46. Графине Пьер Дарю

Дорогая кузина, тороплюсь сообщить вам новости о г-не Дарю, который слишком занят со времени своего прибытия сюда, чтобы иметь возможность подробно написать вам. Тридцать шесть часов тому назад г-н Дарю приступил к исполнению обязанностей главного интенданта. Садясь в карету, чтобы покинуть Москву, наш славный генерал Дюма стал жаловаться на колющую боль в боку; вскоре он начал кашлять кровью, и, наконец, у него объявилось воспаление легких по всем правилам. Такая болезнь в его возрасте, в такое время года и в такой обстановке! Он уже вне опасности, но до того худ, до того бледен, так ослаб, что просил у его величества отпуск на месяц, в продолжение которого г-н Дарю будет ведать интендантской службой. Вот мы опять в Смоленске, дорогая кузина, все очень устали, но чувствуем себя прекрасно.

Весь марш из Москвы досюда я проделал отдельно от своего патрона. Наша армия пошла бить русских под Малоярославцем.^* Очень досадно, что это победоносное сражение получило такое диковинное название; говорят, это был великолепный бой, и никогда русских не гнали с их позиций более блестящим и более почетным для армии образом. Я не присутствовал при этих блистательных делах, я покинул Москву 16 октября и прибыл в Смоленск с жалким маленьким обозом, который подвергся нападению казаков, имевших, между прочим, неделикатность захватить мой ящик с продовольствием, так что восемнадцать дней я питался солдатским хлебом и водой. Все это потому, что у меня теперь длинный титул: "Начальник заготовок резервного провианта",- каковой титул не доставлял мне пока еще много хлопот. Однако думаю, что мне придется скоро ехать в Оршу.

^* (Битва под Малоярославцем, явившаяся переломным моментом войны, произошла 12(24) октября 1812 года и закончилась победой русских войск.)

Всю дорогу от Москвы мы переносили дьявольские физические муки. Ни один рыночный грузчик не доходит к концу дня до такого изнеможения, как бывало с нами каждый вечер, когда мы строили себе маленький шалаш из сухих ветвей и зажигали костер. Я до сих пор дрожу от холода, и вы, конечно, замечаете это по моим каракулям. Вы не узнали бы нас, милая кузина, за исключением маршала, экипаж которого сохранился благодаря хорошим слугам и пятнадцати лошадям. Нас всех можно испугаться. Мы похожи на своих лакеев. Это в буквальном смысле; первого из нас, кто приехал в Смоленск, приняли за дерзкого лакея, потому что он подошел к хозяину лома и подал ему руку. Мы очень далеки от парижской элегантности. Я слыву самым счастливым, потому что, не жалея денег и гневно набрасываясь на фургоны, приближавшиеся к моей коляске, я ее спас, если можно сказать "спас", когда имеешь всего четыре рубашки и один сюртук. Плохо то, что не все принимают это так весело. Немного веселости скрасило бы нашу нищету, но все, кто недостаточно силен духом, очень озлоблены.

Впрочем, от всех этих неприятностей страдают в армии преимущественно люди богатые. Солдатам живется хорошо, у них полные чашки бриллиантов и жемчуга. Это счастливая часть армии, а поскольку их большинство, то, значит, так и надо.

Прощайте, дорогая кузина, соблаговолите передать мой почтительный привет г-жам де Бор и Лебрен^* и м-ль Лебрен и напомнить обо мне г-ну де Бор.

^* (Г-жа де Бор, г-жа Лебрён - сестры Пьера Дарю.)

А. Бейль.