Глава 4. "Идеология"

1

Дестют де Траси, в то время писавший свою фамилию без аристократической частицы "де" и именовавшийся не графом, а гражданином, был самым крупным и во всяком случае самым авторитетным философом эпохи. Убежденный республиканец, страстный враг религии и монархии, он, однако, не был сторонником якобинизма и проявил свою деятельность главным образом после термидора. Не без его участия в конце 1790-х годов были произведены реформы в народном образовании, и в частности учреждены Центральные школы, в одной из которых учился и Стендаль. Дестют де Траси, так же как его друг Кабанис и многие другие представители позднего буржуазного Просвещения, с радостью встретил 18 брюмера, видя в этом перевороте спасение революции от военного поражения и внутренней реакции. Однако, заметив монархические тенденции Первого консула, он изменил свой взгляд на него и, вероятно, так же как Кабанис, возлагал надежды на Моро. С другой стороны, и Наполеон видел в "идеологах", прежде всего в Дестюте де Траси, врагов своего режима и нисколько не скрывал этого, обвиняя их в республиканских "химерах" и непонимании реальных нужд страны.

В предисловии к своему основному труду Траси обнаруживает свою позицию, которой Стендаль мог только сочувствовать. Во время якобинской диктатуры, вспоминает Траси, "необузданные новаторы в красных шапках обвиняли философов в том, что они робкие реформаторы и прохладно любят людей; а теперь те же самые люди обвиняют их в том, что они все опрокинули вверх дном; эти люди стараются уничтожить и те полезные учреждения, которые философы сохранили или основали, несмотря на протесты и преследования... Надеюсь, что мудрость правительства положит конец этой лицемерной ярости и скажет безумцам, что оно разрешает им бросать камни в разумных людей, но не позволит их убивать"^*. В глазах либеральной молодежи Траси был представителем прогрессивных республиканских взглядов. В период Империи он находился в молчаливой оппозиции, а в 1814 г. Наполеон был низложен по его инициативе. Во время Реставрации Траси в 1817 г. напечатал свой старый "Комментарий к "Духу законов" буржуазно-республиканского характера, а в салоне г-жи де Траси царил Лафайет.

^* (Destutt de Tracy. Elements d'Ideologie. Premiere partie. 3-e ed., 1317, pp. XXVI-XXVII. Третье издание ничем не отличается от второго, которое и читал Стендаль. Одно из "полезных учреждении", о которых говорит здесь Траси, - Центральные школы, уничтоженные уже в первые годы века.)

Свою систему Дестют де Траси строит на философии Локка и главным образом Кондильяка. Решительный протест против традиционных "метафизических" и религиозных заблуждений, отрицание всяких врожденных идей, стремление вывести все содержание сознания из содержания опыта и вместе с тем из материала чувственного познания делали его законным наследником французского сенсуализма XVIII в.

Первым философским трудом Траси был доклад, прочитанный во Французском институте в апреле 1796 г., в котором, стоя на почве сенсуализма, он исправлял Кондильяка. Понятия имеют своей причиной ощущения, но представление о внешнем мире может дать нам не ощущение и не осязание, как утверждал Кондильяк, а двигательная способность (mobilite), часть общей способности, называемой чувствительностью. В следующем докладе он предложил назвать науку о познании или мышлении "идеологией", чтобы противопоставить ее старой "метафизике"^*. "Идеей" Траси называет по традиции, идущей из древности, и, согласно этимологии этого греческого слова, всякий "образ" и шире - всякое душевное движение вообще. В 1798 г. с той же позиции он подвергает резкой критике "Трактат об ощущениях" Кондильяка и развивает мысль о двигательной способности как единственном способе познания пространства, движения, продолжительности.

^* (Picavet. Les Ideologues, р. 306.)

Основной труд Дестюта де Траси, "Элементы идеологии", представляет собою переработку и дальнейшее развитие метода, изложенного в предыдущих мемуарах 1796 и 1798 гг^*.

