66. Редактору "Эдинбургского обозрения"

^* (Сиенна.- Стендаль был в то время в Гренобле.)

Сударь,

Не думал, что такая безделица, как "Рим и Неаполь в 1817 году"^*, заслуживает внимания столь серьезных людей.

^* (В ноябрьском номере 1817 года "Эдинбургского обозрения" появилась анонимная статья о "Риме, Неаполе и Флоренции" Стендаля Своим письмом Стендаль отвечает на критику английского журнала.)

Я нахожу, что рецензент немного обманывается насчет серьезности. Храбрость он признает только за усачами; это армейская поговорка, которая, если ее применить к данному случаю, означает, что, если вы не педант, вас не считают образованным.

Моей задачей было заключить в возможно меньшее количество слов как можно больше смысла. Вероятно, если бы я писал тяжеловесными фразами, как г-н Миллен^*, критик не счел бы меня таким flippant^**.

^* (Миллен (1759-1818) - французский археолог. В том же номере "Эдинбургского обозрения" была напечатана рецензия на его книгу "Путешествие в Савойю, Пьемонт, Ниццу и Геную" (1816). Рецензия эта была более благоприятна, чем рецензия на книгу Стендаля.)

^** (Легкомысленным (англ.).)

Сколько страниц понадобилось бы серьезному англичанину, чтобы дать читателю свой портрет? Портрет Стендаля он получит через десять строк; и если читателю не понравится этот характер, он может закрыть книгу. Это большое преимущество в том потоке печатной бумаги, который скоро захлестнет настоящие знания.

Впрочем, старый полковник Форсайт^* не кто иной, как "Эдинбургское обозрение", это в то же время настоящее имя графа Нери, говорящего об Альфьери. Эпиграф я тоже взял из "Эдинбургского обозрения".

^* (Полковник Форсайт.- Стендаль имеет в виду, по-видимому, Джозефа Форсита (Forsyth) (1763-1815), шотландского писателя, чья книга "Заметки о древнем и новом искусстве и литературе, набросанные во время путешествия по Италии в 1802-1803 годах" была опубликована в 1813 году. Стендаль ошибается: Форсит не был военным.)

Отрывок, посвященный бедному умирающему итальянскому языку,- мой. Это новая и оригинальная тема, которую вы могли бы углубить.

Из страха перед полицией пришлось на четверть обкарнать мою книгу. Вы заключаете из того, как я пишу слово "Геркуланум"^*, что я не знаю латыни. Должен ли я заключить из вашего кардинала Гонсалеса^*, что вы не умеете читать Альманах?

^* ("Геркуланум".- "Эдинбургское обозрение" упрекало Стендаля в неправильном написании этого слова.)

^* (Кардинал Гонсалес.- Стендаль в своей книге неоднократно упоминает о кардинале Консальви, известном политическом деятеле папского государства. "Эдинбургское обозрение" ошибочно печатает Гонсалес.)

Разве в 1817 году, накануне великих событий, не главное заметить, какое настроение осталось после Наполеона в сердцах итальянцев, потому что каждый народ всегда пользуется лишь той степенью свободы, которую он принуждает правительство себе предоставить.

Ну, а состояние умов и сердец в Италии, движущие силы и направление, в котором они действуют,- разве не лучше все это разъяснено у Стендаля, чем у Миллена?

Я прочел только первый том Юстеса^* и нахожу, что он никоим образом не изображает современных жителей страны, по которой он путешествует. Из-за своих клерикальных симпатий он каждую минуту попадается на удочку самой грубой лжи. Он верит, например, одному архиепископу, который хвалит свой родной край; а как же быть с лакейским патриотизмом, этой основной чертой современной Италии! Он совершенно не знает искусства, у него нет даже самого заурядного вкуса; он впадает в экстаз при виде статуй в Пьяченце; но он серьезен, и этого достаточно. Я берусь указать десять грубых ошибок в первом томе Юстеса, допущенных из-за полного незнания людей и нравов, которые вот уже пятьсот лет меняют лицо описываемой им страны. Это вполне понятно: путешественники-англичане видят только несколько знатных семей, никогда не попадают в ceto di mezzo^**, а в тех случаях, когда я их там встречал, они держались с подчеркнутой холодностью и дерзким высокомерием. Чтобы написать книгу о каком-либо путешествии, им приходится переписывать чужие книги. В 1817 году англичане в Риме виделись только друг с другом. Если они шли к банкиру Торлонии, то лишь для того, чтобы устраивать ему сцены за то, что он еврей. Никогда я не видел их у г-на адвоката Ноты и в других кругах, где можно наблюдать людей.

