111. Г-ну ди Фьоре

Г-на Коломба просят прочесть настоящее письмо вышеупомянутому синьору.

Я нашел записи анекдотов о вашей родине и о здешней стране. Некоторые из этих рассказов, написанные современниками, занимают по сто страниц. Только одна из этих историй известна в Париже: смерть Беатриче Ченчи. Многие рассказы занимают всего пять или шесть страниц. Словом, это историйки вроде повестушек Тальмана де Рео. Во всех рассказах, кроме неаполитанских, герой обычно кончает тем, что ему рубят голову, как бедной Ченчи, которой к тому же в течение шести месяцев пришлось сожительствовать со своим отцом. Каждый том in-folio стоил мне от восьмидесяти до ста двадцати франков, а у меня их двенадцать. Это я тоже оставлю в наследство г-ну Моле. Многие из этих томов я обнаружил сам в результате физической работы в архивах, где фолианты, положенные на столы, были покрыты пылью, слежавшейся настолько, что она затвердела и образовала слой толщиною в три монеты по экю. Хранитель архива, которому я делал подарки, должен был мне показывать все это; но обычно он уходил, заперев меня на ключ, и возвращался, когда звонили к Ave Maria.

Каждый раз моя рубашка становилась темно-серой, и почти всегда у меня болели глаза. Я обнаружил некую исповедь вроде "Исповеди" Руссо, написанную молодым аббатом, незаконным сыном одного знатного человека, относящуюся ко времени прибытия королевы Христины^* Шведской, в 1655 году. Он признается в том, что творил в Венеции невероятные подлости; он только и делает, что хвастается своим высоким происхождением; но он насквозь проникнут ложным представлением об изящном в духе 1655 года. В наше время дон Руджеро - то, чем господин Шатобриан будет в 1940 году, он выводит из терпения. В рассказе о каком-нибудь убийстве он не говорит: "Солнце всходило", а "Уже розовоперстая Аврора...". Будет ли это интересно в переводе? Крайняя наивность повествования - вот в чем основная прелесть. Сто страниц дон Руджеро отводит своей жизни от восемнадцати месяцев до восемнадцати лет,- это можно сжать до десяти страниц; восхитительно передана испанская обходительность, царившая здесь около 1630 года. Отец незаконнорожденного убит на дуэли; его три брата, бесконечно знатные, рассуждают о том, какую сумму им следует определить его матери, доброй горожанке, которую содержал только что убитый дон Грегорио. Это обсуждение весьма торжественно; в конце концов ей назначают пенсию при условии, что она будет жить в Неаполе, куда дон Руджеро в течение нескольких лет ездит ее навещать. Он описывает многочисленные блюда, которыми она угощает его за обедом. Одна только копия слишком остроумной "Исповеди" дона Руджеро стоила мне 150 франков. Итак, у меня есть сборник повестей в трех или четырех томах в восьмушку листа; это рассказы, каждый по сто страниц, переведенные из моих двенадцати томов в переплетах с красным корешком, плюс то, что я смогу отобрать из "Исповеди". У нее нет ни начала, ни конца, а все-таки она составляет три с половиной тонких тома in-folio.

^* (Христина, шведская королева (1626-1689), отреклась от престола в 1654 году и с тех пор путешествовала по Европе.)

Все это весьма ортодоксально... но с романом дело обстоит иначе. В отношении свободы мысли последний нечто вроде "Красного"; в нем нет желания шокировать, но со всякими мерзавцами там обходятся строго. "Премольские леса"^* - таково заглавие - составляют уже четыре тома in-folio, прилично переплетенные, как и "Правдивые повести". Сначала я дам г-ну Левавассеру^** повести; среди них есть очаровательные. Оригинал представляет собою том, состоящий из двенадцати или пятнадцати тонких томов in-folio. Я выпущу сначала два первых тома. Хорошо бы дать французскую рукопись на просмотр г-ну Моле и г-же Ансело; мне ничего не стоит поставить четыре диеза в ключе

^* ("Препольские леса"- одно из предполагаемых названий "Люсьена Лезена".)

^** (Левавассер - парижский издатель.)

или три бемоля

но я предпочел бы не шокировать людей, разъезжающих в каретах.

Все это совершенно правдиво, искренне, оригинально. В двух томах неаполитанских повестей множество местных слов, которые напомнят вам стиль paglietta^*. Я попытаюсь поступить так же, как поступают с вишнями: лучшие я подам в первых двух томах, хорошие в следующих двух и посредственные в двух последних. Когда героя обезглавливают, повесть обычно кончается так: "И вчера по нему служили мессу в церкви Мадонны del Giardino". Итак, ничего не может быть правдивее, искреннее, современнее. Я выбирал из ста томов; я решил, что не стоит использовать материал чисто исторический объемом томов в двадцать. Я выписывал то, что мне было по душе, то, что рисует человеческое сердце. Юность Павла III (Фарнезе), например, божественна; юность Урбана VIII (на ста восьмидесяти страницах) очень интересна. Спросите г-на Коломба, понравится ли ему это. Все скандальное в них совершенно не зависит от автора. Да и авторов, верно, наберется сотня различных. Язык перевода такой же простой, как и язык оригиналов, нигде нет претензий на благородный стиль; это попытка писать языком "Знаменитых процессов"^**. Я добавил маленькие примечания, заимствованные у милейшего аббата Муратори^***. Вот что я делаю в Чивита-Веккье по вечерам, от шести до одиннадцати.

^* (Судейский (итал.).)

^** ("Знаменитые процессы" - так назывались сборники, в которых излагались наиболее значительные уголовные и гражданские процессы во Франции.)

^*** (Муратори (1672-1750) - итальянский историк и археолог, издавший обширные собрания средневековых хроник и исторических документов.)

Я сдам оригинал, написанный на итальянском, и часто на плохом итальянском языке, в какую-нибудь библиотеку-читальню; каждый сможет убедиться, что это не выдумка. Если г-на Моле интересует такая старина, я могу послать ему том или два. Какая разница между г-ном Моле и д'Аргу, у которого я провел триста вечеров в моей жизни, стараясь развлечь глупцов, дувшихся на меня за то, что 10 августа я им заявил: Г. Наследственная монархия падет. 2°. Д'Аргу будет министром.

Когда вам не о чем будет поговорить с умными людьми, спросите их, могут ли рассчитывать на успех эти простодушные рассказы, написанные от 1450 до 1700 года и переведенные с превеликой точностью. Г-н Делеклюз из "Debats" говорил мне: "Вы бы разбогатели, если бы у вас была известная ловкость". Когда я сталкиваюсь со всякими дураками, от которых зависят мои дела, мне всегда вредит ироническая складка рта: они думают, что я над ними издеваюсь.

Но я твердо решил приобрести несколько унций практических способностей.