^* (Первый том этого труда под названием "Projet d'Elements d'ldeologie" появился в июле 1801 г., второй том "Грамматика" ("Grammaire"), - в июле 1803 г. В новом издании 1808 г. эта вторая часть получила название "Общей грамматики" ("Grammaire generate"). В конце 1804 г. Деспот де Траси печатает новое издание первого тома под названием "Идеология в собственном смысле слова" ("Ideologie proprement dite"), а в апреле 1805 г. появляется третий том. "Логика" ("Logiqne"). Четвертый том, "Трактат о воле и результатах" ("Traite de la volontd et de ses effets"), заключающий IV и V части, вышел в свет только в 1815 г.)

Философия Траси, как и всего ХУНТ в., проникнута пафосом метода. Вслед за Кондильяком он критикует "синтез" и принимает метод анализа^*. Аналитический метод, возникший в борьбе с религиозной философией, для XVITT в. имел огромное значение. Еще в начале XIX в. приходилось бороться с реакционной философией Бопальда и Шатобриана, отказывавшихся от рационального изучения психологии и объяснявших возникновение сознания. языка и идей божественным внушением.

^* (Destutt de Tracy. Grammaire, 1803, p. 10 et sqq.)

По той же причине сенсуализм все еще играл весьма прогрессивную роль. Ощущение лежит в основе идей, психики, в нем корни всякого психического акта. Суждение, понятие, мысль, память, воля, нравственное чувство - все это не что иное, как переработанное ощущение^*. В этом и заключается то единство психической жизни, которое, казалось Траси, так легко и просто объясняет самый сложный и как будто неясный психический акт. Познавательная деятельность человеческого ума и достоверность его суждений одинакова во всех науках,^** а процесс научного исследования и философских размышлений - тот же, при помощи которого ребенок учится говорить и любой человек производит любую практическую работу^***.

^* (Destutt de Tracy. Ideologie proprement dite. 2-me ed., 1804, pp. 25-26.)

^** (Tbid., pp. 204-205.)

^*** (Ibid., р. 10.)

Траси тесно связывает психологию с физиологией и утверждает, что вся его "идеология" построена на физиологических трудах его друга Кабаниса, которому он и посвящает свое сочинение. Эта ссылка на физиологию и Кабаниса имеет главным образом теоретический характер, так как в конкретном изучении психологии у Траси физиология особенного значения не имеет: "тело" здесь нужно было только для того, чтобы стать носителем ощущений.

Желание связать ощущение с материей или, вернее, сделать материю носительницей ощущения приводит Траси к целому ряду выводов, прямо противопоставленных картезианской философии. Если Мальбранш, развивая положение Декарта, отрицал чувствительность у животных, то Траси, продолжая свою мысль, предполагает чувствительность у растений. Но более важны другие следствия, вытекающие из этой мысли, - проблема подсознательного, естественно возникшая в философии Кондильяка.

Подсознательные душевные движения для Кондильяка - не что иное, как машинальные движения, предварительно прошедшие через сознание и ставшие автоматическими в силу привычки. Игра на фортепиано, предполагающая привычку виртуоза, является аналогией и объяснением инстинкта. Дестют де Траси следует по тому же пути и объясняет инстинкт как сознательный акт, автоматизировавшийся в результате привычки^*. Это дает возможность анализировать познание и психическую жизнь с той же точки зрения - внося сознательность и рассуждение в самые быстрые и бессознательные движения чувства^**. Для Траси, так же как для Кондильяка и его школы, всякое ощущение заключает в себе суждение.

^* (Ibid., рр. 282-283, 301-302.)

^** (Ibid., cn. XIV; Destutt de Tracy. Logique. 2-me ed,, 1818, p. 267.)

Дестют де Траси отрицает какое бы то ни было "внутреннее чувство" ("sens intime"), "особое чувство, отличное от всех прочих способностей и от деятельности моих органов, или неопределенное чувство сознания (conscience), отличное от всех моих положительных чувств и отвлеченное от всех моих частных и действительных состояний". "Наше "я" мы познаем только благодаря ощущениям (impressions), которые мы испытываем; для нас не существует ничего, кроме этих ощущений (или же мы существуем только в этих ощущениях)"^*.

^* (Destutt de Tracy. Logique, pp. 226-227.)

