17. Сестре Полине

В свете, милая Полина, действуют по двум мотивам: 1. Либо чтобы дать волю своей страсти, разнуздать ее, sfogare^* ее, как говорят итальянцы. Например, человек разгневанный находит удовольствие в том, чтобы горланить два часа подряд угрозы по адресу своего врага. 2. Либо чтобы заставить других людей или другого человека совершить поступок, который мы считаем полезным для наших интересов, например (см. Рец,^** том I, стр. 199, того издания, что я привез с собой). "Судьба благоприятствовала моему решению применить крайнее средство. Королева приказала заключить под стражу Шавиньи (одного из министров); я ухватился за это обстоятельство, чтобы воздействовать на г-на Вибля (председателя парламента, человека, подобно моему дяде^***, всецело преданного удовольствиям), близкого друга Шавиньи, воспользовавшись для этого его природной робостью, очень сильной. Я доказывал ему, что он и сам обречен на гибель, что Шавиньи гибнет только из-за того, что все вообразили, будто к действиям его подстрекнул не кто иной, как Вибль, что король выехал из Парижа единственно с целью сокрушить его, Вибля, и проч., и проч. Эти доводы, подкрепленные настояниями Лонгейля, который действовал со мной заодно, после долгих споров убедили Вибля и заставили его, единственно в силу страха, чувства, весьма ему свойственного, совершить один из самых смелых поступков, какие только известны".

^* (Дать ей выход (итал.).)

^** (Рец, кардинал (1613-1679) - политический деятель, один из вождей Фронды, автор известных "Мемуаров". Стендаль приводит с некоторыми искажениями отрывок из 2-й книги "Мемуаров".)

^*** (Мой дядя - Ромен Ганьон, брат матери Стендаля.)

Вот умение, которое нелегко превзойти. Достаточно трудно побудить другого человека сделать что бы то ни было; но побудить этого человека действовать наперекор всему своему складу и своим интересам- верх искусства. Вот чего достиг Рец, чьи чудесные мемуары ты, к слову сказать, должна постоянно читать и перечитывать. Для нас обоих чрезвычайно важно, чтобы мы испытывали удовлетворение от того или иного поступка не потому, что он доставил нам удовольствие, не потому, что в нем нашла выход та или иная страсть, а потому, что он был полезен для наших интересов. Нам обоим, тебе и мне, такой склад настолько чужд, что мы должны как можно глубже проникнуться этим правилом поведения; если мы не будем следовать ему, на нашу долю выпадут одни только неприятности, доставляемые умом, та зависть и то недоверие, какие он возбуждает в окружающих. Я вижу это по отцу. Если бы, вместо того чтобы писать ему откровенно, с полной непосредственностью, я хоть сколько-нибудь притворствовал в своем поведении или хотя бы в своих письмах, он считал бы меня послушным молодым человеком, который любит сельское хозяйство и решил несколько лет заниматься коммерческими делами лишь для того, чтобы скопить деньги на покупку виноградника г-на Дюмолара. Тогда он питал бы ко мне живейшую симпатию, он сочувствовал бы всем моим нуждам, и мои десять фунтов стерлингов в месяц уплачивались бы вперед. Подумай, в чем моя ошибка. Она вызвана душевной прямотой, она делает мне честь, но в то же время обрекает меня на нищету. Пленившись сладостным словом "отец", я не вспомнил о двустишии Лафонтена за которое его возненавидел Людовик XIV:

 Я вам скажу, не обинуясь, 
 Наш властелин - вот кто нам враг.

Пока я считал, что мне все нипочем, избыток сил заставлял меня пренебрегать всякими ухищрениями. Я изучал их, чтобы ознакомиться с ними, из любопытства, я считал себя вполне способным притворяться, но ради крупного начинания, не соображая того, что притворяться искусно можно только, если притворство вошло в привычку, что никак нельзя иметь при этом вид озабоченный, принужденный. Но разве мыслимо, не приобретя этих уверенных замашек в незначительных делах, надеяться выказать их в важных начинаниях? До сих пор в моей жизни еще не было ни одного случая притворства, если не считать кое-каких любовных плутней да еще нескольких мистификаций, проделанных над глупцами для увеселения дам. Отныне я решил быть откровенным, следовать первому движению сердца, только общаясь с Мелани, с тобой, с Бижильоном, с Мантом, с Крозе; всем остальным я не намерен лгать, но буду говорить им только то, что сочту нужным. Старайся с ранних пор придерживаться такого же поведения и вообще запиши, но не на одной из твоих фуфаек, а на какой-либо другой вещи, так, чтобы можно было понять, следующее основное правило: Испытывать удовлетворение от того или иного поступка лишь в той мере, в какой он полезен для наших интересов, а не в той мере, в какой он доставляет нам удовольствие.

