63. Барону де Маресту, Париж

(Марест, Адольф де, барон (1784-1867) - друг Стендаля. Во время Реставрации был секретарем префектуры в Безансоне, а затем служил в министерстве полиции. В политике Марест придерживался крайне реакционных взглядов.)

Я в восхищении, в восторге; за такие письма ничем не отблагодаришь. Мне нравится даже грязная политика, если о ней судят с такой широтой взглядов. Вы недостаточно подробно рассказываете мне о ней. История о том, как люди записывались, чтобы говорить за, а сами говорили против, возбудила всеобщее любопытство. Что до меня, то я приблизительно того же мнения, что и Квинт Фабий Беньо: присяжные в кассационном суде,- вот, я думаю, все, что эти дети смогут вытерпеть; но только, если присяжные не вынесут приговора через шестьдесят дней после ареста обвиняемых, последним отворят двери и пожелают всего хорошего вплоть до новых распоряжений. Вчера вечером в обществе из одиннадцати человек полчаса обсуждали закон о печати^*, который прошел большинством ста восьмидесяти голосов против ста тридцати одного. Если хотите познакомиться с нашим светочем, поищите "Gazette de Lugano" у Галиньяни^**. Но, ради бога! Пишите поподробнее о политических настроениях в Париже.

^* (В январе 1818 года парламентом был принят реакционный закон о печати, предусматривавший дальнейшее усиление цензуры и привлечение к судебной ответственности авторов и издателей за малейшее нарушение цензурных правил. Закон вызвал возмущение всей прогрессивной общественности страны.)

^** (Галиньяни - издатель "Galignani's Messenger", владелец библиотеки-читальни, в которой можно было найти крупнейшие европейские газеты и периодические издания. После его смерти (1821) его дело было продолжено его сыновьями.)

Начинаю без обиняков говорить о том, что интересует меня больше всего. Я восхищен терпением, с которым вы делаете замечания на полях^*. Вам следовало бы взять несколько экземпляров у Эгрона^** и один из них переплести вперемежку с четырьмя тетрадями чистой бумаги. Это в точности мой дневник. Я прочел его Крозе, и он посоветовал мне печатать; я написал две трети, когда вы предложили мне прочесть статью о г-же дю Деффан и статью об Альфьери в "Эдинбургском обозрении"; я добавил эти мысли, чтобы заставить о них говорить. Не буду отрицать, что Стендаль часто нервничал в Риме, но разве честная книга ничего не значит в этом лицемерном веке? Как можно требовать полной картины на двухстах страницах? Относительно тщеславия молодых французов мы с вами во мнениях не сходимся. Слишком ясно, что предмет их тщеславия теперь уже не жабо и не женщины; теперь предметом их тщеславия служит все. Казаться для них всегда важнее, чем быть. Посмотрите на Мефре^*** и на всех наших гренобльских друзей. Что касается герцегомании Стендаля, то, помимо того, что она вполне естественна у человека такого высокого происхождения, в один прекрасный день он, чтобы не быть узнанным, прибавил титулы графов и маркизов ко всем упоминавшимся им инициалам. Подумайте о том, что дворянство Италии, за исключением Венеции, сейчас богаче, чем когда-либо. Здесь есть двести семейств с доходом в сто тысяч франков, которые проживают тридцать тысяч. Помяните мое слово, что так будет и в Италии 1848 года. Благодаря своему богатству дворяне будут пользоваться в ней (чему я только радуюсь) огромным влиянием как фактически, так и согласно конституции. Теперь приемы устраивают у себя только стендалевские графы и маркизы. Справедливость стендалевских слов я все время проверяю на всех случаях, о которых мне приходится слышать, и остаюсь на прежней точке зрения. Я хотел бы, чтобы вы сами увидели здесь тех, с кого я писал свои портреты. Что касается Пьемонта, то Стендаль слишком много о нем знал, чтобы распространяться по этому поводу. Как ни странно, но мой лучший друг^**** оказался в их числе.

^* (Делаете замечания на полях.- Марест читал в то время "Рим, Неаполь и Флоренцию".)

^** (Эгрон - парижский издатель, у которого вышла книга "Рим, Неаполь и Флоренция в 1817 г." под псевдонимом Стендаль.)

^*** (Мефре, Ашиль де (1781-1832) - уроженец Гренобля, провинциальный чиновник, знакомый Стендаля.)

^**** (Мой лучший друг.- Стендаль имеет в виду самого Мареста.)

Г-н Дальпоццо^*, рекетмейстер Государственного Совета в Париже, а затем председатель суда в Генуе, только что покрыл себя славой, напечатав здесь защитительные речи, или, лучше сказать, консультации, разоблачающие всю продажность римского сената. Народ, управляемый таким образом, через пятьдесят лет станет самым мошенническим, самым недоверчивым, самым мерзким на свете. Это все равно, что афинские греки, управляемые рабом черного евнуха. Я клевещу на Кизлар-агу^**, его правосудие все-таки лучше.

^* (Дальпоццо, Фердинандо (1768-1843) - итальянский общественный деятель, адвокат и публицист. Книга, о которой говорит Стендаль, была опубликована им анонимно и называлась "Труды миланского адвоката, уроженца Пьемонта".)

^** (Кизлар-ага - надзиратель в серале турецкого султана.)

