Анри Бейль-против Наполеона Бонапарта.- Юношеские тетради,- Ученик Мольера

1

Стендаль назвал 1803-1805 годы, проведенные главным образом в Париже, временем своего "второго воспитания". Он жил тогда, "никого не посвящая в свои планы и ненавидя тиранию Наполеона, похитившего свободу у Франции". "Мант, бывший ученик Политехнической школы, друг Бейля, вовлек его в заговор единомышленников Моро^* (1804). Бейль работал двенадцать часов в сутки, читая Монтеня, Шекспира, Монтескье и записывая свои суждения о них" (Автобиографическая заметка).

^* (О генерале Моро см. стр. 32-33.)

Бейль учится без устали; но он и не отшельник. Он старается не пропускать спектакли во Французском театре и, беря уроки декламации у известного актера Дюгазона, сближается с артистической средой; пытается защитить актрису Дюшенуа от нападок критика Жофруа; решает блистать в обществе и иметь успех у женщин (и возмущается скупостью отца, высылающего ему деньги нерегулярно и понемногу). Он часто встречается с молодой артисткой Мелани Гильбер (и в дневнике анализирует свои взаимоотношения с нею,- как, впрочем, и с другими знакомыми). И он постоянно общается, переписывается с земляками и ровесниками - Луи Крозе, Фортюне Мантом, Феликсом Фором, Жозефом Реем. Когда Бейль преодолевает природную застенчивость, когда искрятся смехом, суживаясь, его чуть-чуть косо поставленные глаза (почему и говорят, что он похож на "китайца", на "калмыка"), необычайная живость, остроумие и оригинальность беседы делают его привлекательным...

Анри Бейль окончательно решил: он будет писателем и слава необходима ему. Вот для чего должно трудиться неустанно, помня, что "у нас считанные минуты".

Бейль с юных лет читал и размышлял с пером в руке. Тетради, заполненные им в 1802 -1805 годах, его дневник и переписка дают возможность составить отчетливое представление о напряженной работе мысли, противоречивых чувствах, духовном развитии молодого человека, о том, что тогда волновало Бейля и его друзей - Луи Крозе, Феликса Фора, Жозефа Рея, Фортюне Манта, с которыми его объединяли общие настроения.

Это была группа передовой интеллигентной молодежи, воспитанной революцией. Словарь Бейля и его друзей ("свобода", "тирания", "деспотизм", "развращающая роскошь") типичен для революционных лет, когда были сложены "Марсельеза", "Походная песня", "Гимн верховному существу". Их сжигала жажда знания, и своими наставниками они, конечно, избрали философов XVIII века. Главным из учителей был Гельвеций. К. Маркс так сказал об отличительной особенности философии этого просветителя: у него "материализм получает собственно французский характер. Гельвеций тотчас же применяет его к общественной жизни..."^*. Бейль и его товарищи увлекались наукой, которая, думали они, поможет разумно наладить жизнь общества. Они также изучали книги Кабаниса и де Траси, Вольтера и Гоббса. Письма Бейля к сестре, письма, которыми обменивались он и его друзья, содержат восторженные отзывы и о работах по физиологии. "Логика" де Траси, изданная в 1805 году, стала их настольной книгой. Молодые люди горячо верили, что наука, философия откроют человечеству путь к счастью. Все беды и горести людей - следствия их заблуждений. Люди овладевают истиной, проверяя верность своих идей на практике. Логика учит мыслить, избегая ошибок, а благодаря этому - познавать действительность и создавать разумные отношения между людьми. В 1804 году Бейль набросал в одной из тетрадей, озаглавленных им "Новая философия", следующую программу борьбы человеческой мысли за всеобщее счастье: "Познание большей части взаимосвязей между нами и явлениями мира"; они "еще неведомы нам, но мы их узнаем" (Р., II, 11). В этой борьбе должна участвовать и литература. "Велико искусство прививать людям прекрасные идеи, которые учат жертвовать всем для счастья рода людского" (Р., II, 204). Ведь "всякий раз, когда народ не ослеплен какими-нибудь предрассудками или какими-нибудь суевериями, он оказывается способным выносить самые тонкие умозаключения о том, что его интересует" (С. F., 98; Р., II, 170).

^* (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 2, стр. 144.)

Итак, Бейль хочет стать писателем не только потому, что мечтает о славе; он будет бороться с предрассудками сограждан, "работать, чтобы стать полезным нации, разрушая господство тиранов над ней" (Р., II, 9).

