5

Итак, комедия характеров стареет так же, как комедия нравов, - вместе с нравами, модой, физиономией общества. В этом смысле трагедия более устойчива. Обращаясь к "чувству", а не к "уму", к общечеловеческой эмоции, она меньше зависит от данного социального организма, от мнений "света". "Трагедия, - пишет Стендаль, повторяя давно известные истины, - изображает великие страсти и должна нравиться страстным людям. Комедия изображает смешные стороны и должна нравиться светским людям"^*. Эти жанры пользуются различным материалом. Трагический поэт может не знать современных нравов, а комический может не понимать страстей^**. Комедия рассчитана на сегодняшний день, на злобу дня - этот закон давно был установлен теоретиками и вполне согласовался с формами классической комедии^***.

^* (30 июля 1804 г.: Pensees, t. II, р. 348.)

^** (Август 1801 г.: Correspondance, t. I, р. 250.)

^*** ("В трагедии, - пишет Риккобони, - зритель принимает необычайные нравы самых диких и совсем неизвестных народов; напротив, в комедиях он хочет видеть нравы своей страны или, по крайней мере, нравы, общие всем людям" (Louis Riccoboni. Observations sur la Comedie et sur le genie de Moliere, 1736, p. 17). Совершенно то же - у Дюбоса, книгу которого Стендаль, очевидно, получил в виде школьной награды (см.: Р. Arbelet. La Jeunesse de Stendhal, t. I, pp. 304-305). CM.: D U b О S. Reflexions critiques sur la poesie et sur la peinture, i-re partie, pp. 163, 175, 176. См. также: Mar monte I. Poetique franoise, t. II, 1776, pp. 290-291. Стендаль мог прочесть приблизительно те же мысли и у других авторов XVIII в., у Руссо, у Попа, Юрэ (Huret), Лессинга и др.)

Но дело не столько в материале, сколько в характере эмоций, возбуждаемых этими жанрами. Трагедия требует всепоглощающего чувства, комедия - понимания оттенков. Трагический поэт рассматривает природу с другой точки зрения, чем поэт комический^*. Первый "показывает нам нас самих в других, второй - отношения между другими и нами"^**. Трагический поэт "симпатизирует всем людям, которых он видит, входит в их переживания и пытается чувствовать то, что они чувствуют"^***. Комический поэт, напротив, приучает себя к одному только способу переживаний, старается усвоить самый лучший тон и тогда наблюдает людей, никому не сочувствуя и только сравнивая их с собой^****.

^* (7 сентября 1804 г.: Pensees, t. II, р. 290.)

^** (26 августа 1804 г.: Pensees, t. II, р. 290.)

^*** (7 сентября 1804 г.: Pensees, t. II, р. 299.)

^**** (7 сентября 1804 г.: Pensees, t. II, р. 299.)

"Сравнивая их с собой", комический поэт не заражается их эмоциями, не сочувствует им и, следовательно, не перевоплощается, он лишь отмечает их расхождения с неким условным, внешним для него, искусственно усвоенным, "светским" идеалом хорошего тона.

Да, "комедия - это обвинительная речь, и направлена она против того, что противно общему интересу"^*. Следовательно, она и не может вызвать сочувствие к своему центральному герою, несущему в себе порок, между тем как трагедия по самому своему конструктивному признаку вызывает к герою симпатию. Об этом говорили неоднократно, и в частности мадам де Сталь в книге "О литературе" подчеркивала принципиальную разницу между трагедией и комедией: трагический поэт сочувствует своему герою, между тем как комический поэт его презирает^**. Стендаль читал эту книгу в 1803 г., но не вынес из нее ничего для себя важного. Очевидно, он не заметил тогда эту мысль и дошел до нее самостоятельно, осознав на собственном опыте. Она явилась для него утешением в его творческих неудачах. Как объяснить, чем оправдать то равнодушие, с которым он обдумывал своего "Летелье"?

^* (26 августа 1804 г.: Pensees, t. II, р. 291.)

^** (Madame de Stal. De la litterature consideree dans ses rapports avec les institutions sociales. Edition critique par Paul van Tieediem, t. 1, 1959, pp. 78-80.)

"Я мог восхищаться великими людьми и высокими страстями, которые я до сих пор изучал. К тому же я чувствовал нечто подобное в своем сердце, и, читая жизнь Сеп-Прё, Брута, Гракха, Отелло, Генриха V, я говорил себе: на их месте я поступил бы так же; я вспоминал свои поступки, вызванные теми же мотивами. Поэтому все радовало меня в этом изучении, матери и кормилице нежных мечтаний.