Мне жаль, что вы не опубликовали в "Journal de Paris" в точности то, что говорите мне теперь. Единственно важная вещь - это чтобы книга продавалась, а на такого рода деле много не выручишь. Во всех жанрах хороша лишь естественность. "История" или даже "Гайдн" - совсем другое дело. Попробуйте добиться, чтобы похвалили "Гайдна". Если можете, попытайтесь, чтобы краткие объявления возобновлялись каждые три месяца. По-моему, статья, приложенная к вашему письму, лучший из возможных фельетонов. Сразу чувствуется искренность, которая подкупает. Если Палате еще не опротивели благородные функции бюро объявлений, распорядитесь, чтобы ей преподнесли книгу вашего друга Кура, который не подражал Квинту Фабию и К⁰. Где будет он префектом?

Прежде власть имущие пользовались властью и, кроме того, уважением; посмотрите на г-на де Шуазеля^*. Теперь у них останется только власть. Им придется постоянно опускать глаза, иначе они будут вынуждены при каждом взгляде глотать презрение окружающих! Если бы вы знали, что говорят о приятеле Ленге^** и о других! Я лично нахожу, что публика несправедлива; видимо, уж очень они ей досадили.

^* (Шуазель, герцог де (1719-1785) - французский государственный деятель и дипломат, министр иностранных дел, был фактически главой правительства. В 1770 году был отставлен от дел в результате дворцовой интриги, организованной герцогом д'Эгюильоном.)

^** (Ленге, Жозеф (1791-1851) - журналист и филолог. Был секретарем и сотрудником герцога Деказа (1780-1860). Герцог Деказ ("приятель Ленге") в 1818 году был министром внутренних дел и фактическим главой французского правительства.)

Мы только что понесли большую, очень большую потерю. Его величеству наскучил Придворный Совет, и он назначил или назначит министров, как в Париже. Он назначил г-на Заурау министром внутренних дел; на каждое королевство будет по начальнику департамента. Здешний звезд с неба не хватает, напротив; но у него пятьсот тысяч франков годового дохода и единственная дочь; он дает бедным четыре тысячи франков в неделю; он только и думает, что о монахах; два года тому назад он ездил в Вену, чтобы требовать их возвращения. Это правительство, которое не идет на Конкордаты и не забывает прошлого, отказало ему в его просьбе. Когда он вернулся, на его дверях не красовалась остроумная надпись дом Банкаль^*, но зато там была фигура в придворном костюме, нарисованная в натуральную величину и очень похожая на него, графа Бас-си. Из каждого кармана у него торчала фигурка монаха или монашенки, а он обнимал изо всех сил огромную fiasco^**, ростом с него. У нас скоро будет мудрый великий герцог Ренье, а его заместителем некто г-н Гвиччарди, который был здесь министром или полицейским префектом при узурпаторе. Кое-кто считает, что он человек в высшей степени талантливый, но сможет ли он держать в руках священников и дворян, как наш граф Заурау? Сомневаюсь. Последние четыре года в этой стране было образцовое правительство, но таланты тратятся напрасно; все абсолютное сейчас не в моде.

^* ("Дом Банкаль" - так назывался притон в городе Роде, в котором был убит французский судья Фюальдес. Слова "Дом Банкаль" были написаны однажды на дверях особняка Талейрана.)

^** (Бутыль (итал.).)

Знаете ли вы, что я до сих пор напуган появлением у нас самого либерального префекта Франции, я хочу сказать, Аполлинера^*? Честное слово, наименее либеральный из здешних во сто раз лучше Аполлинера, но не на словах, а на деле. Вы будете опять стендализованы, но, уверяю вас, я не горячусь и говорю правду.

^* (Аполлинер, граф д'Аргу (1782-1858),- родственник и покровитель Адольфа де Мареста; в 1817 году был префектом департамента Гар; два года спустя стал пэром Франции. При Июльской монархии неоднократно занимал различные министерские посты и был директором Французского банка.)

5 января. Только что одиннадцать человек решили очень важный вопрос (о печати). Так как наши прелестные министры при таком сильном большинстве смогли получить только одиннадцать голосов, они должны понять, что общественное мнение за суд присяжных. Это все равно, что замуровать в пещерах Везувия легко воспламеняющийся газ, который там будет опасен, а рассеянный в воздухе не угрожает ничем. Надо было ввести присяжных, платящих не меньше двух тысяч франков налога. Мы не сойдемся во мнениях; но, по-моему, вся эта история - большая глупость. Разве нельзя было воспрепятствовать выборам будущего года?

С такими якобинцами просто невозможно иметь дело. Или мы собираемся от всего сердца мириться с этими славными ультрароялистами? Как следует осветите мне этот важнейший вопрос. Доминик^* говорил мне, что ему наплевать, если его завоюют; ему больше нравятся суд присяжных по делам печати и пруссаки. Читали вы о событии в Вартбурге 18 октября^**? В Германии наступает ее 1789 год. Каково мнение нашего друга Ленге? Потому что, я уверен, он думает не только о своих двадцати пяти тысячах франков. Не всегда у нас министрами будут гениальные люди. Вот у г-на де Шуазеля была настоящая власть, а преемником его оказывается гнусный д'Эгюильон. Если бы две трети французов сказали, что в десять часов утра - ночь, король должен был бы повторять то же самое, коль скоро ему нравится его ремесло,

^* (Доминик - сам Стендаль.)

^** (18 октября 1817 года в замке Вартбург состоялось собрание немецкой молодежи, послужившее началом широкого оппозиционно-либерального движения в Германии.)