В основе этого оптимизма - уверенность во всемогуществе разума, в том, что познание действительности и просвещение нации приведут ко всеобщему счастью.

2

Намерение Бейля "разрушить господство тиранов" было связано с тревогой, охватившей тех французов, которым дорог был республиканский строй, когда стало ясно, что Бонапарт прокладывает себе путь к трону.

В 1801 году он уже, случалось, говорил о себе, словно о коронованной особе: "мы". После гонений на республиканцев, амнистии эмигрантам, подписания конкордата между Первым Консулом и папой Пием VII, исключения оппозиционно настроенных двухсот сорока человек из Законодательного корпуса и восьмидесяти - из Трибуната Наполеон, устроив плебисцит, был провозглашен в августе 1802 года пожизненным Консулом с правом назначить своего преемника. Затем он объявил себя президентом Итальянской республики. Еще не коронованный, он обладал неограниченной властью.

Плебисцит был произведен после заключения мира Франции с Англией в Амьене. А в мае 1803 года вновь произошел разрыв дипломатических отношений между ними. Война опять стала неизбежной.

В 1798 году, когда популярного генерала-корсиканца в народе еще именовали Буонапарте, его проект высадки "Ирландской" армии в Англию пропагандировался в залихватских куплетах, опубликованных газетою "Друг законов":

 Великолепный будет бал - 
 Его француз устроит, 
 Британец предоставит зал, 
 Расходы он покроет... 

 Француз поспеет точно в срок, 
 И пусть не спит британец - 
 Буонапарте даст урок: 
 Спляши французский танец!..

Альманах "Лира Аполлона" на 1803 год дает более ясное представление о том, кто приветствовал милитаристские замыслы повелителя Франции и кому они не могли нравиться. Песенке, поэтизировавшей солдат Бонапарта ("Мы всех свои" "богов в отряды и армии свели"), отвечала другая, исполнявшаяся на популярный мотив:

 - Нам нужен мир,- сказал мне пахарь,- 
 Чтоб снять богатый урожай. 
 - Ах, мне война сладка, как сахар! - 
 Вдруг спекулятор завизжал...

В третьей песенке завсегдатай биржи сообщил:

 Чуть не убил меня разносчик новостей, 
 О перемирии в кофейне рассказав...

Мир нужен был крестьянам, рабочим, ремесленникам, широким слоям населения, мечтавшим о лучшей жизни. В донесениях полиции постоянно отмечалось, что с самого прихода Бонапарта к власти парижанами овладевала тревога, когда в городе распространялись слухи о неизбежном продолжении военных действий, а слухи о близком мире порождали всеобщую радость^*.

^* ("Paris sous le Consulat", Recueil des documents pour l'histoire de l'esprit public a Paris par A. Aulard, t. I, Paris, 1903, pp. 24, 244, 270, 274, 278, 287.)

Передовые люди были против завоевательных войн. Когда на берегу Ла-Манша спешно сооружали Булонский лагерь, откуда армия Бонапарта должна была обрушиться на Британию, Бейль .надеялся, что вторжение окажется неудачным. Тогда же, читая "Гаргантюа и Пантагрюэля", он признал лучшей ту главу романа Рабле, в которой рассказано о "рушении "воздушных замков" короля Пикрохола, возомнившего себя покорителем мира.

Войны необходимы были крупной буржуазии, желавшей превратить Европу в рынок для своих товаров. Они нужны были Бонапарту. Полководец хотел победами укрепить свой авторитет в стране.

Закрыв большую часть газет, Бонапарт умело использовал остальные, внушавшие французам, что можно доверять только ему, что он, герой, приведет страну к миру дорогою славы.

Влиянию на общественное мнение Наполеон всегда придавал большое значение. Меттерних впоследствии утверждал: газеты заменяли Наполеону трехсоттысячную армию, так как "наибольшей силой является общественное мнение". В наполеоновских "Бюллетенях Великой армии" печатались самые фантастические измышления, распространяемые затем французскими газетами и резидентами Франции за границей. Они предназначены были воздействовать на общественное мнение Франции и других стран. Стендаль вспоминал в "Жизни Анри Брюлара": "Как смеялся я, читая в Вене, в Дрездене, в Берлине, в Москве "Монитер"^*, который в армию почти не присылали, чтобы избежать насмешек над ложью". Бюллетени Наполеона "были военными машинами, инженерными работами, но не историческими документами" ("Жизнь Анри Брюлара").

