаре, - сюжет, заимствованный из 24-й песни "Освобожденного Иерусалима" Торквато Тассо.)

^** (Джулио Романо (1499-1546) - известный художник и архитектор римской школы, ученик и последователь Рафаэля.)

Все знаменитые женщины начали с того же, что и ты,- с грусти; пример - г-жа Ролан^*. Русская императрица, свергнувшая с престола своего супруга, силой своего ума была обязана вынужденному уединению, французским книгам и дружбе с княгиней Куракиной. Читай Рюльера.

^* (Г-жа Ролан, Манон Флипон (1754-1793) - жена известного жирондиста, гильотинирована во время якобинской диктатуры. Оставила "Мемуары", написанные ею якобы во время тюремного заключения.)

Подобная судьба постигает женщин в свете гораздо чаще, чем это принято думать, ибо женщины не оказывают непосредственно влияния на наши нравы и могут действовать, лишь побуждая к действиям других. Сколько несчастных погибает от тоски из-за отсутствия поддержки, в то время как изверги, губящие их, об этом даже не подозревают!

Несчастье чувствительных сердец проистекает оттого, что они истолковывают слова черствых людей на свой манер, а те говорят нам, что величайшее из благ - свобода. Это, может быть, верно для них, но не совсем верно для нас; конечно, некоторая степень свободы нужна, иначе жизнь нам покажется постылой, но полная свобода приводит к разобщенности между людьми и несет гибель государствам. Взгляни-ка на этого восьмидесятилетнего нищего старика, как он урывает у себя половину последней краюхи хлеба, чтобы накормить свою собачку!

Большая часть того, чему мы завидуем, основываясь на словах людей сухих и бесчувственных, на деле не принесла бы нам даже никакой радости, как, например, удовлетворение нашего тщеславия. Сердцу, подобному твоему, дорогая Полина, прекрасное дерево, которое, ты случайно увидела на прогулке, может доставить больше удовольствия, чем роскошный новый экипаж, в котором эти люди намереваются блистать; в конце концов они убеждаются, что блистают они в нем значительно меньше, чем рассчитывали, тогда как ты, стоя под понравившимся тебе деревом, представляешь себе счастливых влюбленных супругов, прогуливающихся со своим двухлетним малюткой, или же Сафо^*, оглашающую леса своими дивными песнопениями, и еще тысячи и тысячи картин, подсказанных твоему сердцу воображением.

^* (Сафо (VII-VI вв. до н. э.) - греческая поэтесса. Долгое время в ее лирике было принято видеть подтверждение легенд, рассказывающих историю ее отвергнутой любви.)

Нынешний век удобен тем, что единственная его движущая сила - это деньги; при Людовике XIV, например, их было три или четыре; сколько бы человек ни имел денег, если он не родился благородным, его происхождение всегда мешало ему; он был бессилен победить известные предрассудки, уничтоженные Вольтером и Руссо. Предположим, ты бы пожелала, чтобы сын твой стал полковником; но если бы он не родился дворянином, ты могла бы напрасно истратить миллионы и своего бы не добилась. Нынче же, обладая некоторой ловкостью и пятьюдесятью тысячами франков, ты бы достигла своей цели. Имея все, что требуется, чтобы быть наисчастливейшей из женщин, Жюли д'Этанж^* всю свою жизнь была несчастна из-за нелепой причуды ее папаши-барона. Ты видишь, что только одно предубеждение отца сделало несчастными Жюли, ее мать, Сен-Пре и Клер.

^* (Жюли д'Этанж, Клер - персонажи "Новой Элоизы" Руссо.)

Вот какую пользу, при всей своей рассудочности, приносят философы, искореняющие предрассудки.

Тебе придется еще два года жизни провести среди глупцов. Приучись рассматривать их с комической стороны и старайся из общения с ними извлечь забавные анекдоты, чтобы было чем смешить твоих друзей. Обязательно займись изучением людей; проследи, ценой каких усилий этим людям удалось стать подобными глупцами, в какой мере им в этом благородном стремлении способствовали обстоятельства и что для этого они сделали сами. Найди путь, какой ты избрала бы на их месте, дабы избегнуть внедрившихся в их ум и сердце (или характер) привычек.

"Но к чему изучать N... или N... Предоставляю этим существам заниматься их жалкими делишками и плутать в полумраке их гнусного лабиринта... Я не желаю их касаться..." (д'Эглантин).

