|
Искусство и конституция
""Вот педантичное чудачество -- все рассматривать с точки зрения свободы!" - скажут ученые. Но философы знают, что человеческий дух - растение весьма нежное, и нельзя остановить рост одной из его ветвей, не погубив его целиком" (I, 74-75).
Это либеральное "чудачество" в разных его проявлениях проходит по всей "Истории живописи", но в нем не было ничего оригинального. Еще в 1736 г. Карто де ла Вилат с удивительной для того времени резкостью обвинял Вергилия в раболепии царедворца и цитировал приписывавшееся Лонгину сочинение "О возвышенном": "Может быть, только одна свобода способна питать и лелеять великие умы, одновременно вселяя в нас естественное чувство соперничества и пылкое желание подняться выше всех других".* "Свобода была одной из главных причин превосходства греков в искусствах",- писал Винкельман, утверждая, что даже в древнегреческих монархиях, предшествовавших республикам, заключалась свобода. Ведь только благодаря свободе греческий народ стал мыслить и усвоил благородные чувства. "Необычайные люди и великие гении появились тотчас же после того, как пробудилась в этой стране любовь к свободе". "Светоч свободы озарил Грецию, и искусство стало дерзновенным и возвышенным": греки отказались от копирования природы и изобрели идеал. "Только свобода привела искусство к совершенству".**
** ()
* ()
Кондильяк необходимым условием развития наук и искусств считал свободу, которая обеспечивает культурное развитие всего общества, индивидуальные поиски и самостоятельное творчество, не стесняемое религией и всякими запретами. Это произошло в Греции.* Большое значение имеет и характер правительства.** Искусства могут развиваться только при "блаженном свободном правлении", писал Давид Юм. Соревнование между соседними государствами также очень полезно, но только в том случае, если эти государства будут политически самостоятельными, а примером этого служат свободные государства Древней Греции и современная Европа. Искусства особенно развиваются при конституционной монархии, отмечает Юм. имея в виду английский двор и королевское покровительство.*** Когда любовь к свободе, пишет Меэган, заставила греков отказаться от деспотического правления и перейти к мудрой умеренности монархии, развились промыслы, не стесняемые деспотизмом, затем изобилие, досуг и, наконец, искусства.**** "Искусства... всегда были детьми свободы",- писал Ж.-М. Реймон, ссылаясь на Винкельмана.*****
* ()
** ()
*** ()
**** ()
***** ()
Во всех этих и многих других рассуждениях слово "свобода" имело скорее эмоционально-политический, чем собственно-исторический смысл. Это было понятие отвлеченное, в котором не принимались во внимание различные исторические обстоятельства. Против этого недифференцированного понятия возражал Х. Г. Гейне, автор "Похвального слова Винкельману" (1778). "Нужно признать, что общественная свобода может сопровождаться обстоятельствами, побуждающими гений художников, как например стремлением к славе; но может быть также, что свобода вызывает праздность и апатию и возвращает людей к первобытному состоянию, а это состояние сопровождается волнениями, неприятностями, вызывает физические и нравственные потребности, мешающие заниматься искусством и наукой". Свобода отнюдь не во всех государствах Греции вызывала расцвет искусств. "Эти и другие соображения вызывают отвращение к декламациям, сверх всякой меры прославляющим влияние свободы на расцвет искусств". Поэтому нельзя делить историю греческого искусства по периодам истории греческой свободы.*
* ()
Но в счастливые времена политической свободы в древних республиках, так же как в итальянских, борьба партий, переходившая в гражданские войны, не позволяла заниматься искусством. "Когда звенит оружие, музы молчат",- гласила пословица, очевидно, понимавшая искусство как развлечение, не имевшее ничего общего с политической борьбой и общественными интересами. Гражданские войны прекращались, когда власть захватывал свой или чужеземный тиран. Тогда и наступал "покой", отождествлявшийся с уничтожением свободы и утверждением деспотии. Золотым веком искусства оказывались периоды неограниченного единовластия, названные именами монархов - Перикла, Августа, Льва X, Людовика XIV.