^* (Официозная газета Наполеона.)

В 1803 году французские газеты, книги и брошюры восторженно восхваляли Бонапарта, "великого героя" и "спасителя отечества". Уличные певцы славили его. На картинах и фресках Жерара, Давида, Прюдона, Монне Наполеон изображен богоподобным властелином, окруженным фигурами, символизирующими Мир, Искусства, преданность и поклонение нации.

В 1797 году был издан памфлет термидорианца Г. Буше-Ларишардери "О влиянии французской революции на национальный характер"; автор, отвергая и деспотизм монархии и "тираническую анархию" сторонников Бабефа, восхвалял разум и благотворное воздействие Гельвеция, Вольтера на французский национальный характер. В годы Консульства и такая книга уже не могла быть издана. Бонапарт "придирчиво следил за литературой, ненавидя "идеологов" - философов XVIII века и их учеников.

Впоследствии Стендаль обвинит Наполеона в том, что он больше всего на свете страшился "мыслящей головы".

Уже в 1803 году во Франции думать о серьезных вещах полагалось одному Бонапарту. Отныне только он будет выносить решения о том, какие деяния полезны, какие идеи благотворны. Отныне мечты о счастье всех, о благе народа, "опасные мысли" - под запретом. Альманах "Лира Аполлона" на 1803 год поучал:

 Послушав мудрецов, 
 Ты станешь молодцом, 
 Чтоб не впустую жить, 
 Ты будешь петь и пить... 
 ........................
 А чтоб впустую жить, 
 Ты сам начни мудрить,- 
 Старайся, милый мой, 
 Исправить род людской...

Двадцатилетний Анри Бейль и его друзья желали "исправить род людской" и быть ему полезными.

3

Жозеф Рей писал своему другу Анри Бейлю о результатах воздействия пропаганды Наполеона, ставшего уже императором французов и королем Италии, на общественное мнение: "Бедные головы парижан - в остолбенении от поклонения. Ты, конечно, читаешь, к своему несчастью, газеты. Так вот - все, что они говорят о поклонении жителей славного города Парижа, нисколько не преувеличено. Они доходят в этом до тупоумия" (1805)^*.

^* (Lettres a Stendhal (1803-1806), t II, "Le Divan", Paris, 1943, p. 27.)

В "Записках туриста" (1837) Стендаля читаем: "Бонапарт начал с того, что использовал энтузиазм, порожденный революцией. Подменить его энтузиазмом по отношению к своей личности, к себе и своим низменным интересам - это стало в дальнейшем одной из главных задач его жизни".

Так же думал Бейль в 1802-1805 годах и изливал возмущение политикой Наполеона, заполняя тетради размышлениями и пытаясь сочинять пьесы, предназначенные просвещать и воспитывать граждан, показывая им, сколь ужасен будет их удел, если они потеряют завоевания революции (Т., III, 31). Писатель-республиканец призван благотворно воздействовать на общественное мнение "подавляющего большинства людей" (Р., II, 115). Таким образом должен он бороться с тиранами, которым свободное общественное мнение мешает: они всегда хотят "развратить его, как действовал и Коршун" (Т., III, 26).

Бейль зашифровывал в тетрадях имя Бонапарта. И, словно предугадав, что Наполеон сделает гербом своей империи изображение орла, он говорил: не орел, а коршун, мелкий хищник похищает свободу у Франции^*. "Коршуну" Бейль противопоставил тогда генерала Моро.

^* (И в дневнике Луи Крозе, друга Бейля, Наполеон именуется "Коршуном" (С. F., 142).)

Бонапарт, видя в Моро возможного соперника и опасаясь, что этот популярный во Франции генерал, республиканец по убеждениям, преградит ему путь к трону, сначала распространял через газеты слухи, бросавшие тень на Моро, а затем, несправедливо объявив его соучастником заговора изменника Пишегрю и монархиста Кадудаля, предал суду. Но патриотизм и заслуги Моро были всем известны, и даже жандармы, приставленные во время суда к этому генералу, как к преступнику, отдавали ему воинские почести. Когда Моро подал просьбу о разрешении покинуть пределы Франции, Бонапарт поторопился избавиться от этого человека, выслав его из страны.