Эта борьба с "внутренним чувством" имела большое принципиальное значение. Здесь можно видеть, в частности, полемику с немецкой идеалистической философией, а также с Меном де Бираном, который уже отходил от "идеологии" и при помощи идеологического анализа строил свою философию "внимания", приведшую его к чистому идеализму.

Впрочем, и сам Дестют де Траси понимает ощущение идеалистически. Стоя на позиции сенсуализма, Траси утверждает, что ощущение необходимо предполагает существование внешнего мира. Однако операции с ощущением как с единственным реально данным приводили его к рассуждениям, открывавшим путь к идеализму.

Чистое ощущение, внутреннее так же, как внешнее, не может обнаружить нам существование внешнего мира. Ничего не может сказать нам и двигательная способность, - теперь Траси отказывается от этой мысли, высказанной им прежде. Только препятствие, встречаемое нашим волевым движением, служит доказательством существования объективного мира. Следовательно, нужно отказаться и от другой ошибочной мысли: мы можем обладать волей до того, как мы познали внешний мир, так как волевой акт необходим для познания внешнего мира^*.

^* (Destutt de Tracy. Ideologic..., ch. VII.)

Таким образом, воля лежит в начале познания внешнего мира и вместе с тем является основой нашей личности, так как вся наша жизнь заключается в удовольствии и страдании, а эти чувства мы испытываем только в действии воли^*. Наконец, только при помощи воли можно понять инстинкт, необъяснимый для кондильяковского сенсуализма.

^* (Ibid., ch. VII.)

Траси уходит от Кондильяка, все больше замыкаясь в ощущении и порывая связи с внешним миром. Рассматривая волю как ощущение, он противопоставляет ее ощущению, вызываемому объективным миром, и открывает в пределах сенсуалистической системы тот путь, на который вступил его ученик, кое-чему научивший и своего учителя, Мен де Биран. Траси исправляет Кондильяка, по-новому формулируя его принцип, но это исправление имеет не только терминологический характер, как утверждает сам Траси^*. Понятие ощущения принимает у него довольно явный идеалистический смысл.

^* (CM.: ibid., pp. 238-240.)

Естественным следствием и завершением идеологии является логика. Это "наука о возникновении наших идей, их выражении, их сочетании и последовательности, словом, исследование способа познания", это метафизика, идеология и общая грамматика вместе^*.

^* (Destutt d e Tracy. Logique, p. 125.)

Теория познания является венцом и целью всей системы. Изучать возникновение идей необходимо для того, чтобы гарантировать себя от ошибок, так как бесконечные аристотелевы правила формальной логики ничему помочь не могут. Траси утверждает, что вся логика должна быть построена на едином факте душевной жизни, который заключается в ощущении, и что обычное деление на познание и чувство, или "ум" и "сердце", недопустимо^*. Эти слова Стендаль должен был воспринять как указание - может быть, поэтому деление на "голову" и "сердце" с 1805 г. постепенно исчезает из его записей.

^* (Ibid., рр. 162, 185.)

Центральное в "Логике" Траси - это учение о заблуждении. Анализируя сознание, Траси находит в нем простые ощущения, составные идеи (о существах, их качествах и т. д.), воспоминания, суждения и желания. Сами по себе все эти идеи, в том числе воспоминания и суждения как состояния сознания, реальны и истинны. Заблуждение начинается там, где к идее примешивается суждение. Есть ли в этом противоречие? "Кажется нелепостью утверждать, что наши идеи подвержены ошибке только благодаря суждению, которое к ним присоединяется, и в то же время утверждать, что сами по себе суждения так же свободны от ошибок, как все другие идеи. Но это кажущееся противоречие исчезает, если обратить внимание на несовершенство наших воспоминаний. Действительно, когда мы составляем суждение о какой-нибудь идее, т. е. когда мы замечаем отношение между этой и другой идеей, это отношение реально существует по той причине, что мы ощущаем его. Следовательно, это суждение, взятое само по себе, необходимо и неоспоримо верно. Но идея, которую мы соотносим с другой, идея, о которой мы выносил! суждение, была уже нам известна хотя бы за одно только мгновение до этого, поскольку мы о ней имеем суждение. Значит, она в настоящее время является воспоминанием. Значит, возможно, что она никогда не заключала элемент, который мы в ней видим теперь, что этот элемент не только не находится в числе тех, которые ее прежде составляли, но даже несовместим с ними и им противоречит, и что, следовательно, эта идея стала теперь для нас другой идеей, хотя мы сами этого не замечаем". Таким образом наши суждения бывают ложными из-за несовершенства или неполноты наших воспоминаний^*.