Большинство размышлявших на эту тему считало, что художественное творчество невозможно во время гражданских и даже внешних войн. Немногие думали иначе. Одним из них был Винкельман. Пелопоннесская война, утверждал он с некоторой оговоркой, "была, может быть, единственной в мире, когда искусство не только не пострадало, но даже создало великие произведения... Были использованы способности всех граждан... Как дикий зверь напрягает все свои силы, когда на него нападают со всех сторон, так и афиняне проявили величайшие таланты в то время, когда испытывали величайшие бедствия".* Но Винкельман подчеркивает, что это был, может быть, единственный случай.
* ()
Мармонтель, несомненно знавший "Историю античного искусства", был более категоричен. Самая бурная эпоха Греции, писал он, создала наибольшее количество героев и гениев. Конечно, участие народа в управлении государством создает смуты, но вместе с тем вызывает события, которые вдохновляют поэтов. Ведь для того, чтобы поэзия народа была прекрасной, его история должна быть поэтичной. Свобода, патриотический дух, опьянение благосостоянием мешают разумной осторожности в управлении государством, но зато придают смелость мысли.*
* ()
Дюбос, соглашаясь с тем, что в Греции искусства процветали во время непрестанных войн, различал войны "смертоносные" и "вежливые" и, следовательно, не делал никаких окончательных выводов: "В эпоху Филиппа (Македонского) уже не боялись варварского завоевания. Войны, которые греки вели между собой, не угрожали уничтожением общества, как в то время, когда иноземный враг изгонял людей из их жилищ и делал их рабами... Теперь войны стали вежливыми". Искусства возникают там, где люди могут уделять больше внимания своим удовольствиям, чем своим потребностям. "Это всеобщее внимание к удовольствиям предполагает, что ему предшествовали долгие годы беспокойств и страхов, вызываемых войной, угрожающей самому существованию общества. Вкус к изящным искусствам пришел к римлянам не тогда, когда обстоятельства угрожали республике смертью, а когда войны происходили где-нибудь далеко, в Греции, в Африке, в Азии и в Испании".* И Дюбос ссылается на "послание" Горация:
* ()
Et post Punica bella quietus quaerere coepit
Quid Sophocles et Theepis et Aeschylus utile ferrent.*
* ()
Ланци отметил, что в Сьенне живопись процветала, несмотря на внутренние раздоры и войны с соседями.*
* ()
Во время тяжелых войн, угрожавших Французской республике смертью, Ж.-М. Реймон, опять ссылаясь на Винкельмана, утверждал прямо противоположное: "Частые войны, общественные смуты, ежедневно тревожившие греков, не отвлекали их от занятий искусством; даже, как будто, наоборот: мастеров всех видов искусств становилось тем больше, чем сильнее были смуты и столкновения".* Очевидно, Реймон думал о Давиде, Гро, Жироде и др., о Салоне 1793 г., о предисловии к каталогу этой выставки, где говорилось, что "художники не боятся упреков в безразличии к интересам родины, занимаясь искусством, когда объединившаяся Европа осаждает землю Свободы".
* ()
Что искусство возникло вместе со свободой и непременно с торговлей, богатством и даже роскошью, в XVIII в. стало общим местом. "Искусства появились во Флоренции и в Венеции потому, что их привели богатство, роскошь и мир, независимо от каких-либо других причин,- пишет Собри.- Можно быть уверенным, что там, где утвердятся либеральные идеи, возникнут и будут процветать искусства вместе с более или менее совершенной цивилизацией, потому что искусства всегда свидетельствуют об уровне цивилизации".* Здесь свобода почти отождествляется с богатством и роскошью, а республика оказывается обстоятельством, для свободы необязательным.