Усвоив это правило, вскоре начинаешь из любого поступка извлекать удовольствие лишь в той мере, в какой он полезен. Верхом искусства было бы уметь внушить каждому, с кем вы... общаетесь, что вы разделяете все его вкусы, все его взгляды... ^* на благородство, на рыцарство, на правила чести и что это навсегда возбраняет вам соперничество с ним, а в то же время - исполнены законной гордости, которая позволяет вам правильно оценивать как других, так и себя и в силу которой вы превыше всех, за исключением опять-таки данного лица, несомненно, имеющего над вами превосходство, ставите самого себя. Человеку высокого нравственного склада трудно усвоить такую манеру поведения, но постепенно нужно прийти к этому. Нужно прежде всего категорически запретить себе все прекрасные рассуждения в доказательство непреложных истин, дающие нам возможность порадовать наше самолюбие собственным красноречием; ты должна дать себе клятву, что никогда не будешь доказывать < другим женщинам> никаких истин, более того, что никогда и не заикнешься при них о предметах, лежащих вне их кругозора. В этом почти все. А поскольку, как-никак, нужно о чем-то говорить, вскоре приобретаешь светскую любезность. Для этого нужно прежде всего исполниться той чрезвычайной уверенности в себе, без которой постоянно совершаешь промахи; мне кажется, что по свойственной тебе твердости характера ты легко приобретешь эту уверенность. Всякий раз, как у тебя горло будет сжиматься от робости, воображай, что ты входишь в гостиную м-ль Лассень спустя шесть лет; когда все твои приятельницы будут замужем или будут занимать известное положение в свете; воображай, что ты с ними незнакома, и спрашивай себя, имеешь ли ты основания робеть, общаясь с этими великими умами и возвышенными душами. Весь этот бездушный сброд годен только на то, чтобы доставлять нам сырой материал для счастья (деньги), и не должен мешать подлинному нашему счастью. Всякий, кто ждет от этих людей большего - признания, благодарности, дружбы,- величайший глупец, раз он не видит, что все глупцы как нельзя более схожи друг с другом, что умный человек никак не может долго казаться глупцом в их глазах и что отличительная черта глупца - чрезвычайное тщеславие, сосредоточенное на предметах, до крайности ничтожных. Рано или поздно вы возбуждаете зависть; когда зародится страх, вас начинают считать необыкновенным, и взаимное понимание уже невозможно. Надо, следовательно, ценить общество не выше того, что оно стоит, но и не ниже. Чтобы прослыть любезным, нужно в душе каждого из глупцов, которыми вы окружены, создать о себе представление, которое не страшило бы его, а затем нужно приятным образом рассказывать премилые пустячки, уметь приятно передразнивать и придумывать легкие каламбуры, которые можно себе позволять, когда в них тонко высмеивается то, на что не решились бы нападать открыто,- словом, льстить тщеславию, делать изящные комплименты; им не верят, но по их изяществу судят о том усердии, которое к ним приложено, и в этом усердии усматривают знак уважения.

^* (Оборвано.)

