24. Сестре Полине

Начиная со 2-го числа этого месяца, милая Полина, я не имел ни минуты досуга; иначе я уже давно рассказал бы тебе о поездке на охоту, после которой я остался в Брауншвейге. Я попросил у интенданта и казначея разрешения поохотиться в течение пяти дней в Гарце, гористой местности на расстоянии двенадцати лье отсюда. Я сговорился ехать с г-ном Реалем, человеком весьма рассудительным; он мало образован, но пять - шесть путешествий в Африку, четыре в Америку, двукратное плавание в северных морях, участие в вандейской войне^* и в осаде Лиона^** очень развили в нем здравый смысл. В момент отъезда, или, вернее, едва успев выехать, мы велели кучеру свернуть на другую дорогу и покатили в Гамбург. Не проговорись никому об этой безрассудной поездке, о которой здесь никто и не подозревает. Мы прибыли в Гамбург, проблуждав сорок пять часов по обширной пустоши, именуемой Люнебургской; подлинно фламандский ландшафт: бесконечные луга, обнесенные деревянными изгородями, местами пересеченные мрачными сосновыми лесами и быстрыми ручьями, которые, широко разлившись, образуют озера. В два часа пополуночи мы в Гамбурге; мы неистово стучим в дверь лучшей гостиницы, расположенной в порту. Мы целый час мерзли у этой двери, наконец она открылась: безобразная служанка заявила нам: "Все переполнено" - и захлопнула ее. Мы снова принялись стучать. Дверь опять открылась. Мы ринулись в дом; после долгих препирательств нас поместили в сарае с такой дырявой крышей, что, лежа там на соломе, мы наблюдали комету, ярко блиставшую на небе, совершенно ясном из-за трескучего мороза. Мы встали раньше всех, в пять часов утра. Войдя в Stube - отапливаемую большой печью комнату, которая не проветривалась с наступления холодов,- мы застали там многочисленное немецкое семейство, распивавшее кофе. Жизнь этих людей чисто животная, а вид настолько унылый, что нам казалось - у них какое-то горе.

^* (Вандейская война...- В 1793 году в Вандее вспыхнул сильный контрреволюционный мятеж, вскоре принявший характер войны против республиканской Франции. Мятеж был подавлен республиканскими войсками.)

^** (Осада Лиона.- В июне 1793 года в ряде южных городов Франции, в том числе и в Лионе, произошло восстание роялистов. Восставшие открыли военные действия против Республики. Правительство Конвента организовало осаду Лиона, которая длилась несколько месяцев. В октябре Лион был взят республиканскими войсками.)

Оставив нашу коляску на попечении хозяина гостиницы, мы сели на судно. Стоял холодный туман; судно переполнено всевозможными людьми, среди которых выделяется какой-то немецкий фат с трубкой и лакеем; бездушная карикатура, ничтожеством мысли и чувства быстро вызывающая безразличие, смешанное с презрением. Французский фат как-никак мил; он ценит самого себя лишь в той мере, в какой он забавляет других. Среди фатов-иностранцев наиболее сносны те молодые люди, которые непринужденно и осторожно удовлетворяют склонности, свойственные их возрасту; под осторожностью я разумею старание никого не оскорбить, ведь молодость зачастую склонна пренебрегать опасностью. Гамбург расположен у шлюза, открывающегося на один из рукавов Эльбы. Против города Эльба необычайно широка: в это время года она заливает несколько островков. 28 октября, в день, когда мы переехали ее, она в этом месте была шириной с пол-лье. Реаль, опытный моряк, два или три раза в жизни терпевший крушение, объяснял мне все на языке мореплавателей, состоящем не менее чем из пяти или шести сот слов, сходных с французскими только по своим окончаниям. Был момент, когда судно едва не перевернулось из-за медлительности матросов; эти незначительные опасности, совсем новые для меня, доставили мне большое удовольствие.

Миновав Альтону, мы наконец вошли в Гамбургский порт, полный судов, которые там гниют из-за невозможности торговых сношений.

Снова принимаюсь писать 27-го. Г-жа Дарю^* уехала вчера; сегодня настоящая северная погода; нет и четырех часов, а я, сидя у двух больших окон, выходящих на площадь, едва различаю предметы. Вчера и сегодня я раз двадцать вспоминал о тебе за чтением романов, единственное достоинство которых - то, что они написаны по-английски. Какое ложное представление о свете дают эти книги! Можно думать, что они написаны жителями Луны и для них же.

^* (Г-жа Дарю, Александрина (1783-1815) - жена графа Пьера Дарю.)

Боюсь, что некоторые из твоих суждений ты составила по these damned books^*. Только прекрасные души способны питать такого рода иллюзии, поэтому почти все они несчастны, и я сильно опасаюсь, как бы ты не умножила их число. Из прилагаемого письма Бижильона ты увидишь, что некоторые кумушки с Главной улицы приметили твои переодевания. Если ты не покончишь с этим, тебе не выйти замуж; не думай, что я преувеличиваю с целью воздействовать на тебя; даю тебе честное слово, что считаю по общему правилу брак столь же полезным для счастья женщин, сколь пагубным для счастья мужчин; я отдал бы все на свете за то, чтобы ты сумела снискать дружбу м-ль Викторины. Сделай для этого все, что только возможно, и сообщай мне об этом. Она изведала жестокость, которую свет выказывает несчастным, ту притворную жалость, что горше презрения.

^* (Этим проклятым книгам (англ.).)