Совсем не то в комическом, к которому я теперь приступаю. Я погружаюсь в изучение характеров, по существу своему низких и смешных. Нет ничего удивительного в том, что при этом я остаюсь совершенно холодным.

Только любовь к славе может побудить меня к этой отвратительной анатомии. Я буду хладнокровен. Может быть, только в таком настроении можно создать что-нибудь подлинно комическое"^*.

^* (23 июля 1804 г.: Pensees, t. II, рр. 217-218.)

В трагедии изображается либо страсть, лично пережитая автором, либо страсть, которой автор сочувствует, вживаясь в ситуацию. В комедии персонаж необходимо отчуждается от автора, - и Стендаль медленно, анализируя все возможные случаи, констатирует это как закон комедии.

Поэтому и "способ работы" в трагедии и комедии иной. Для трагического поэта самое важное - как можно полнее перевоплотиться в героя, почувствовать себя в воображаемой ситуации. Комический поэт может "подбирать" отдельные комические черты спокойно, "вне" персонажа, созерцая его со стороны^*. Трагический жанр, или жанр "сентиментальный" (жанр чувства), абсолютен, т. е. он или заражает зрителя, или оставляет его холодным. Средины здесь нет. В комическом жанре может быть много степеней искусства, впечатление можно усилить или ослабить в три или в четыре раза. Комическое, следовательно, можно изучать, и ему можно научиться, по понять трагическое можно только чувством^**.

^* (Ср. 23 июля 1804 г.: Pensees, t. II, р. 217.)

^** (24 октября 1804 г.: Theatre, t. III, р. 189.)

Комический поэт должен творить спокойно, будучи в веселом расположении духа, при помощи холодного рассудка, сравнивая свои персонажи с идеалом условного "хорошего тона". Сам Стендаль слишком пылок, слишком восторжен, вот почему комедии его никуда не годятся. "Эта тетрадь, - говорит он, имея в виду черновые записи для "Летелье", - ровно ничего не стоит с точки зрения комического, она была написана в величайшем энтузиазме - хорошая квартира, отличная погода, много кофе. Мне кажется, что если бы я говорил о трагедии, эта тетрадь была бы хороша настолько же, насколько теперь она плоха; это как будто доказывает, что комедия требует веселого хладнокровия, а не возвышенного энтузиазма, который, забывая обо всем, подчиняет всю душу воображению, чтобы придумать ситуацию, "* а затем подчиняет всю душу чувству, чтобы проверить, хороша ли эта ситуация"^*.

^* (12 ноября 1804 г.: Theatre, t. III, рр. 138-139.)

И Стендаль заставляет себя - "вместо того чтобы internarsi" (т. е. вживаться в ситуацию, перевоплощаться), "вначале работать, как Гольдони, спокойно наблюдать то, что есть в действительности, и записывать"^*.

^* (14 ноября 1804 г.: Theatre, t. III, р. 192. Ср.: ibid., р. 189.)

Таким образом, только в трагедии возможен энтузиазм, подлинное вдохновение, перевоплощение и творчество в полном смысле этого слова. Вот почему, поняв рассудочность комического творчества, Стендаль, чтобы создать наконец свою комедию, решает работать ежедневно, не дожидаясь вдохновения^*.

^* (24 октября 1804 г.: Theatre, t. III, рр. 189-190.)

Вскоре понятие перевоплощения распространится и на комическое творчество. Но пока Стендаль, решительно противопоставляя комедию трагедии, констатирует два возможных метода творчества, связанных с этими двумя жанрами: "чувствительный" и "рассудочный". Вместе с тем он не может прийти к синтезу и, противопоставляя вдохновению труд и чувству рассудок, не в состоянии выработать творческий метод, вполне его удовлетворяющий. Он должен был выбирать из двух методов и определить, какой из них лучше. И здесь начинались колебания.

У своих предшественников Стендаль не мог найти установившейся точки зрения. Критики прошлого века иногда, вслед за Вольтером, говорили, что "изображение наших страстей поражает нас сильнее, чем показ наших пороков", и что "ум устает от шуток, но сердце неисчерпаемо"^*. Из этого следовало, что писать комедию труднее, чем трагедию. Другие, наоборот, утверждали, что "люди в театре охотнее смеются, чем плачут"^**, следовательно, комедия - жанр более благодарный. Говорили также - и таких было большинство, - что французское общество богато смешными сторонами и привыкло смеяться, а потому и комедия обладает неисчерпаемыми ресурсами, между тем как трагедию во Франции создать гораздо труднее^***.