* ()
Собри печатал свою книгу в момент наивысшего преуспеяния Империи. Все его размышления об искусстве выражают официальные идеи режима. "Интерес к искусствам особенно приличествует богатым людям, которые должны помогать художникам и хранить их произведения". "При хорошем руководстве искусства поддерживают в государстве мир, заставляют любить закон, устанавливают порядок".* Это апология Империи, которую Собри открыто превозносит в Заключении своей книги.
* ()
В это время по вполне понятным причинам широко распространяется теория покровительства. При Людовике XIV нужно было вымаливать покровительство короля, министров и герцогов, о чем свидетельствуют многочисленные посвящения художественных и научных сочинений. В XVIII в. положение писателей и общественная ситуация изменились, и необходимость покровительства доказывали преимущественно в теоретических рассуждениях.
Это все тот же конституционализм, предполагавший прямое воздействие законодателя и правителя на психологию и нравы страны, а меценатство было в крови художников и поэтов не только в эпохи упадка. Когда перелистываешь старые книги, иногда кажется, что искусство создают не художники, а короли и меценаты.
Вопрос этот обсуждался и Винкельманом. "Причины превосходства греков в искусствах нужно искать в сочетании различных обстоятельств: во влиянии климата и государственного устройства, в складе ума народа, в уважении, которым пользовались художники, и в том, как народ относился к искусству".* Но вот наступила другая эпоха: "Как только изменилась государственная конституция, изменился и характер искусства. Таланты, которые прежде были обязаны своим величием чувству свободы, теперь получали свою пищу от щедрот богачей. Так Плутарх объясняет расцвет искусств во времена покорителя Азии (Александра Македонского). Под властью этого государя разоруженные греки пользовались беспечной свободой, наслаждались ею, не чувствуя ее горечи и, лишенные своего прежнего блеска, жили в мире и согласии... У них осталось только воспоминание об их прежнем величии и чувство теперешнего покоя... Оказавшись в лоне этого покоя, греки отдались своей природной склонности к лени и удовольствиям,- повторяет Винкельман Аристотеля.- Даже Спарта изменила своей суровой умеренности. От безделья стали посещать школы философов и риторов, которые теперь пользовались уважением. Празднества и игры стали занятием поэтов и художников; приспособляясь ко вкусам своего века, они искали изящества и прелести, потому что народ, преданный неге, искал только приятных ощущений".
* ()
Процесс развращения углубляется, и искусство приходит в упадок: "Свободные города Греции, униженные... утратой своей свободы и славы, не могли поддерживать и воодушевлять таланты". Искусство было спасено только тем, что его приютили Птолемеи в Египте и Селевкиды в Азии.*
* ()
Гейне, полемизировавший с Винкельманом и в этом вопросе, придерживался другого мнения: "Любовь к роскоши и общее благосостояние - необходимые условия развития искусств, но то и другое может существовать со свободой так же, как и с политическим рабством, при простоте нравов и при утонченной роскоши. Разница в том, как используются государственные богатства: на личные развлечения немногих лиц или на пользу большинства. Первая система, продолжает Гейне, господствует в наше время, что является следствием нашего государственного устройства. Другая система имела место в древнегреческих государствах и вызывала необычайные следствия, которых мы тщетно ожидали бы от наших узких воззрений и ограниченных страстей. Где личный интерес совпадал с интересом общественным, умы и дела получали широкий размах. Но, кроме этого, для искусства требуется стечение обстоятельств, которое порождает случаи: характер двора, вкус государя, каприз любовницы, ловкость министра и демагога, например искусная политика Перикла, который искал расположения народа, давая ему постоянную работу и заработок и отвлекая его внимание от общественных дел.*
* ()
Вопрос этот в XVIII в. ставился неоднократно, и часто с осуждением новых времен, в которых свобода понималась как свобода личная, а не государственная, а государство - как личная собственность тех, кто им владеет. Так, Гейне противопоставляет древние государства современным: в древних республиках благополучие личности заключалось в благополучии общества, в новое время личность противопоставляет себя обществу и свои богатства считает своей единоличной собственностью. Это соответствует пониманию свободы в древности и в новое время. Но любовь к роскоши и изобилие благ земных Гейне, так же как большинство философов XVIII в., считает необходимыми для развития искусства.