Анри Бейль в 1812 году. Портрет работы Буайи

Бейль и его друг Мант сочувствовали Моро. После суда над ним Бейль начал набрасывать листовку "Об обвинении, предъявленном дивизионному генералу Моро"; в ней он писал об уверенности солдат и рабочих в невиновности изгнанника и выразил предположение, что, если бы Моро был осужден на смерть, произошло бы восстание и французы избавились бы от Бонапарта (М. Р. Н., I, 11). В действительности оснований для такого предположения не имелось.

Не более оправданной была и надежда Бейля на то, что он поможет своими пьесами отстоять республиканский строй. Он хотел противопоставить в этих пьесах передовые идеи реакционным и высмеять литераторов, которые занимались "оболваниванием общества" и, как он предполагал, были "на содержании у Кромвеля"^* (Р., II, 167-168).

^* (То есть у Бонапарта.)

Он ежедневно работал, оставляя один замысел для другого и записывая свои размышления о произведениях Шекспира, тираноборческих трагедиях Альфьери, комедиях Мольера, о морали и политике. В 1802 году он задумал переделку "Гамлета". Отец Гамлета - "великий законодатель" - стремится быть полезным народу, сделать его счастливым. Его брат - центральный персонаж - честолюбец и негодяй. Он опирается на поддержку феодалов и духовенства, недовольных реформами короля. После безуспешного мятежа он соблазняет жену короля, отравляет его и захватывает власть. Но, проложив дорогу к трону преступлением, он непрестанно страшится возмездия, никому не верит и даже убивает свою соучастницу - королеву. Для Гамлета верность долгу - выше всего; поэтому тиран недолго торжествует.

Решив "следовать принципу Шекспира" (Р., II, 341), Бейль наметил темы "драм в манере Шекспира" (Р., I, 321): "Восшествие Бонапарта на трон и суд над Моро" (замысел, перекликающийся с "Гамлетом" Бейля); пьеса, герои которой - французские эмигранты и английские политические деятели; пьеса о царевиче Алексее, сыне Петра I. Замыслы комедий на современные темы: "Показать глупость тех, кто разоряется, помогая беднякам и не помышляя о том, что нужно сменить правительство, по вине которого люди бедствуют" (Р., II, 310); осмеять эгоиста (Р., II, 308).

Бейль долго и настойчиво работал над комедиями "Двое" и "Летелье". В комедии "Двое" он решил столкнуть "республиканский характер" с "монархическим характером". Считая эту идею злободневной, начинающий писатель надеялся, что пьеса произведет сильное впечатление. Ее главный персонаж, "враг философии, современный тартюф",- критик Жофруа. Прототипы отрицательных персонажей комедии "Летелье" тот же Жофруа и писатели-католики Бональд, Шатобриан.

Ученик иезуитов, шестидесятилетний Л. Жофруа вел отдел театральной критики в "Journal des Debats" ("Газете дебатов"), которая при всех режимах неизменно была одной из самых реакционных. Ее немалую популярность в те годы не без оснований приписывали перу Жофруа, красноречивого и злого памфлетиста.

О чем бы ни писал Жофруа в 1803-1804 годах, он выступал как воинствующий мракобес и реакционер. Отвергая героику "Сида", он изрек: жанр трагедии может нравиться только пошлякам. Он издевался над "Тартюфом", посягающим на религию, и призывал высмеивать "новых тартюфов свободы, равенства, философии". В статье о "Гамлете" он заявил: французы чувствуют отвращение к "зверствам британского театра", так как они пресытились еще большими зверствами революции.

Особенно свирепо нападал он на философию Дидро, Вольтера, Гельвеция: она "озлобляет бедных против богатых, распространяя дух возмущения и любви к новшествам", "революционную анархию". С революцией уже покончено, об этом,- с торжеством напоминал Жофруа,- объявил сам Первый Консул. Осталось положить конец "большому заговору ничтожных бумагомарателей"- литераторов, верных идеям философии и революции. Ими должна заняться полиция!