Роковое влияние безрассудных поступков на участь женщин, обладающих прекрасной душой, объясняется тем, что причину этих поступков всегда усматривают в какой-либо предосудительной слабости. Каким бы тонким умом ни обладал молодой человек, как бы он ни был влюблен, он не женится на тебе, если двадцать - тридцать дам заверят его, что видели, как ты вечерами разгуливаешь по улицам в мужском платье.

"Но ведь я изнываю от скуки! Я не в силах дольше жить так однообразно!"

Но подумай о том, что, если скандал разразится, это непоправимо; ты уже не сможешь найти мужа. Вероятнее всего, у нас будет четыре - пять тысяч франков годового дохода; твоя жизнь будет очень сходна с той, которую при доходе в десять тысяч ведет Д...; она пользуется поддержкой общественного мнения; у нее есть свой круг, в котором ее охотно принимают; если о ней отзываются неблагоприятно, эти отзывы касаются ее наружности, ее ума, ее характера. Тебе же, имеющей над ней несравненное превосходство во всех этих отношениях, будет вредить само это превосходство.

"Но я буду давать уроки английского языка, рисования, и т. д., и т. д.".

Ты воображаешь, что это занятие доставит тебе средства к жизни и что с четырьмя тысячами франков, заработанными этим путем, ты будешь столь же счастлива, как буржуа, твой сосед, с теми четырьмя тысячами, которые ему дает торговля дешевыми шелковыми чулками. Отнюдь нет! Чулочник будет презирать тебя и выищет тысячу способов дать тебе почувствовать это презрение. Будь ты знакома со светом, ты поняла бы, что каждому, кто не занимает положения, имеющего вес в глазах людей тщеславных, и не имеет состояния, выказывают презрение в формах, внешне учтивых, но оскорбительных по сути дела. Ты представляешь себе все по тем damned books, о которых я сейчас говорил тебе; легче было бы по плугу создать себе представление о ветряной мельнице. Правда прямо противоположна тому, что говорят эти книги, вот и все. Показывай они свет таким, каков он есть, они внушали бы ужас и производили бы даже на тех, кто с ними согласен, гнетущее впечатление, которого люди старались бы избежать.

Вот почему человек умный и чувствительный, сочиняющий роман с целью нажить на нем деньги и создать себе известность, которая позволила бы ему повыгоднее продать следующую свою книгу, будет всячески стремиться обойти этот роковой вопрос. Он опишет страсти так, как это делал аббат Прево^*, и опишет их в жизни богатых людей. А ведь бедняге Прево недалеко было ходить за примерами нищеты; он двадцати пяти лет от роду бежал из монастыря и с этого возраста до самой смерти - примерно до шестидесяти семи лет - терпел все унижения, какие только возможны. Если бы вместо того, чтобы удрать и вызвать этим громкий скандал, он сумел путем хитроумных интриг добиться освобождения от монашеского обета, он стал бы в Париже видным литератором, членом Академии, придворным чтецом какого-нибудь принца и, как Дюкло, имел бы тридцать пять тысяч франков годового дохода^**.

^* (Аббат Прево (1697-1763) - знаменитый французский писатель; прожил жизнь, полную скитаний и приключений. Прево бежал из монастыря, когда ему был 31 год.)

^** (Сведения о доходах французского писателя-мемуариста Дюкло не соответствуют утверждениям Стендаля.)

Женщина должна прежде всего выйти замуж; вот что от нее требуется; затем она вольна делать что ей вздумается. Я снова возвращаюсь к м-ль Викторине. Говорят, она живет весьма уединенно в окрестностях Гренобля; постарайся навестить ее вместе с м-ль М... и в беседе с ней открой ей свою душу (ни единым словом не упоминая обо мне); спроси у нее совета. У нее благородная душа; твоя откровенность и те несчастья, которые ты способна в скором времени навлечь на себя, растрогают ее; она даст тебе советы, которые, возможно, не совпадут с моими, но, наверное, будут более ценны.

Я хотел послать тебе из Гамбурга несколько картинок с видами, которые дали бы тебе представление об этом крае; я нашел только виды "Немецкой Флоренции" - Дрездена. Вот они. Повесь их у себя в комнате; они довольно разнообразны; всякий раз, как ты взглянешь на них, думай о том, как опасно восстановить против себя общество, в особенности обладая умом и душевными качествами; снова всплыть на поверхность можно только при помощи подлости, иным способом этого не достичь; я прилагаю к письму карту Германии и соседней с ней части Европы; она очень удобна тем, что ее всегда можно иметь перед глазами. Я отмечал на ней мои странствия through the world^*; поскольку я не могу раздобыть другого экземпляра, посылаю тебе тот, которым я пользовался.

^* (По свету (англ.).)

Сегодня меня поразила одна мысль: огромное большинство буржуа растрачивает свое состояние или по меньшей мере делает себя смешным, чтобы чем-нибудь, например, бешеной гонкой на почтовых или иными сходными чудачествами, выказать превосходство. Мы вволю насмехаемся над ними; но та крупица власти, какою мы располагаем, позволяет нам задаром доставлять своему тщеславию те радости, которые буржуа оплачивают так дорого. Сообщи, какое применение нашли для Жана. Пришли мне один - два слепка с печаток наших предков. Одновременно напиши мне два слова о м-ль Викторине. Мне хотелось бы, чтобы сношения между отцом и мной утратили горечь; постарайся нас помирить. Что говорят, что думают обо мне? Ты видишь, что ты должна мне писать, раз ты мой дипломатический представитель.