^* (Ibid., рр. 190-192.)

И так, в суждении ошибки быть не может: ведь суждение есть тоже ощущение, и тот, кто выносит суждение, просто ощущает отношение между двумя идеями. Одна идея заключается в другой, потому что так нам кажется. Для нас существуют только наши представления (perceptions). Они "всегда верны и не могут не быть верными, раз они хорошо связаны одно с другим, - так как нам не известно ничего, кроме них".

Слова эти адресованы не к материалистам, как могло бы показаться, а к рационалистам, объяснявшим познание врожденными идеями и противопоставлявшим мышление ощущению. Траси настолько уверен в соответствии наших непосредственных или "простых" ощущений с реальной действительностью, что он лишь иногда в придаточном предложении говорит о проверке наших ощущений опытом. В этом отношении его можно было бы упрекнуть в "наивном реализме". Для него познавательный процесс заключается как будто только в том, чтобы заменять менее совершенные сочетания представлений новыми, более совершенными. Эти новые сочетания возникают оттого, что мы замечаем в наших представлениях новые обстоятельства и в зависимости от этого группируем их самым различным образом^*.

^* (Ibid., рр. 260-262.)

Вместе с тем Траси словно оправдывает личную манеру чувствовать и смотреть на вещи: неоспоримость всякого суждения вытекает из того, что оно является ощущением. "Нет такого человека, который плохо ощущает"^*.

^* (Ibid., рр. 196-197.)

Для того чтобы проверить наши суждения, нужно восстановить долгую цепь идей, которые мы выводили одну из другой; нужно проверить наши воспоминания, возвести их к непосредственному ощущению, которое и является единственной доступной для нас реальностью^*. Необходимо проследить "возникновение наших идей" или, осуществляя старую мечту Локка, написать "физическую историю нашей душевной жизни"^**. Последовательность, логическая необходимость рассуждения, идущего от начального ощущения к абстрактным идеям и суждениям, есть критерий истинности^***.

^* (Ibid., р. 207.)

^** (Ibid., р. 209, ch. VIII.)

^*** (Ibid., рр. 263-264.)

Так, от изучения "теории познания" Дестют де Траси приходит к нормативной логике или, во всяком случае, дает перспективу ее построения.

Мы фиксируем идеи при помощи знаков, т. е. слов. Различные комбинации знаков создают язык. Мышление осуществляется при посредстве языка, а так как формы мышления установлены в соответствии с законами сенсуализма, то и общую структуру языка, общую "грамматику" можно установить чисто рациональным, философским путем, пользуясь отдельными языками лишь как иллюстрацией этих общих логических законов. С такой точки зрения идеалом языка является "наука знаков", алгебра, и лингвистическое мышление оказывается таким же "принципиальным", простым и логическим, как алгебраическое вычисление.

Правда, Дестют де Траси считает невозможным универсальный язык - его нельзя ни создать, ни сохранить, так как он тотчас же распался бы на несколько разных языков в зависимости от местных условий и применения. Универсальный язык не приняли бы ни ученые, ни народ, так как ему противятся привычки, без которых человек существовать не может^*. Но эти привычки только наполняют конкретным, в каждом данном случае различным содержанием некую единую логическую истину, изучаемую "общей грамматикой".

^* (Destutt de Tracy. Grammaire, pp. 397-398.)

Кондильяк полагал, что наши суждения не что иное, как уравнения, а рассуждения - серия уравнений. Траси критикует это определение только формально, но по существу готов с ним согласиться. Он утверждает, что во всяком правильном суждении субъект заключает в себе атрибут, а в ряде суждений каждый атрибут заключает в себе следующий. Следовательно, наши идеи можно представить себе как предметы с многочисленными трубками, и каждое суждение извлекает из этих трубок другие, заключенные в предыдущих, а все это вместе изменяет и самую идею^*.

^* (Destutt de Tracy. Logique, pp. 153-154, 465.)

