3

24 января, следуя советам Траси, Стендаль прочел в библиотеке Пантеона главу из книги Кабаниса "Отношения физического и морального в человеке"^*. При первом чтении эта книга, сыгравшая потом такую роль в его развитии, показалась слишком общей и расплывчатой. Но его поразили страницы, посвященные инстинкту.

^* (P.-J.-G. Caban is. Rapports du physique et du moral de l'homme. tt. 1-2, 1802. Глава, о которой идет речь, - не первая, как пишет Стендаль, а вторая, под названием "История ощущений".)

Развивая Кондильяка и восстанавливая "внутренние ощущения", изгнанные им из психологии, Кабанис объясняет инстинкт деятельностью этих внутренних ощущений, не зависящих от внешних и вместе с тем от логической деятельности сознания. Стендаль тотчас же согласился с Кабанисом, но он изложил точку зрения Кабаниса еще более рационалистически. "Мы часто действуем, - пишет он, - чтобы удовлетворить потребностям, которые внушены идеями, идущими в мозг изнутри тела. Сумма таких желаний называется инстинктом". Он удивляется, как это "мы, ученики Кондильяка, и сам глава школы до сих пор не замечали инстинкта". Но из примеров, заимствованных у Кабаниса, он делает вывод, от которого Кабапис воздержался бы: "Следовательно, в случае, когда действует инстинкт, как и во всех других случаях, особь делает то, что, как ей кажется, должно привести ее к наибольшему счастью"^*.

^* (24 января 1805 г.: Journal, t. II, рр. 8-10.)

Стендаль утверждает как раз то, с чем спорил Кабанис; он вновь вводит в свои рассуждения логическое мышление и сознание, которые были Кабанисом изгнаны. Инстинкт оказывается таким же рациональным актом, как и любое сознательное движение, только вызванным не внешними, а внутренними ощущениями. Полемизируя с Кондильяком, Стендаль следует за ним, рационализируя инстинкт и рассматривая его как почти логическую реакцию на ощущения^*.

^* (Та же логизация инстинктивных движений и у Гельвеция. К тому же результату приходил и молодой Гегель, пытавшийся логизировать понятие иррационального. Ср.: Theodor L. Haering. Hegel, sein Wollen und sein Work, В. I. 1929.)

Натолкнуть на эту мысль должен был самый метод рассуждения идеологов, в частности интерпретация привычки, изучение которой имело для них исключительно важное значение.

Траси объяснял подсознательные акты как результат привычки, механизировавшей рациональные действия. В более развернутом виде Стендаль нашел ту же мысль у Мена де Бирана.

Несомненно, под влиянием Траси, с похвалой упомянувшего знаменитый мемуар "О привычке" Мена де Бирана, Стендаль принялся за это сочинение.

В этом первом законченном своем произведении, единственном, с которым Стендаль мог познакомиться, Мен де Биран еще целиком принадлежал школе Кондильяка. Все его предыдущее развитие шло в том же направлении, что и работы идеологов, особенно Кабаниса и Траси. Первая его философская работа, оставшаяся незаконченной, задумана была для конкурса, предложенного Институтом в 1798 г.: "Определить влияние знаков на образование идей", т. е. влияние речи на мышление. Мен де Биран приходит к тому же заключению, что и Траси, напечатавший в это время свой "мемуар" в "Записках Института": мысль была раньше слова^*. Мемуар "О привычке" также был написан на конкурсную тему Института, получил премию в 1802 г. и был напечатан в следующем, 1803 г^**. По методу и даже по результатам он представлял собою типичное "идеологическое" исследование.

^* (Notes sur l'influence des signes. In: Oeuvres de Maine de Biran. Accompagnees de notes et d'appendices... par Pierre Tisserand, t. I. 1920, pp, 241-247. Для того же конкурса была написана работа Ланселена превратившаяся в известное нам "Введение", и получившая премию работа Дежерандо (Degerando), напечатанная в расширенном виде через два года: Des signes et do l'art do penser dans leurs rapports mutuels, 1800.)

^** (Цитируем по изданию 1803 г. О происхождении этого сочинения и его эволюции см. вступительную статью Пьера Тиссерана в "Oeuvres de Maine de Biran" (t. II, 1922, pp. XXVI-XXVII).)

Кондильяк при помощи привычки объяснял психические акты, которые для картезианцев и философов религиозного толка служили доказательством врожденных идей и божественного откровения. Мен де Биран, продолжая традицию Кондильяка, рассматривает познание как "совокупность исконных привычек центрального органа". Значит, исследовать познание можно только при помощи физиологии. Наука о человеке есть лишь отрасль естественных наук, зоология.

Но как устанавливается привычка? Какова ее роль в процессе познавания мира? Вопрос, предложенный Институтом, таков: "Определить, какое влияние имеет привычка на способность мыслить, или, другими словами, показать влияние, какое оказывает на каждую из наших умственных способностей частое повторение одних и тех же действий".