В статьях Жофруа яростное преследование революционеров, передовых идей и прогрессивного искусства было неотделимо - и это закономерно - от прославления Бонапарта, "нового Карла Великого", "сковавшего анархию могучею и непобедимою рукою...". В октябре 1803 года в "Journal des Debats" было опубликовано любопытное анонимное письмо в редакцию. Его автор сопроводил комментариями цитаты из Вергилия, уверяя читателей, что в "Энеиде" было предсказано появление Бонапарта - "умиротворителя Европы и покорителя Египта". Он сообщил, что только недостаток места мешает ему привести такие же пророческие намеки, содержащиеся в произведениях Горация, Овидия, французских и итальянских поэтов. Должно быть, это письмо иные читатели восприняли как злую издевку над Жофруа и ему подобными. Но, независимо от того, было или не было письмо пародией, самый факт его опубликования свидетельствует о размахе "оболванивания общества" (Бейль). "Остолбенение от поклонения" (Жозеф Рей) новому повелителю было столь велико, что нелегко было - да и теперь трудно - отличить низкопоклонную лесть по отношению к Наполеону от пародии на нее.

4

Набрасывая варианты планов и сценариев комедий, работая над ними и отделывая диалог, молодой писатель вновь и вновь анализировал с точки зрения поэтики Мольера их сюжеты, развитие действия, характеры. Положительный герой комедии в стихах "Двое" - Шарль, напоминающий Альцеста из "Мизантропа" Мольера, благороден, искренен и доверчив, умен, честен и горяч. Ему и его дядюшке, философу Вальбелю, противостоят легкомысленный и бесхарактерный, но предприимчивый светский фат Шамуси и гувернер аббат Дельмар (Жофруа) - интриган и доносчик, льстец и лицемер, чьи поступки продиктованы желанием разбогатеть. В написанных сценах Бейль учился искусству обрисовывать характеры, развивая действие. В конце комедии разоблачаются безнравственность Шамуси и подлость Дельмара (Вальбель освобождает из тюрьмы несправедливо осужденного отца Шамуси; оказывается, что его оклеветал Дельмар). Комедия была задумана после того, как Бонапарт заключил конкордат с Ватиканом, чем были возмущены передовые люди; она должна была посрамить в лице Дельмара "партию защитников религии и врагов философии, помогающую установлению деспотизма" (Т., II, 218), и показать гражданам, что философия воспитывает благородных людей, а религия - тщеславных и бесчестных карьеристов.

В 1803 году, во время пребывания в Гренобле, Бейль задумал другую комедию-сатиру: "О какой ужас! или Друг деспотизма и развратитель общественного мнения". Затем он озаглавил ее "Летелье" - по имени центрального отрицательного персонажа, продажного реакционного журналиста (Жофруа), заключающего союз со святошами Сен-Бернаром (Шатобриан) и Патуйе (Бональд) для похода против философии и поддержки деспотизма. Обратясь к материалу литературной жизни, Бейль стремился разоблачить "сторонников Коршуна", "врагов добродетели" (как писал он, повторяя формулу Сен-Жюста). Он проявил проницательность, сделав покровителем Летелье банкира Фужара; продажный журналист защищает интересы банкира. Луи Крозе, друг молодого писателя, желая показать, как точно метит он во врагов прогресса, рассказал в письме к нему об одном знакомом - сыне гильотинированного во время революции откупщика, обвинявшем в невзгодах своей семьи философию XVIII века и дословно повторявшем все, что читал в статьях Жофруа.

Комедия должна была осмеять Летелье, Сен-Бернара и Патуйе: они безуспешно травят ученика философов и ссорятся, борясь за руководство своею "партией". Некоторые реплики Фужара подымаются до подлинного комизма.

К "Летелье" Бейль, после пятилетнего перерыва, вернулся в 1810 году, приспособляя сюжет комедии к новым общественным условиям и назвав ее "Клеветник" (а в дальнейшем - "Враг просвещения", "Мраморный камин"). Он не забывал о ней до 1830 года, внося в нее дополнения и изменения.

Анри Бейль с увлечением читал, внимательно анализировал произведения писателей и мыслителей минувших веков - Шекспира, Аристофана, Филдинга, французских классиков XVII века, философов XVIII века. Учась у них, он стремился увидеть жизнь собственными глазами и по-новому изображать ее. "Я думаю, что для того, чтобы стать выдающимся в любой области, надо быть самим собою",- скажет он в 1818 году (М. L., III, 129). И в 1803 году он дает себе наказ: "освобождаться от предубеждений", воспринятых вместе с прочитанными художественными произведениями (С. F., 83). Он должен иметь собственное мнение обо всем и выработать самые разумные принципы творчества.