^* (Voltaire. Vie de Moliere. .. Oeuvres completes, t. XXIII, p. 126 (по поводу комедии "Le Malade imaginaire").)

^** (Dubos. Reflexions critiques sur la poesie et sur la peinture, p. 2.)

^*** ([Freron], Lettres sur quelques ecrits de ce temps, 1749, p. 40; Marmontel. Elements de litterature. Oeuvres completes, t. XV, pp. 39, 70; Geoffroy. Cours de litterature dramatique, t. II, p. 381 (9 жерминаля XII г./30 марта 1804 г.).)

Эти разногласия приобрели для Стендаля значение только тогда, когда его привела к этому вопросу логика собственных размышлений. Но он ставил вопрос совсем иначе и расценивал жанры со своих, особых точек зрения.

Он согласен, что понимать комическое труднее, чем трагическое, что для этого требуется более утонченный ум и более цивилизованная среда^*. Но это среда придворных тунеядцев и цивилизация монархическая. С другой стороны, его привлекает глубина чувств и полет вдохновения, направленного к лучшим идеалам человечества, и трагедия кажется ему много выше самой высокой комедии. Эта точка зрения для Стендаля более органична, она восторжествует уже в ближайшее время, хотя еще десятки лет он будет считать своим призванием комедию. Величайшим поэтом для него отныне и навсегда останется Шекспир, а не Мольер.

^* (31 декабря 1804 г.: Journal, t. I, p. 281.)

Различную роль в жизни этих жанров играет и зритель. В трагедии художник меньше зависит от публики, в комедии он целиком подчинен ей. Трагический поэт думает о публике только когда выбирает тему: понравится ли ей данная страсть? Если да, то в изображении этой страсти все, вплоть до ритма стиха, определено только ее логическим развитием. Не то в комедии: комический поэт должен более точно представить себе своего зрителя и определить, какие свойства героя покажутся зрителю смешными, т. е. постоянно, во всех деталях соотносить свое творчество с особенностями публики, постоянно расчитывать на данного зрителя^*.

^* (См 23 июля 1804 г.: Pensees, t. II, р. 219.)

Итак, в то время когда Стендаль мучился над своими комедиями и не мог написать ни одной строчки, его удовлетворявшей, в его сознании жанр комедии понемногу выветривался и терял свою прежнюю прелесть. Оказалось, что комедия, или, вернее, традиционная классическая комедия по самой своей природе не может играть большой социальной роли: она обращается только к монархическому "свету", она начинается и кончается тщеславием; поэтому комический поэт должен льстить своему зрителю и подлаживаться к нему, он должен изображать низкие характеры, а энтузиазм оставить за порогом жанра, он не может вживаться в своих героев и должен только сравнивать их с пустым идеалом светского человека, созданным пустым и тщеславным обществом.

Еще десяток лет Стендаль будет носиться с замыслами невозможных комедий, но дневники 1802-1805 гг. свидетельствуют о том, что между ним и комедией произошло недоразумение и выросла почти непреодолимая стена. Руссо, и Гоббс, которого Руссо называл "богохульником", и Жоффруа, политический враг Стендаля, и целый ряд уже полузабытых критиков XVIII столетия толкали Стендаля на тот путь, которым он отныне пойдет. Комедия в его глазах все больше теряла свой ореол, и великий Шекспир оттеснял на задний план великого Мольера. Детская мечта "писать комедии, как Мольер", потускнела не только вследствие неспособности ее осуществить, но также и потому, что жанр этот не мог вместить того содержания, которое было для Стендаля содержанием всякого творчества вообще.

Таким образом, в эти внешне спокойные годы мысль Стендаля находится в непрерывном движении. Она рвется из тесных рамок классической эстетики навстречу другим идеалам, подсказанным общественными интересами и новыми формами французского и зарубежного искусства. Творческая история его незаконченных комедий сохранила следы его колебаний и развития. Главные его произведения, комедии "Два человека" и "Летолье", посвящены острой общественной проблеме и должны были, по мнению Стендаля, сыграть решающую роль в борьбе прогрессивного человечества с тиранами.