36. Феликсу Фору, Гренобль

Третьего дня получил в постели твое коротенькое, но милое письмецо от 12 сентября, дорогой друг. В довершение контраста между осенью 1811 и осенью 1812 года крайнее физическое утомление и пища, состоящая почти исключительно из мяса, наградили меня сильным расстройством печени, проявившимся в весьма резкой форме; мы обошлись с ним не менее решительно, и сейчас я уже пишу тебе, сидя у министра; сегодня я в первый раз вышел. Эта болезнь была мне приятна тем, что благодаря ей я целую неделю наслаждался одиночеством. За это время я успел понять, что в таких скучных обстоятельствах нужно заняться чем-нибудь, что бы тебя всецело поглощало. Вот я и взялся опять за "Летеллье". Меня побудили к этому воспоминания о чистом и часто восхитительном наслаждении, которое я испытывал прошлой зимой в течение семи месяцев, начиная с 4 декабря. Это занятие увлекло меня вчера и третьего дня. Счастье проясняет нашу способность судить, и я еще больше убедился сегодня, что поступил правильно.

Ты, вероятно, тоже прочувствовал истину, что счастье проясняет эту способность. О вещах, имеющих отношение к женщинам, о том, каким образом можно создать о себе впечатление человека приятного, и т. д., ты часто судил, как мне кажется, совершенно превратно. Так, по причинам весьма странным и ничему в действительности не соответствующим, ты всегда упрямо утверждал, что такие вещи, как большой нос, большой лоб и т. д., могут заставить чашу весов склониться не в твою пользу. Теперь счастье перекачнуло коромысло весов в другую сторону, и, естественно, оно должно привести тебя к принципам чистого бейлизма. Неделю тому назад я читал "Исповедь" Руссо. Он был так несчастен единственно из-за того, что не руководился двумя или тремя положениями бейлизма. Эта мания все рассматривать с точки зрения долга и добродетели привела к тому, что стиль его стал педантичен, а сам он несчастлив в жизни. Он сходится с человеком и близок с ним в продолжение трех недель: хлоп, на сцену появляется долг дружбы и т. д. Через два года этот человек перестает о нем думать; он ищет для этого мрачное объяснение. Бейлизм подсказал бы ему: "Два тела сближаются; от этого рождается теплота и брожение, но всякое состояние такого рода преходяще. Это цветок, которым нужно наслаждаться со сладострастием, и т. д.". Схватываешь ли ты мою мысль? По-моему, лучшие вещи Руссо издают терпкий запах и не обладают той корреджиевской прелестью, которая гибнет от малейшей тени педантичности.

Кажется, мне придется провести здесь зиму; надеюсь, у нас будут концерты. Конечно, при дворе будут спектакли, но какие актеры? Зато у нас здесь Тарквинини, один из лучших теноров.

Если я осквернился в обществе глупцов, ничто не очищает меня так, как музыка; с каждым днем она становится мне все дороже. Но откуда берется это наслаждение? Музыка изображает природу. Руссо говорит, что она часто отказывается от невозможного для нас прямого изображения с тем, чтобы привести нашу душу своими, присущими только ей средствами в состояние, подобное тому, в какое нас мог бы привести предмет, который она хочет изобразить. Вместо того, чтобы изобразить тихую ночь (вещь невозможная), она дает душе те же ощущения, рождая в ней те же чувства, какие вызывает в ней тихая ночь.

Понимаешь ли ты что-нибудь в этом? Я пишу тебе в маленькой комнатке, где два юных глупца, приехавшие из Парижа, высказывают свое мнение о том, что нужно было бы делать в Москве, и не дают мне возможности связать две мысли; многим я хотел с тобой поделиться, но - увы! - у меня не осталось ни одной.

В отношении же музыки мне кажется, что мое предпочтение хорошим операм-буфф связано с тем, что они производят на меня впечатление идеально совершенной комедии. Лучшая комедия для меня была бы такая, которая давала бы мне ощущения, похожие на те, что я получаю от "Matrimonio Segreto"^*, от "Pazzo perla Musica"^** ***; я, кажется, чувствую это всем сердцем.

^* ("Тайного брака" (итал.).)

^** ("Pazzo per la musica" - комическая одноактная опера Майра.)

^*** ("Безумного от музыки" (итал.).)

Капитан Фавье.