74. Барону де Маресту, Париж

Множество штыков и гильотин так же не могут остановить распространившееся мнение, как и множество луидоров не может остановить подагру.

Вот, мой дорогой ультра, что пришло мне в голову, когда я читал вторую часть вашего письма от 8-го. Я от души смеялся над вашим политическим невежеством, или, вернее, над той пеленой, которой любовь к вашему баронскому титулу и воспоминания о принципе личного превосходства, внушенном вам некогда в Академии Альфьери, покрыли ваши глаза. Вы также отплачиваете мне насмешками, когда я говорю вам о Вигано, и мы оба правы, потому что духа не существует, а натуры наши различны. Подтверждается это тем, что из всего Парижа я с сожалением вспоминаю только о Нине. Все остальное представляется мне престарелой кокеткой, и ваши картины и книги производят на меня то же впечатление, что и г-жа де Сент-Обен; не так ли зовут подругу г-жи Ламбер? Все это сводится к тому, что, если бы Корреджо писал в Сенегамбии, он сделал бы своих мадонн негритянками.

Что хорошо между друзьями, так это откровенность; она дает возможность проявить самобытность. Поэтому я хотел бы быть Грегуаром^*, только не таким старым. Мой единственный недостаток в том, что я не люблю крови, но так как нельзя рассчитывать ни на что, даже на Хартию, я радуюсь, что Грегуар был избран, гораздо больше теперь, чем в тот момент, когда мы его избирали. Радуюсь я по той причине, что непризнание его депутатом, после министерства Фуше^**,- осязаемый факт, который поймет последний крестьянин, приобретший национальные земли, если мы постараемся втолковать ему это всеми способами в течение года. Даже на месте вашего короля я бы признал его; что ему стоило выразить таким образом уважение к Хартии? Словом, заснуть на этом заседании вряд ли пришлось бы. То, что я пишу, кажется вам верхом нелепости, поэтому basta cosi^***. Только так как после Карлсбада^**** у нас не осталось ничего, кроме "Debats" и "Courrier", скажите, кто такой этот молодой противник шуток, угрожавший прервать веселье на заседании 6-го числа?

^* (Грегуар, Анри (1750-1831) - епископ и политический деятель. Во время Революции примкнул к третьему сословию и был членом революционного Конвента во время суда над Людовиком XVI. В 1819 году избран в Палату депутатов от департамента Изеры. Его избрание вызвало возмущение роялистских кругов, открывших кампанию против "цареубийцы". Реакционное министерство добилось признания недействительными его депутатских полномочий (6 декабря 1819 года), и Грегуар был исключен из Палаты депутатов.)

^** (Фуше, Жозеф, герцог Отрантский (1763-1820) - французский политический деятель. В 1792 году, будучи членом Конвента, голосовал за казнь короля. Во время Империи долгое время был министром полиции. Возглавил временное правительство при первой Реставрации, а после Ста дней вновь стал министром полиции. Лишь реакционная "бесподобная палата" добилась его отставки (1816), и Фуше был изгнан из Франции как "цареубийца".)

^*** (Довольно об этом (итал.).)

^**** (Карлсбад.- В Карлсбаде в августе 1819 года собрались монархи немецкой конфедерации, чтобы обсудить способы борьбы с революцией, приближения которой после нескольких террористических актов, в частности убийства Коцебу, они опасались. Одним из последствий совещания в Карлсбаде было усиление цензуры и дальнейшие ограничения в отношении прогрессивной прессы.)

Даю вам честное слово, что если бы я был депутатом, я как-нибудь намекнул бы на то, что я только что вам изложил; это принесло бы мне славу в 1830 году. Я нахожу, что либералы плоски; даже г-н д'Аржансон^* в 1815 году был не очень умен, потому что не высказался яснее о Ниме. Итак, повторяю, вы ошибаетесь, когда говорите, что на заседании 6-го числа я мог бы увидеть двести пятьдесят великих людей.

^* (Д'Аржансон, маркиз (1771-1842) - в своих выступлениях в "бесподобной палате" (1815) протестовал против белого террора, вылившегося в Ниме в резню протестантов.)

В ваш ответ вставьте одну ультралегитимистскую фразу, очень разборчиво написанную. Впрочем, наш с вами французский язык здесь не понимают, а ваш почерк и подавно не разберут; поэтому можете нисколько не стесняться. Благодарю вас за письмо, которое я получил через Доминика: оба способа хороши.

В трагедии мы ушли не дальше, чем в политике и в балетах. Врач спасает вас, давая вам рвотное; уменьшает ли это славу врача, спасающего меня здесь, за триста миль от вас, давая мне также рвотное?

Вот принцип романтицизма, который вы недостаточно понимаете. Его достоинство в том, что он дает публике как раз такую микстуру, которая доставляет ей удовольствие. Достоинства г-на Мандзони^*, если они у него есть, потому что я ничего не читал из его сочинений, в том, что он распознал вкус той воды, которой жаждет итальянская публика. От этой воды, быть может, публику с улицы Ришелье стошнило бы; но что мне за дело до этого в Милане? Прочувствуйте как следует этот принцип романтицизма; ведь тут между вами и мной не стоит Туринская Академия.

^* (Мандзони, Алессандро (1785-1873) - знаменитый итальянский поэт, писатель и драматург, глава итальянского романтизма. Его историческая трагедия "Граф Карманьола" (1819) явилась реализацией новых эстетических принципов драматического искусства и потому вызвала яростные нападки антиромантической критики.)

Какую-нибудь мелодраму в Париже могут написать две тысячи литераторов; что-нибудь вроде "Смерти Карманьолы" могут создать здесь только два или три человека. Верьте, что если г-н Мандзони преуспеет, у него будет огромная слава, и что все молодые поэты Италии, сколько их ни на есть, уже двенадцать лет ломают голову, силясь написать трагедию, отличающуюся от трагедий Альфьери, и ничего не могут придумать. Поэтому "Карманьола", который приводит в восторг целую нацию, должен обладать большими достоинствами, даже если это просто переведенная мелодрама. Прочтите эту фразу вашим Сент" Обенам.

Я провожу вечера с Россини и Монти; взвесив все, я больше люблю людей необыкновенных, чем обыкновенных. Я покидаю вас, чтобы идти обедать с Россини, я слыву здесь ультра-анти-россинистом; здесь много занимаются музыкой и Грегуаром. Я прочту ваше письмо Россини; он очень забавный и остроумный; он как раз может понять письма Бомбе, он творит, сам не зная как. Шиллер написал две или три великолепные трагедии, вроде "Валленштейна", хотя его взгляды на возвышенное были достойны г-на Кузена^*. Если бы Россини понимал, как возникают его произведения, он на тысячу лье опередил бы теории почтенного Бомбе; я сам теперь, после пятилетнего опыта, сильно ушел вперед.

^* (Кузен, Виктор (1792-1867) - философ, создатель так называемой "эклектической школы" во Франции, испытавший сильное влияние современной немецкой философии. К философским теориям Кузена Стендаль всегда относился отрицательно.)