
|
Глава 3. Политическая комедия "Летелье"
1
Когда стало очевидно, что комедия "Два человека" не будет закончена, Стендаль задумал драматическую шутку в одном действии на ту же тему и с теми же героями. В конце ее разоблаченный Дельмар восклицает: "Я должен бежать, раз философия выгоняет меня из этого проклятого дома. Я буду издавать газету"*.
* ()
Стендаль задумал такое окончание еще в феврале 1803 г., а в октябре решил писать комедию о журналистах - "о Шатобриане, мадам де Жанлис, Жоффруа, Лагарпе и т. д., или, вернее, об их нелепых теориях"*. В августе 1804 г. он разрабатывает план новой комедии под названием "Летелье", или "Извратитель общественного мнения".
* ()
Покидая "проклятый дом", Дельмар вступает в общественную жизнь. Превращаясь из домашнего учителя в журналиста, он становится в известной мере политическим деятелем. Вместе с тем Стендаль меняет сферу своих наблюдений: он выходит за пределы частной жизни и пытается создать комедию более широкого плана - комедию политическую. Это случилось как раз в тот момент, когда Наполеон готовил себе престол и свобода мысли и слова сводилась до минимума. Если "Гений христианства" Шатобриана вышел "как раз в нужный момент", то "Летелье" был задуман явно "не вовремя". Но Стендаль стал писать его именно для того, чтобы бороться с "временем". Осень 1804 г. была периодом самых боевых его настроений в отношении к "тирану". Юный республиканец скрежетал зубами, читал Альфьери и был полон добродетели.
В период Консульства газета имела большое общественное значение. Все больше падала роль республиканских журналов, и "Философская декада" с трудом боролась с торжествующей цезаристской и реакционной прессой. "Journal des Debats" проповедовал монархию и католицизм, разумея возникающую Империю и послушную императору церковь, "Мегсиге", пользуясь моментом, готовил умы для полного торжества религии и возвращения старой династии. Стендаль одинаково ненавидел всю эту религиозномонархическую пропаганду, подготавливавшую новую тиранию.
В "Летелье" фигурируют наиболее выдающиеся журналисты реакционного лагеря. Жоффруа выступает главным героем под именем Летелье. Его соратником, если не единомышленником, является Шатобриан, названный здесь Сен-Бернаром, затем Фьеве, Лагарп, мадам де Жанлис, Бональд, Фонтан, Петито, Жондо. Среди современных деятелей оказался один давно умерший - осмеянный Вольтером в комедии "Шотландка" критик и журналист, прославившийся своей ненавистью к "философии", Жак Фрерон.
Однако о портретном сходстве персонажей говорить трудно. В большинстве случаев Стендаль заимствовал у журналистов одну какую-нибудь черту, чтобы наделить ею своего героя. Задумав самого глупого из них, скучного болтуна Патуйе, он ищет материал в какой-то книге Бональда, которого и включает в число своих "моделей"*.
* ()
Многие записи свидетельствуют о том, что и Сен-Бернар, и даже сам Летелье не были портретами в полном смысле слова: образцом для Летелье послужил, как говорит Стендаль, Жоффруа и Лагарп или "Жоффруа и все остальные"*. Более того, Летелье, прислужник Бонапарта, должен был напомнить публике самого Бонапарта, и Стендаль боялся, что его комедия покажется Первому консулу личным оскорблением**.
* ()
** ()
В целях полемики Стендаль хочет довести до абсурда точку зрения своих героев. И здесь обнаруживается особый метод изучения персонажа, совсем непохожий на метод классических комедиографов. Персонажи "должны говорить глупости, которые они говорили бы, если бы вместе с низким и злым сердцем они обладали большим умом"*. Ведь он осмеивает "не людей, а теории"**. "Моя цель - осмеять тех, кто при самой лучшей голове хотел бы - в современном положении вещей восстановить во Франции Деспотизм"***. В этом отношении великолепной моделью мог послужить Жоффруа. Умный и тонкий критик, восхищавший Стендаля даже в тех случаях, когда он с ним расходился во взглядах, остроумнейший полемист, владевший пером, как смертоносным оружием, Жоффруа был рупором нового правительства и беззаветно ненавидел философов и революцию. Этот умный человек, говорящий глупости, мог послужить неопровержимым доказательством тезы, интересовавшей Стендаля. И, пытаясь найти "основной порок" Жоффруа, он говорит о его "глупом тщеславии",**** о жестокости и злости его насмешки - чертах характера, которые он хочет исследовать до конца и представить в ярком свете*****.
* ()
** ()
*** ()
**** ()
***** ()
Иная идеализация, но с теми же целями - в образе Сен-Бернара, смешного из-за своих идей, несмотря на всю свою рыцарственность и великодушие*.
* ()
"Идеи" Шатобриана, пытавшегося воскресить католицизм со всем его аскетизмом, чудесами и тайнами, казались Стендалю поразительно архаичными и нелепыми, каким-то историческим курьезом, который можно было бы объяснить плохой работой головы. Но внушала уважение "рыцарственность", с которой Шатобриан, убежденный в своей правоте, сражался за явно безнадежное дело.