Это чисто механическое представление о деятельности сознания. Дестют де Траси хочет мыслить сознание по аналогии с физикой или механикой. Абстрагирование и конкретизирование - для него акты почти механические. Он утверждает, что мы мыслим время и движение пространственно и точность нашего знания зависит от того, насколько полно мы можем применить к изучаемому материалу пространственные представления^*.

^* (Destutt de Tracy. Ideologic..., pp. 183-190.)

Для того чтобы осуществить этот метод, нужно отказаться от воображения, от фантазии, проверять каждый свой шаг. "Hominum intellectui non plumae addendae, sed potius plumbum et pondera" ("Человеческому уму требуются не перья, но скорее свинец и балласт") - эти слова Бэкона Траси ставит эпиграфом к своей "Логике". Поэты не годятся для исследования истины, они обладают слишком подвижным темпераментом, их воображение неустойчиво. Здесь требуется рассудительность и упорство^*. Греки, художественно одаренные, остроумные и нетерпеливые, пытались скорее угадать природу, чем познать ее^**. Чрезмерная впечатлительность и пылкость восприятия приводят к безумию, а те, кто постоянно отдают себе отчет в своих мыслях, почти никогда не сходят с ума^***.

^* (Destutt de Tracy. Logique, pp. 278-279.)

^** (Destutt de Tracy. Grammaire, p. 4.)

^*** (Destutt de Tracy. Ideologie..., pp. 319-320.)

"О, мои юные друзья, не доверяйте поэтам и тем философам, которые, подобно поэтам, рассуждают, основываясь на своем воображении, а не на фактах; это превосходные волшебники, но очень опасные соблазнители". И Дестют де Траси полемизирует с самым опасным в то время соблазнителем, с "волшебником" Руссо. Золотой век не позади, не в естественном состоянии, украшенном всеми чарами его поэтического воображения: "Изумительная природа, т. е. наш организм, дала нам только способность к совершенствованию, и этого для нас достаточно"^*. Вслед за Траси Стендаль отныне будет постоянно противопоставлять скучных и точных философов, как Гельвеций и Траси, заблуждающимся мечтателям вроде Платона, Канта и Шеллинга.

^* (Ibid., рр. 307-308.)

Тем не менее идеология Стендалю показалась поэтической и увлекательной. Это была особая поэзия кристальных геометрических построений, четкого изящества прямых линий, лишенная пышности и темноты, но точно вычисляющая душевные тайны и взвешивающая невесомые как будто психические состояния. Человеческая душа, расчерченная по законам математики, функционирующая как хорошо вычисленная пружина, выпускающая трубки во всех направлениях и способная к бесконечному совершенствованию, казалась куда сложнее, чем душа у Мальбранша или у Декарта. Наука стала интересной, как роман. "Согласимся же, - восклицал Дестют де Траси, - что человек в тысячу раз более удивителен, чем мы могли предполагать после поверхностного наблюдения, что в нем совершается в тысячу раз больше процессов, чем мы обнаружили с первого взгляда, что ему известны только самые редкие и самые грубые результаты деятельности его собственного организма, между тем как объяснение множества других находится за пределами его постижения"^*.

^* (Ibid., р. 300.)

Эта законосообразность и предрасчисленность душевной жизни, ясность и единство всех процессов и покорила Стендаля в философии Траси. Ведь эта новая наука, осуществившая древнюю мечту о "естественной истории идей", написана специально для него и его поколения. Молодые люди, уверял Траси, лучше старых поймут идеологию, так как они не обременены массой предрассудков и общих мест, затемняющих сознание стариков^*. Именно к молодежи, почти к детям, ученикам Центральных школ обращается Траси в первом томе своего сочинения, пытаясь писать ясно и утверждая, что всякая подлинная наука понятна и проста.

^* (Ibid., рр. XXI, 1-2. Совершенно то же говорили многие писатели XVIII в., искавшие молодую аудиторию "без предрассудков", например Гельвеций (De l'Esprit, discours IV, ch. XVI), Даламбер (Предисловие к "Энциклопедии", стр. XXXIX), Шамфор (Caracteres et, anecdotes. Oeuvres completes, t. II, 1808, p. 136) и др.)