Его тетради производят впечатление хаоса. Но в этом хаосе - своеобразная система. Столбцы имен писателей, с произведениями которых необходимо срочно ознакомиться,- среди них русский драматург Шумаков (Schoumakoff), вероятно Сумароков,- чередуются в тетрадях Бейля с размышлениями о философии, о стиле классиков (он и в дальнейшем продолжит эту работу, нередко занимаясь ею совместно с Луи Крозе). При участии этого друга и самостоятельно Бейль учится анализировать характеры реальных людей и зарисовывать их с натуры. И без устали классифицирует характеры и страсти, размышляя о нравах, которые порождают их; выписывает определения понятий "воля", "желание", "ощущение", "чувство" и т. п. в различных формулировках философов, дополняет их собственными и решает "составить книгу из всех определений" (С. F., 106). Уточняя прежние формулировки, он испещряет тетради заметками на полях. Идеология (философия, логика) - костяк, а познание страстей - мускулы науки о человеке, пишет Бейль сестре Полине.

Как справедливо заметил В. Дель Литто, Бейль "охотился за идеями" с настойчивостью почти неистовой. Увлечение классификацией и дефинициями было порождено потребностью юноши разобраться в том, что его больше всего интересовало и оказалось очень сложным,- в чувствах, в "жизни сердца". Заполняя тетради выписками и собственными формулировками, Бейль стремился понять сложное и научиться говорить о нем ясно, просто, но не упрощая,- точно^*. Это стремление выражено в самой сути девиза, который Бейль тогда избрал на всю жизнь: "простой стиль"- единственно хороший. И содержание работы молодого Бейля, и его творческий путь показывают, что такое понимание его девиза - наиболее верное. Он сам впоследствии противопоставит точность и правдивость "простого стиля" расплывчатости "вычурного", помогающего обманывать людей. Но в 1804 году он удовлетворен иным определением: стиль, возникающий при монархии,- напыщенный, потому что он соответствует типичному для монархии ложному представлению о величии; "простой", "естественный" стиль - республиканский.

^* (И в 1839 году Стендаль однажды снова займется классификацией страстей (М. I. M., II, 54).)

Бейль не отделяет своих исканий от запросов общества, от окружающей действительности (и от своей личной жизни; анализируя комедии Мольера, размышляя о философии, он тут же применяет выводы к обстоятельствам собственной жизни). Ему чужды абстрактные рассуждения, всякая метафизика.

В эти годы Бейль начинает разработку той новаторской реалистической поэтики, основоположником которой он станет в 1817-1825 годах.

Выделив разбросанные в его тетрадях варианты одних и тех же обобщений, можно проследить, как начинающий писатель постепенно, со свойственной ему логичностью, приходит к следующим выводам. Сила литературы - в ее эмоциональном воздействии на читателей и зрителей. Степень эмоционального воздействия произведения зависит от степени совершенства изображения, от мастерства писателя. Совершенство недоступно художнику, который не умеет передавать все оттенки чувств. А это невозможно без обостренной восприимчивости и наблюдательности. "Наблюдать", "анализировать",- без конца повторяет Бейль. Писатель обязан с "математической" точностью изучать "язык страстей", "человеческое сердце" (Р., I, 125 и др.). Чтобы всесторонне изобразить человека, недостаточно рассказать о его поступкам,- необходимо раскрывать побуждения, заставляющие людей действовать так, а не иначе (Р., II, 240-241; С. F., 131). Эту мысль Стендаль в дальнейшем углубит, и она станет одной из основ его искусства изображать жизнь^*.

^* (При этом Стендаль опирался на опыт французской литературы. Требование выяснять мотивы человеческих поступков, реальные интересы человека - одна из центральных тем "Максим" Ларошфуко.)

Идеал Бейля - естественность изображения. Интрига, ситуации должны помогать изображению характеров (Р., II, 41 и др.). Необходимо заострять характерные черты, "возвышая" образ над обыденной жизнью. Только такой характер, писал Бейль, глубоко правдив и производит большое впечатление. "Когда я захочу нарисовать характер, я буду изучать всех людей, действительно похожих на него. Затем - возвысить его..." (Р., II, 60, 221 и др.), то есть сделать героя более сильным, более умным, чем прототипы. Научиться этому искусству можно у Шекспира.

Если писатель глубоко анализирует действительность, он становится зорким, начинает предугадывать возможное: "Находя причины происходящих явлений, мы можем предвидеть явления, которые возникнут..." (Р., 1,83).