Влияние это, по мнению Мена де Бирана, двойное: одни способности под влиянием привычки развиваются, другие - притупляются. Исходя из этого положения, можно подвергнуть анализу душевные способности или, что то же, ощущения, так как ощущение с точки зрения школы - основной, первичный или, вернее, единственный акт сознания.

Мен де Биран делит ощущения на пассивные, которые в результате привычки притупляются и перестают восприниматься совсем, и активные, которые требуют волевого акта, усилия и от повторения все более обостряются. Первые он называет ощущениями (sensations), вторые - перцепциями (perceptions). Познавательная ценность всех ощущений вообще определяется их активностью, так как активностью обладают и ощущения в собственном смысле (sensations), только значительно меньшей, чем перцепции. Для того чтобы увидеть, нужно всмотреться, чтобы услышать - вслушаться, т. е. совершить определенные движения органами зрения или слуха. Это волевой акт, внимание или усилие. "Я" - это и есть способность к усилию или вниманию, воля, которая есть в то же время "стремление к счастью". Таким образом, содержание сознания определяется содержанием ощущений, но личность создается лишь волей или актом. Только перцепции могут быть зафиксированы памятью и усовершенствованы. Память воспроизводит перцепции, воображение воспроизводит ощущения. Следовательно, познавательная ценность воображения ничтожна. Речь и отвлеченное мышление оперируют лишь с перцепциями, а не с ощущениями.

Полемизируя с Кондильяком и продолжая Траси, Мен де Биран утверждает, что не всякое ощущение превращается в познавательный акт, а "впечатления" никогда не становятся познавательным актом^*.

^* (Мaine dе Вiran. Memoire sur l'habitude, 1803, рр. 51-52.)

Вместе с тем "привычка стирает грани между произвольными и непроизвольными движениями, между приобретением опыта и действиями инстинкта, между способностью чувствовать и способностью познавать"^*. Так как перцепции зависят от усилия, а усилие прямо пропорционально сопротивлению, которое приходится преодолевать, то при уменьшении сопротивления исчезают и перцепции. Чем больше человек привыкает к усилию, тем меньше он его ощущает, и всякая перцепция, всякое познание исчезает^**. Инстинктивные движения не требуют воли и усилия, поэтому они лежат за гранью сознания^***.

^* (Ibid., р. 127.)

^** (Ibid., 1803, р. 27.)

^*** (Ibid., рр. 28-29.)

Таким образом, благодаря привычке происходит постоянное погружение ощущений в область подсознательного. С такой точки зрения можно рассматривать и деятельность воображения, которое вторгается в восприятие действительности и, механизируя, искажает его. Благодаря воображению мы интерпретируем наблюдаемое готовыми, привычными образами и представляем себе реальное в ложном виде^*.

^* (Ibid., р. 172.)

Мемуар "О привычке" даже в последней печатной его редакции лежит в пределах сенсуализма, но в нем заключены идеи, которые в ближайшие же годы приведут Мена де Бирана к резкой оппозиции школе Кондильяка. Эга дальнейшая эволюция осталась Стендалю неизвестной. В 1805 г., когда он читал мемуар "О привычке", Мен де Биран представлял в Институт свое очередное конкурсное сочинение "О разложении мысли" ("Memoire sur la decomposition de la pensee"), в котором порывал свои старые связи и переходил от "философии ощущения" к "философии воли".

Во многих основных своих положениях Биран близок к Дестюту де Траси, так как находился под его непосредственным влиянием. Происхождение познания, роль двигательной способности и усилия, понятие личности и воли как будто совпадают. Однако есть и серьезная разница, которая в дальнейшем и приведет к полному разрыву между двумя системами. Траси иначе понимает активность человеческого "я". Волевой акт он сводит к ощущению движения, сопровождаемого отпущением желания. Воля - это "изумительная способность чувствовать то, что мы называем желанием"^*, но по существу она столь же пассивна, как и всякое другое изменение нашей личности, вызываемое воздействием внешнего мира, и чувство собственной активности, возникающее у человека при волевом акте, - чистая иллюзия. Придерживаясь зоологического метода и рассматривая психику снаружи, Траси приходил к детерминизму механистического характера. В "Логике", появившейся в 1805 г., Траси прямо полемизирует с Меном де Бпраном, не называя его, и решительно отвергает его деление "душевных состояний" на пассивные и активные. "Это деление, - утверждает Траси, - может относиться только к органам, через которые мы получаем впечатления, но никак не к чувству, которое мы переживаем"^**. Для Бирана отделение пассивных состояний от активных являлось основой дальнейшего философствования. Его метод внутреннего психологического наблюдения противоречил методу Траси. Однако для современников первая книга Бирана казалась непосредственным продолжением "Идеологии", и Стендаль был несомненно прав, объединяя этих двух авторов в одну школу^***.

^* (Destutt de Tracy. Ideologie..., ch. V.)

^** (Destutt de Tracy. Logique, p. 163.)

^*** (18 марта 1805 г.: Journal, t. II, p. 137.)