Сочетая на своем полотне столь непохожих политических деятелей, Стендаль хотел создать широкую картину современной журналистики, реакционной по своему направлению, прислуживающейся к власти, ищущей выгоды в интригах и состоящей, как ему казалось, из бездарных и завистливых критиков.
Он понимал разницу между критиками "Journal des Debats", органа в основном цезаристского, и критиками "Мегсиге", легального центра католической реакции. Очень тонко он характеризовал обе эти дружественные группы: Летелье-Жоффруа хвалит религию ради укрепления монархии, Сен-Бернар-Шатобриан хвалит монархию ради укрепления религии. Связанные общими политическими взглядами, эти лица все же ненавидят друг друга, ссорятся, но затем вновь мирятся, памятуя о единстве своих интересов*.
* ()
Шатобриан, несмотря на его любовь к католицизму, пользуется некоторыми симпатиями Стендаля. "Гений христианства" своей психологией, поэзией и поэтикой произвел на него большое впечатление. Поэтому Сен-Бернар, при своей плохой голове, все же наделен хорошим сердцем. Для речей Сен-Бернара Стендаль хотел использовать стиль "Гения христианства", манеру "говорить душе поэтическими фразами, когда нужно рассуждать, и рассуждать, когда нужно быть трогательным"*. Он заставляет Сен-Бернара говорить о "гармонии развалин" и надеется, что эти слова вызовут у публики смех**.
* ()
** ()
Речь Летелье Стендаль уснащает фразами из фельетонов Жоффруа. Летелье должен был декламировать статьи, в которых Жоффруа льстил Цезарю, называя его не узурпатором, а народным вождем и "защитником Республики", проклинал "философов", "стадо бесноватых, отнявших у литературной республики всякую свободу", и рассуждал о Расине, Вольтере, Гомере. Стендаль ссылается на ряд фельетонов, которые он должен был использовать для этой роли*. Войдя во вкус, он даже хотел приложить к своей пьесе эти фельетоны, чтобы читатель имел перед глазами подлинные документы.
* ()
Комедия занимала отчетливую позицию в борьбе политических партий. Стендаль не только смеется над врагами философии, но и прославляет республику в лице ее последних представителей. Он защищает от нападок журналистов Институт, состоявший в основном из "идеологов" и республиканцев, и показывает невежество "великосветских" людей, - демонстрировать это невежество "необходимо для всеобщего счастья"*. Вместе с тем он хочет рассказать о всех добродетельных поступках философов - Гельвеция, Монтескье, Буало, Вольтера, Руссо и Мольера - и противопоставить им дурные поступки проповедников христианской морали, например Бурдалу, выступавшего против "Тартюфа"**.
* ()
** ()
В этой комедии, изображающей живых людей и реальные отношения, литературных ассоциаций значительно меньше, чем в комедии "Два человека", а главное, они играют иную роль. Теперь литературный образ является не исходной точкой, а средством литературного осмысления уже возникших в сознании типов и положений. У Летелье дела не соответствуют словам, так же как у учителя философии из "Мещанина во дворянстве"*, а мадам де Жанлис должна быть так же сварлива и отвратительна, как президентша из комедии Дюфрени "Несостоявшийся брак"**. Еще в 1810 г., когда нужно придумать трудный диалог, Стендаль вспоминает подходящее место в повести шевалье де Буффлера "Ha si!", которое и решает заимствовать***. "Женитьба Фигаро" убеждает его в том, что следует избегать длинных монологов****.
* ()
** ()
*** ()
**** ()
Он не может разработать жанр и конструкцию "Летелье" вне ассоциаций с привычными формами классических комедий. Будет ли в его пьесе один только комический тип или она должна осмеясь "порок века"? Он осмысляет обе эти возможности, вспоминая "Г-на де Пурсоньяка" и "Смешных жеманниц"*. Будет ли комедия веселой или мрачно-сатирической? И Стендаль решает, что она будет в жанре "Лекаря поневоле", а не в жанре "Филинта" Фабра**.
* ()
** ()
Избрав своим героем современного литературного деятеля, Стендаль как будто писал "комедию на лица", т. е. следовал старой традиции комедии-памфлета, образцы которой были даны Вольтером в его "Шотландке", где осмеян Фрерон, и Палиссо в его "Философах", где осмеян Руссо и несколько других энциклопедистов и просветителей. Стендаль хорошо знал обе эти пьесы. Под впечатлением "Шотландки" он решил вывести в "Летелье" Фрерона. Стремление изобразить не одного, а целую толпу журналистов сближает "Летелье" с "Философами" Палиссо.
Но Стендаль хотел сделать свою комедию емкой и подняться над мелкой сатирой на лица. Он хотел "изобразить характеры, а не придумывать эпиграммы", - комедия-"эпиграмма", как известно, казалась ему низшей формой комедийного искусства. Не нужно ссылаться на злобу дня и на последние литературные новинки, как то делает Палиссо, нужно поступать, как Мольер в "Жеманницах", изображая современных Триссотенов и Вадиусов в обобщенном виде*. В то же время следует остерегаться и философически-холодного жанра Андриё в его "Сумасбродах" ("Les Etourdis"), где за обобщениями не видно ничего реального и человеческого**.
* ()
** ()
Так Стендаль пытался осознать свою комедию и ее образы в литературном развитии Франции и вместе с тем определить свои собственные задачи.
|