Отношение автора к действительности неотделимо от представления об "идеале счастья", запечатленного в его произведениях (Р., I, 147).

Если некоторые особенности интриги и характеров "отдаляют от театра трагические или комические сюжеты", эти сюжеты наиболее пригодны для романов; трагедия и роман, комедия и роман - родственные жанры. Углубив впоследствии эту мысль, Стендаль придет к следующему выводу: опираясь на огромный опыт драматической литературы, можно усовершенствовать роман.

5

Анри Бейль хотел писать не для тех, кто воспитан сочинителями "лживой болтовни, оплачиваемой тиранами", а для людей, воспитанных событиями революции (Р., II, 168). "Нам нужна не литература, созданная для двора, а литература, созданная для народа",- читаем в его дневнике тех лет. Он сформулировал главное требование программы, которую выразит через двадцать лет в памфлетах "Расин и Шекспир".

Но такой литературы тогда не было и не могло быть. Противники Бонапарта, не находя на сцене современных пьес, созвучных их настроениям, воспринимали тему тирании в "Британике" Расина как современную; как-то Бейль, придя домой из театра, отметил в дневнике злободневные "намеки" (обнаружив, например, в "Федре" Расина выпад "против льстецов, окружающих К.^*") (Т., II, 72).

^* (Консула.)

В эпоху Империи во Франции издавалось лишь четыре газеты. Литература прозябала. Наполеону, любившему трагедии французоких классицистов, ненавистны были литераторы, склонные философствовать и разрабатывать политическую тематику. Е. В. Тарле привел в монографии "Наполеон" такой факт: в 1807 году император приказал министру полиции Фуше немедленно изменить вкусы и суждения редакции журнала "Mercure de France" ("Французский Меркурий"). К писателям Наполеон относился так же, как к другим специалистам: существование их было оправдано в том случае, если ему удавалось извлечь из них пользу. Искусство надобно было практичному Бонапарту для того, чтобы оно воспевало его всемогущество, его империю, украшало его двор, его столицу. Стендаль утверждал: "С 1800 по 1814 год Наполеоном было приостановлено развитие литературы. Он купил литераторов, раздавая им должности и пенсии, потому что боялся их" (1828, С. А., III, 442)^*.

^* (Об отношении Наполеона и литературе см. в статье И. Верцмана "Наполеон и Руссо" ("Вопросы литературы", 1961, № 12).)

Не только потому, что Бейль уже тогда по-настоящему мечтал о большой, непреходящей славе, но и потому, что существующие условия были враждебны смелому и правдивому искусству, писатель в самом начале XIX столетия, в декабре 1802 года, решил, что должен писать для XX века (Р., I, 16).

Обстановка оказалась неблагоприятной для замыслов Бейля и потому, что он хотел стать писателем-трибуном в то время, когда не было освободительного общественного движения, которое вдохновляло бы его ясной, конкретной положительной программой.

"Мои благородные и республиканские принципы, моя ненависть к тирании, естественный порыв, заставляющий меня видеть насквозь людей, притворяющихся честными..."^* - говорил Бейль в 1805 году о воодушевлявших его идеях и чувствах (Дневник).

^* (Курсив мой.- Я. Ф.)

Критицизм - сильная сторона этого лирически выраженного отношения к социальной действительности. И Бейль "видел насквозь", когда описал в дневнике появление Наполеона на улицах Парижа после коронации: "Он часто раскланивался и улыбался. Улыбка театральная: показывает зубы, а глаза не смеются..." "Коршун" играет роль повелителя, обожаемого народом.

Идеал, который Бейль хотел защищать, выражен здесь в общих словах ("благородные и республиканские принципы"). Расплывчатость идеала - слабая сторона программы молодого писателя.

Бейль, конечно, противопоставлял деспотизму не ту республику, которая существовала в годы Директории, а совсем иную - Римскую. Мы узнаем язык 1793 года. Подобно многим современникам-республиканцам, Бейль, вслед за Сен-Жюстом, объявлял "божественного Брута", человека с "возвышенной душой" (Р., II, 208 и др.), образцом для граждан; вслед за политическими деятелями буржуазии, участвовавшими в первой французской революции, он видел современность как бы сквозь призму античности. Бейля воодушевляли и тираноборческие трагедии Альфьери, его просветительская программа, страстность его пламенных героев. Бесчестным людям Бейль противопоставлял "добродетельных"- последователей философии XVIII века. Но мелкобуржуазных и плебейских революционеров, для которых фразеология Сен-Жюста, имя Брута, "республиканские добродетели" были призывом к действию, ставленники крупной буржуазии уничтожили либо изгнали из сферы общественной деятельности. Если же эти новые вершители судеб нации сами демагогически обращались к революционному языку, для них он был пустыми словами^*. И не было уже подъема общественной борьбы, которая наполнила бы этот язык дыханием новой жизни.