Ты не права: на этих ничтожествах ты приобретаешь дар, который позволит тебе читать в сердцах великих людей, если они тебе встретятся, и в сердцах тех, от кого когда-нибудь, возможно, будет зависеть твоя судьба.

Наука эта неприятная; но, вскрывая в больницах трупы людей, умерших от болезней, порою заразных, врач научается спасать и вызывающую всеобщее сочувствие красавицу, которую абсцесс желудка чуть не отнял накануне свадьбы у ее родителей и обезумевшего от горя жениха. Как хорошо, что скука вынуждает тебя заниматься этим отвратительным и в то же время полезным делом! Вот почему молодые парижане, никогда не скучавшие в шестнадцать лет, так глупы, так скучают сами и наводят такую скуку на других в двадцать шесть! Это главный порок парижских семейств. Составляй характеристики наиболее приметных лиц в твоем окружении; представь себе, что суд, в который вошли бы Шекспир, Гельвеций, Монтень, Мольер, Жан-Жак, попросил бы тебя описать г-на X. Что бы ты им ответила?

Раз навсегда вытравив из своего сердца дурные страсти, что, как мне кажется, при сильном желании не так уж трудно (для этого нужно внушить себе, что они приносят несчастье при любых обстоятельствах), естественно, нужно стремиться, насколько возможно, удовлетворять оставшиеся. Мера доступного человеку счастья зависит от силы его страстей. Следует принять во внимание, что счастливыми или несчастными нас делают люди, с которыми нам приходится жить. И тут, занимаясь одной и той же наукой, мы можем оказаться полезными друг другу, пожалуй, даже в большей мере, нежели двое друзей одного пола. Дело в том, что у людей с чувствительным сердцем счастье всегда в значительной степени зависит от другого пола, а ты поможешь мне изучить женщин, тогда как я смогу тебе рассказать то, что я знаю о мужчинах. Сама видишь, мой дружок, что все нас связывает, и даже не люби мы друг друга, нас соединил бы просто трезвый расчет,- так нам ли считать себя несчастными!

Люди, которые нам встретятся на жизненном пути, куда мы только вступаем, будут либо подобны нам, с пылкими сердцами, либо чрезвычайно холодными и черствыми, или же чем-то средним между теми и другими. Пылких сердец чрезвычайно мало, и потому здесь очень легко ошибиться. Мы с тобой прирожденные друзья этих благородных сердец, хранители их счастья, подобно тому, как они хранители нашего. Стоит нам только встретиться, как мы навеки полюбим друг друга: мы можем как угодно провиниться перед ними или же они перед нами, но нас всегда неизменно снова потянет в объятия друг друга; слишком уж нам нестерпимы сухие и бесчувственные!

Что до этих последних, то мы не можем рассчитывать на то, что они будут содействовать нашему счастью, если нам не удастся их убедить, что их собственное благополучие совпадает с нашим: но для этого надо обладать даром очаровывать своим умом. Этим свойством обычно блистают женщины (век Франциска I). Ибо среди глупцов и бесчувственных ты встретишь и таких, которых тебе насилу удастся убедить, что некоторые вещи выгодны не только тебе, но и им. Ведь тебе ясно, что для этих черствых сердец печаль благородной души, будь она даже ими понята, смертельно скучна (да, впрочем, она им и непонятна), ибо для жалости надо поставить себя на место другого, а все дело в том, что в нас они себя не узнают. Мы спокойно смотрим, как при нас убивают муху, но нас бросает в дрожь, когда в нашем присутствии убивают быка; еще тяжелее было бы видеть, как убивают орангутанга. Выходит, надо выработать особую систему, чтобы развлекать эту породу людей, изучить, что вызывает ее смех, не кичась, однако, перед ней своим превосходством, следовательно, не оскорбляя ее. Когда мы усвоим эту полезную привычку, нам останется только разбогатеть, чтобы стать хозяевами своей судьбы, насколько это в человеческих силах.

Мне далеко еще не удалось претворить все это в жизнь; быть может, пройдет не один год, прежде чем я усвою все эти прекрасные навыки; но все же мне кажется, что это есть истинный путь, ведущий к счастью, впрочем, по ходу дела мы будем совершенствовать свои приемы.

