III

Любовь в 1821 году наделила меня смешной добродетелью- целомудрием. Как я ни сопротивлялся, в августе 1821 года Марест, Лоло и Пуатевен, найдя, что я очень печален, устроили веселую пирушку с девицами. Как я узнал потом, Лоло-один из первых в Париже мастеров по устройству такого рода увеселений, довольно трудных. Женщина бывает для него женщиной только один раз: первый. Из своих восьмидесяти тысяч франков он тратит тридцать, а из этих тридцати по крайней мере двадцать расходует на женщин. Итак, Лоло устроил вечеринку при содействии г-жи Пти, бывшей своей любовницы, которой он только что перед тем дал как будто денег на открытие заведения (to raise a brothel) на улице дю Кадран, на углу Монмартрской, в пятом этаже. К нам должна была явиться Александрина; шесть месяцев спустя она была на содержании у самых богатых англичан, а тогда еще только два месяца, как дебютировала. Собравшись к восьми часам вечера, мы оказались в очаровательной гостиной, хотя и в пятом этаже, замороженное шампанское, горячий пунш... Наконец, появилась Александрина в сопровождении горничной, которой поручено было за ней присматривать. Поручено кем? Уж не помню. Только эта женщина играла, должно быть, не последнюю роль, потому что по счету за вечер, я видел сам, на ее долю пришлось двадцать франков. Александрина появилась и превзошла все ожидания. Это была высокая стройная девушка, семнадцати или восемнадцати лет, уже сложившаяся, с черными глазами, которые я нашел потом на тициановском портрете герцогини Урбинской в картинной галерее во Флоренции. За исключением цвета волос, тициановский портрет. Она была нежна, проста, застенчива, довольно весела, скромна. При виде ее у моих приятелей помутилось в глазах. Марест предлагает ей бокал шампанского, она отказывается, и он вместе с ней исчезает. Г-жа Пти представляет нам еще двух девиц, недурных собою, но мы заявляем, что она сама красивее их. У нее были очаровательные ножки. Пуатевен похитил ее. Наконец, после ужасно долгого ожидания, возвращается Марест, очень бледный.

- Ваша очередь, Бейль! - раздались голоса. Я нашел Александрину на кровати, слегка усталую, почти в том же костюме и совершенно в той же позе, что и герцогиня Урбинская у Тициана.

- Только сперва побеседуем,- мило сказала она.- Я немного утомлена, поболтаем. Пыл молодости скоро ко мне вернется.

Она была восхитительна, ничего подобного по красоте я, пожалуй, еще не видал. В ней совсем не было никакого распутства, разве только в глазах, снова разгоравшихся мало-помалу безумием или, если угодно, страстью.

Меня постигла неудача. Полное фиаско. Я начал кое-как возмещать убытки, она не сопротивлялась. Не зная, что делать дальше, я хотел было снова прибегнуть к прежней игре, в которой она, однако, мне отказала. Она была удивлена; я сказал ей несколько слов, достаточно удачных, о своем состоянии и вышел. Едва сменил меня Лоло, как мы услышали взрывы смеха, доносившиеся до нас через три комнаты. Вдруг мадам Пти распорядилась остальных девиц выслать вон, и Лоло ввел к нам Александрину во всем непринужденном великолепии

 Красавицы, от сна похищенной внезапно.*

^* (Стихотворная цитата из трагедии Расина "Британник" (действие II, явление 2-е).)

- Мое восхищение перед Бейлем,- сказал он, заливаясь смехом,- таково, что я, пожалуй, начну ему подражать. Мне надо подкрепиться шампанским.

Хохот не умолкал десять минут. Пуатевен катался по полу. Чрезвычайное изумление Александрины было уморительно; бедняжка в первый раз оказалась в таком положении. Все эти господа хотели меня уверить, что я умираю от стыда и что это-то и есть самый горестный миг в моей жизни. Я был удивлен, только всего. Не знаю почему, мысль о Метильде овладела мною в ту минуту, как я вошел в комнату с прекрасным украшением в виде Александрины.

За десять лет я и трех раз не был в публичном доме. В первый раз после прекрасной Александрины я попал туда в октябре или ноябре 1826 года, находясь в то время в отчаянии.

Я много раз потом встречал Александрину на улице, в блестящем экипаже, который у нее появился после того через месяц; и каждый раз я чувствовал на себе ее взгляд. Но спустя пять-шесть лет черты лица ее огрубели так же, как у ее подруг.

С тех пор у трех моих случайных спутников жизни я слыл за babilano^*. Эта лестная репутация стала известна в свете и сохранялась за мной, в той или иной степени, до тех пор, пока г-жа де Рюбампре не осведомила всех о моих подвигах. Вечеринка эта укрепила мои отношения с Лоло; мы и теперь еще любим друг друга. Это единственный, пожалуй, француз, под кровлей которого я с удовольствием проведу две недели.

^* (импотент (итал.).)

Нет человека чистосердечнее его, с более открытым характером, менее умного и менее образованного. Но особенно в двух вещах нет равного ему по таланту: в добывании денег - без биржевых спекуляций при этом - ив умении завязать знакомство с первой повстречавшейся женщиной где угодно - на улице, в театре; особенно он неподражаем в последнем. Потому что, если хотите, это необходимость. Всякая женщина, подарившая его своей благосклонностью, становится для него безразличной, как мужчина.

Однажды вечером Метильда заговорила со мной о г-же Фаньями, своей подруге. Она сама рассказала мне одно всем известное любовное приключение; затем прибавила: "Судите сами о ее положении: каждый вечер, уходя от нее, любовник отправлялся к публичной женщине".

И вот, только покинув Милан, я понял, что эта нравоучительная фраза вовсе не относилась к истории г-жи Фаньями, но была нравоучением мне самому. В самом деле, ежедневно, проводив Метильду к ее кузине, г-же Траверси, от знакомства с которой я неловко уклонялся, я шел заканчивать вечер к очаровательной, несравненной графине Кассера. И по той же глупости, какая случилась у меня с Александриной, я отказался однажды стать любовником этой молодой женщины - самой милой, может быть, из всех мне известных,- все для того же: чтобы стать достойным, в глазах бога, чтобы Метильда полюбила меня. Я отверг любовь - опять с тем же умыслом и по той же причине - знаменитой Вигано, которая, спускаясь однажды по лестнице, в сопровождении всего своего двора, а среди придворных у ней был и этот умница граф Заурау, пропустила их всех вперед, чтобы сказать мне:

- Бейль, говорят, что вы в меня влюблены?

- Они ошибаются,- ответил я с совершеннейшим хладнокровием, даже не поцеловав ей руки.

Мой недостойный поступок стоил мне непримиримой ненависти со стороны этой женщины, столь, казалось бы, холодной. Она не отвечала мне на поклон, когда мы встречались с ней почти лицом к лицу на узких миланских улицах.

Вот три моих глупейших поступка. Никогда я не прощу себе графиню Кассера (теперь это самая добродетельная и самая уважаемая в своем крае женщина)