^* (Юстес, Джон (1762-1815) - ирландский священник; опубликовал в 1813 году "Путешествие по Италии", впоследствии неоднократно переиздававшееся со многими дополнениями.)

^** (Средний класс (итал.).)

Признаюсь, имея в виду то, что их все терпеть не могут, английским путешественникам, которые хотели бы видеть что-нибудь другое, кроме местных лакеев и банкиров, необходима была бы какая-то общительность, нечто совершенно противоположное их национальному характеру. Такие характеры не замечают двоих из трех великих людей Италии: Канову, Россини и Вигано. Но зато они вам процитируют стихи о Росции и Пиладе.

Если бы мне когда-нибудь снова случилось писать, я высидел бы двадцать страниц ученых и тяжеловесных фраз; тогда критика, может быть, сняла бы с меня этот прекрасный эпитет flippant; быть может, ее серьезность догадается, что труднее сделать одно замечание о нравах, чем двадцать раз процитировать Силия Италика^* и Стация^**!

^* (Силий Италик - римский оратор и эпический поэт I века н. э.; его поэма о Второй пунической войне полна сведений географического и этнографического характера.)

^** (Стаций - римский поэт I века н. э.)

Сударь, я с прискорбием признаюсь вам, англичан терпеть не могут в Италии, при виде их вздох ненависти вырывается из всех сердец на континенте. Вас не отделяют от вашего правительства, которое платило людям, низвергнувшим Наполеона. Жизнь ушла из Италии вместе с Наполеоном. (К тому же предполагают, что ваша политика крайне темная и предательская, а они боятся всего мрачного.)

Знайте же, что о нем так же сожалеют в Милане, как и во Флоренции. Самая ужасная его тирания была не так пагубна для народа, как теперешняя инертность. Вы содрогнулись бы, если бы я рассказал вам о Пьемонте. Правительство алжирского дея лучше правительства dei diletti reggi. Diletto reggio^* вмешивается в семейные дела, в отношения между тестем и зятем, между матерью и сыном (например, случай г-на де Приэ - младшего и любимого сына, 1818 год). Можно ли печатать об этом? Вы англичане, сударь, и имеете право говорить все, что хотите, а потому не умеете читать между строк того, что печатается на континенте. Например, автор-англичанин на моем месте не преминул бы тяжеловесно похвастаться тем, что он жил в Италии в продолжение шестидесяти месяцев. Чтобы не впасть в педантичность, чтобы не произвести неприятного впечатления на французского читателя, мы об этом предпочитаем не говорить, а серьезные англичане считают нас легковесными!

^* (Обожаемых королей. Обожаемый король (итал. диалект).)

Я часто ломал копья за англичан. И все же я неизбежно нахожу во всех англичанах, которых я видел, тайный источник горестей для них самих. В самом деле, я думаю, что при прочих равных условиях англичанин всегда несчастнее итальянца или немца. Англичанина преимущественно расстраивают мелкие неприятности, которые люди, к счастью для себя родившиеся в другой стране, забывают через четверть часа. Откуда это идет? Трудный вопрос. Может быть, от религии.

Впрочем, сударь, лучшая книга, которую я знаю и которая доставляет мне больше всего удовольствия вот уже шесть лет,- это "Эдинбургское обозрение". Но, великий боже! Не думайте, что храбрыми бывают только усачи!