^* (Так Бонапарт в день переворота 19 брюмера призвал республиканцев стать Брутами, если он окажется вероломным. И он сравнивал своих противников с "коршунами". Таков был язык эпохи.)

Бейль это чувствует. Летом 1804 года он признается: когда глядит на дворец Тюильри, резиденцию императора, ему кажется, что он ощущает тяжесть этого здания на своих плечах; восхищаясь врагом тиранов Брутом, тут же записывает: время республики и республиканцев, как видно, прошло. Поэтому бессильна его ненависть к деспоту, и она делает его несчастным... (Р., II, 159-162).

В 1805 году Луи Крозе сообщает Бейлю, что Жозеф Рей поделился с ним выводами из своих наблюдений: "все пороки народа" - следствия его униженности, "его ни во что не ставят, и он чувствует свое ничтожество в обществе"^*.

^* (Lettres a Stendhal (1803-1806), t. II, p. 118.)

Полководец-диктатор железною рукой установил свое безраздельное господство над Францией, над народными массами, которые еще недавно самоотверженно защищали свободу и независимость революционной родины, а теперь были как бы отброшены в далекое прошлое - принижены и безгласны.

Французские историки любят вспоминать о том, что Наполеон в 1812 году, в Москве, нашел время подумать о лучшей организации Французского театра. Но объясняется это тем, что он, совсем как Людовик XIV, искренне считал Францию своею вотчиной и поставил за правило держать под контролем всю жизнь в стране. Например, в 1807 году, во время сражения под Прейсиш-Эйлау и Тильзитского мира, Наполеон, находясь далеко от Парижа, в армии, регулярно получал список гостей, которых принимала находившаяся под надзором г-жа де Сталь; "о каждом ее жесте, о каждом слове ему сообщали"^*. Книге "Описательное и философское путешествие по старому и новому Парижу", изданной в 1815 году, после Ватерлоо и вторичной реставрации Бурбонов, предпосланы заметки о прошлом и настоящем Франции и ее столицы; в них, наряду с хвалами Людовику XVIII, имеются штрихи, характеризующие (конечно, несколько сгущая краски) нравы Империи. "Все подозревали друг друга, и никто не осмеливался говорить о политике на улицах, в театрах, в кабинетах для чтения, в ресторанах и в гостях, опасаясь, что его услышит агент одной из восемнадцати полиций правительства". Среди этих агентов были не только шпионы, работавшие сдельно; немало светских людей систематически получало деньги на устройство больших званых обедов, лакеев на которые присылала полиция. По словам автора, агентура, шпионившая за полумиллионным населением города, обходилась казне дороже, чем стоило бы содержание целой армии. И в этом притаившемся, притихшем Париже,- рассказывает автор книги,- не редкость встретить ничем не занятого и грустного молодого человека^** (примерно такого, каким Стендаль увидит в годы Реставрации Октава, героя романа "Арманс").

^* (Henri Guillemin, Madame de Stael, Benjamin Constant et Napoleon, Plon, Paris, 1059, p. 98.)

^** (Voyage descriptif et philosophique de l'ancien et du nouveau Paris. Promenades descriptives et politiques dans Paris, par L. P., Paris, 1815, pp. 26, 62, 63.)

В 1805-1806 годах разочарованы и нередко очень грустны Жозеф Рей и Анри Бейль.

Только благодаря вере в силу разума, непрерывной работе мысли, мечтам о лучшем будущем и ключом бьющей в них энергии они остаются оптимистами.

Жозеф Рей пишет в 1805 году Бейлю, обращаясь и к другим товарищам: они счастливы жить в эпоху, когда здание ложной науки разрушается. "Да, славные мои друзья, существующая уже наука о человеке, все эти науки, ведущие его к счастью, все науки, .политические и моральные, помогают нам немного опередить печальную действительность, и мы можем тешить свое воображение самыми сладостными идеями"^*.

^* (Lettres a Stendhal (1803-1806), t. II, p. 25.)