Из всего вышесказанного, как ты сама убедишься, напрашивается вывод: хоть условия, в которых ты сейчас находишься, и кажутся поначалу несколько тягостными, все же они как нельзя более благоприятствуют тебе, поскольку ты можешь вступить на жизненный путь как бы с географической картой в руках и обозреть жизнь во всей ее совокупности. Смею тебя уверить, что ты несравненно счастливее Адели Ребюффе,- правда, у нее есть мать, двадцать тысяч годового дохода и ей семнадцать лет, но у нее нет твоего сердца. А ведь это главное - все прочее приложится. Ты считаешь, что напрасно потеряла этот год, но ты прекрасно использовала его, гораздо лучше, чем это тебе кажется. Ты разобралась в себе, а следовательно, и в человеке. Ты познала других на своем примере. Приезжай в Париж; ручаюсь, что ты будешь счастлива. Не представляй себе Париж по описанию людей черствых. Париж - такой город, где больше чем где-либо человек - кузнец своего счастья; если у тебя есть деньги, веселый характер и приветливость, ты можешь здесь сделаться всем, кем захочешь; все это необходимо, чтобы зажить в Париже возможно лучше; но живется там недурно, даже если кое-чего и не хватает. Если ты изберешь достойное себя общество, тебя здесь будут обожать за одно только твое сердце, когда его узнают. Единственная опасность, грозящая благородным сердцам, - это счесть какое-нибудь черствое существо себе подобным и полюбить его так, как умеют любить эти сердца; страдания тогда неисчислимы! Для мужчины еще куда ни шло. Это его не порочит; кто знает, что я любил трех или четырех женщин, которые меня в той или иной мере обманывали? Если это станет известно, то моя мягкость будет даже благосклонно воспринята женщинами, которые в таких случаях рассуждают примерно так: "Тем лучше! Мы будем вить из него веревки!" Но попади ты в такое положение, ты была бы опозорена на весь остаток жизни.

Упорно работай над декламацией. Обучая тебя, как выразить ту или иную страсть, я сообщу тебе многое и о самих страстях. Особенно советую тебе заняться ролями Гермионы, Федры, Альцеста^*, Аменаиды. Выучи все их наизусть. Два дня тому назад я открыл, что это наилучшее лекарство от грусти. Я был уверен, что у меня совершенно нет памяти, а между тем выучил за один час рассказ Эдипа^** в семьдесят семь строк. Просто чудесно! Я рассчитываю почаще прибегать к этому средству; кроме всего прочего, оно помогает и тогда, когда скучаешь в экипаже или на проповеди: стоит повторить в уме монологи Федры или Гермионы - и ты начинаешь заново переживать глубоко трагические чувства, выраженные в этих отрывках; это сущая находка!

^* (Альцест - герой "Мизантропа" Мольера. Аменаи-да - героиня трагедии Вольтера "Танкред".)

^** (Рассказ Эдипа - акт IV, сцена I трагедии Вольтера "Эдип".)

Я не отказался от намерения сделать тебя банкиршей. Мант, возможно, вручит тебе Траси; я бы послал тебе его и сам сразу после получения твоего письма, но, по выражению милейшего Плана, "у меня не было к этому возможности". Я тебе его привезу, так же как Сэ^* ("Политическая экономия"); мы будем по-прежнему продолжать наши занятия; возможно, что позднее нам придется жить с тобой в разлуке два года. Хорошенько размышляй над Сен-Симоном. Где ты только его раздобыла, плутовка? Я попрошу Бижильона^** дать тебе Шекспира, если только по размышлении найду это разумным.

^* (Сэй, Жан-Батист (1767-1832) - французский экономист, автор теории обмена. Стендаль имеет в виду его книгу "Трактат о политической экономии" (1803).)

^** (Бижильон, Франсуа (1782-1827) - друг Стендаля по гренобльской Центральной школе, брат Викторины Бижильон.)

Изучая роли девушек, помни, что основное в них - грация, а грация может быть только у слабого существа. Величественное - прямая противоположность грациозному. Я тебе привезу "Жиль Блаза"^*. Прощай, Люби меня, как я тебя, то есть сильно, и распиши мне это на восьми страницах. Боже! Бьет полдень. Мой совет: выучи чудесную роль Клеопатры из "Родогуны"^**.

^* ("Жиль Блаз" - сатирический роман Лесажа (1668-1747).)

^** ("Родогуна" - трагедия П. Корнеля.)