Все философы мрачного толка (Жан-Жак Руссо, г-жа де Сталь)^* мрачны потому, что они брали свет не с хорошей его стороны. Они подобны человеку, который, решив расколоть корягу орешника, лежащую посреди двора, целое утро тщился бы вогнать клин тупым концом, но ничего не достиг бы, только сломал бы свою колотушку и около полудня, вконец устав и отчаявшись, ушел бы плакать в дальний угол двора; вскоре, разгорячив свое воображение, он решил бы, что чувствовать себя несчастным - большая заслуга, и вслед за тем, что он чрезвычайно несчастен. Вот, к слову сказать, состояние, в котором пребывал Крозе и из которого его, возможно, вывели именно мои насмешки. Обычно такого рода "несчастные" в свете - не что иное, как глупцы; в огромном большинстве случаев эта меланхолия сводится к глупостям. К сожалению, этой болезнью страдают молодые люди и молодые женщины нашего века; но женщины, поддаваясь частому соблазну опровергнуть эту жалкую теорию, вскоре уже не решаются дольше придерживаться ее и, отказавшись от нее, перестают быть несчастными. Что касается остальных - свет, если их послушать, состоит из бесчисленного множества крохотных, соприкасающихся между собой пустынь, в каждой из которых изнывает от одиночества несчастный, с нетерпением ожидающий смерти. На этом основании они стараются уверить других, что они славные люди, тогда как они просто-напросто люди скучные, испытывающие и наводящие скуку, сообразно тому складу, который им придало воспитание. В Гренобле ты на Каролине и на других можешь наблюдать комедию чувств; в Париже, где умы более утонченны, комическое тоже более изысканно, более глубоко; там разыгрывают комедию меланхолии. Постараемся, милая Полина, не дать себя провести этим жалким фарсом. Ты не можешь быть веселой, потому что тебя томит скука, но старайся как можно лучше использовать время своего рабства. Думай о том, что для тебя возможно то чарующее счастье, которым наслаждаюсь я, думай о том, что когда-нибудь мы - Мант, Крозе, Барраль^**, Марсиаль, Мелани, ты, я - будем все вместе в Париже, что Мелани, Мант, ты и я сможем поселиться в одном доме, что мы сможем вращаться в обществе Н. Лемерсье, Тальма^***, Пикара, Колена д'Арлевиля, Парни, Мезоннева^****, Ренуара^*****, Герена, Буаси д'Англа^******, Гара^*******, Кабаниса^********, Траси и других. Думай о том, что из всех привлекательных свойств самое чарующее - ум; что удовольствия откровенной беседы эти люди могут сколько-нибудь вкушать только в общении с равными себе. Поэтому постараемся стать равными им, и тогда, при годовом доходе в 15 тысяч франков, я тебе ручаюсь, что во всей Франции не будет такой счастливой семьи, как наша. У домашнего очага - все радости искренних чувств; в свете - веселость, полная живости и остроумия. Мы видим, что все благоприятствует достижению этого счастья. Если мне удастся в будущем году получить мои 30 тысяч франков, оно станет возможным через два года. Подумай только - через два года! Скажи Жану^*********, что если он согласен ждать до этого срока, я навсегда возьму его к себе, и он сможет делать дела в нашем банке.

^* (Г-жа де Сталь, Анна-Луиза-Жермена (1766-1817) - знаменитая писательница. Стендаль судит о ее "мрачной философии" на основании ее сочинения "О влиянии страстей на счастье индивидуумов и наций" (1796), в котором автор пытается доказать пагубность и социальную опасность страстей.)

^** (Барраль, Луи, виконт, де (1783-1859) - приятель Стендаля по гренобльской Центральной школе.)

^*** (Тальма, Франсуа-Жозеф (1763-1826) - знаменитый трагик, реформатор французского театра, пользовавшийся особой известностью в наполеоновскую эпоху.)

^**** (Мезоннёв (1745-1810) - малоизвестный французский драматург.)

^***** (Ренуар (1761-1836) - французский филолог, поэт и драматург.)

^****** (Буаси д'Англа (1756-1826) - государственный деятель эпохи Революции.)

^******* (Гара, Доминик-Жозеф (1749-1833) - философ и публицист школы "идеологов".)

^******** (Кабанис, Пьер-Жан-Жорж (1757-1808) - врач и философ сенсуалистской школы, автор известной книги "Отношения между физической и нравственной природой человека", сыгравшей большую роль в формировании мировоззрения Стендаля.)

^********* (Жан - слуга Стендаля.)

Мелани горит желанием узнать тебя. Ваши души так сходны, что вы полюбите друг друга. Сейчас у нее совершенно тот же склад мыслей и чувств, что у тебя, то же своеобразие, ее поведение подсказывается теми же чувствами, но она утрачивает их по мере того, как проникается счастьем. В прежнее время она две недели из четырех бывала несчастна; ей казалось, что так будет всегда. Молодая, полная искренности, она стала жертвой жесточайшего коварства света; ее предала подруга, которую она обожала, ее предали все; она вообразила, что все души столь же черны, и, сознавая, что сможет быть счастлива, только если ее беззаветно полюбит душа, подобная ее собственной, впала в полное отчаяние; суди сама, сколь она была несчастна. Она верит, что нашла эту душу, и несчастье перестает быть привычным для нее состоянием. У нее осталось расшатанное здоровье, восстановить которое несколько труднее, чем излечить душу; но я надеюсь, что и тело и душа в конце концов будут исцелены. Прощай, я совершенно счастлив; наблюдая самого себя, я обнаружил, что в Париже, с того времени, как я вернулся из армии и до близкого знакомства с Марсиалем, Крозе и очаровательным виконтом,^* мною владела мания меланхолии; Мант, поглощенный идеологией, говорил мне, что я сумасшедший, и больше ничего. Третьего дня Мелани пришло в голову, что ты, пожалуй, могла бы выйти за него замуж. Он прекрасный человек, у него порядочное состояние, и он проводит свою жизнь вместе со мной. Однако прощай, у меня устала рука. Беспокойство о тебе - вот единственное, что меня смущает. Умоляю тебя, пиши мне почаще, иначе я рассержусь не на шутку.

^* (Виконтом Стендаль называет Луи де Барраля.)