Проблема роскоши дебатировалась в Европе в продолжение столетий и решалась по-разному: роскошь считалась полезной и вредной в зависимости от точки зрения и характера исторического материала. "Басней о пчелах" Мандевиля (1705) началась апология роскоши. В большинстве случаев это была апология имущих классов, "частные пороки" которых рассматривались как "общественное благодеяние".*
* ()
Мораль Мандевиля опровергали многие, но рекомендовать роскошь казалось полезным и к тому же выгодным: роскошь оказывалась благодеянием не только по отношению к беднякам и государству, но и по отношению к художникам.
В связи в этим должен был возникнуть спор с Ж.-Ж. Руссо о вреде искусств и наук. Эта полемика, в которой участвовали крупнейшие философы и коронованные лица, имела смысл в десятилетия, последовавшие за выходом первого трактата Руссо, но она была не нужна во время революции, когда литература включилась в борьбу, а о роскоши не было и речи. Гельвеций в этом вопросе проводил идеи, неприемлемые для якобинцев, учеников женевского гражданина. Он говорил не о вреде, а о пользе искусств и наук и, вопреки распространенному мнению, утверждал, что даже при деспотии они бывают полезны, так как задерживают упадок государств.*
* ()
Восхваления богатства и роскоши, способствующих развитию искусств, объясняются прежде всего тем, что под искусством понимались преимущественно архитектура, скульптура и живопись, а также тем, что в новое время искусство находилось на содержания крупного капитала или неограниченного монарха. И тут во весь рост вставала проблема покровительства.
В самый блестящий период итальянского искусства, о котором писал Стендаль, художники остро ощущали необходимость покровительства. Если бы гениальные художники не были в нужде, они создали бы произведения еще более прекрасные, чем произведения древних, писал Вазари и приходил к заключению, что без покровителей искусству приходится трудно.*
* ()
X. Г. Гейне говорил о веке Перикла, покровительствовавшего искусствам для того, чтобы отвратить народ от занятий политикой, другие с восторгом говорили об Августе, Льве X, Людовике XIV и даже о Карле Великом. Роско сочетал, как и многие другие, теорию свободы с теорией монаршего покровительства. Расцвет итальянского искусства в конце XV в. он объяснял свободным государственным строем итальянских городов-государств, и особенно Флоренции, где способности человека могли развиваться беспрепятственно, связью живописи с господствующей религией, заказывавшей картины религиозного содержания, и тщеславием богатых частных лиц и государей, покупавших картины и статуи и поощрявших художников.* Даже всю эпоху Возрождения античности объясняли благодеяниями государей, производивших раскопки, собиравших античные статуи и заказывавших копии с них.* Учитывалась, конечно, и личность правителя, но преимущественно как заказчика. "Великая душа" Карла Великого "должна была любить искусства, а потому никогда еще они не имели такого ревностного покровителя",- пишет Меэган.** Роско восхвалял не только Лоренцо Медичи, но и его сына Льва X, мало понимавшего в искусстве, но заказывавшего картины и статуи из личного честолюбия.
* ()
* ()
** ()
В XVIII в. много говорили об упадке искусства и часто объясняли его отсутствием сюжетов: если бы были у нас Ахиллы, появились бы и Гомеры. О том, что великие события и подвиги вдохновляют художников и тем вызывают расцвет искусств, писал и Мармонтель.* Франческо Альгаротти утверждал нечто противоположное, чтобы оправдать государей, не поощряющих художников: "Если живопись, это божественное искусство, теперь не пользуется большим почетом, если государи не награждают его так же, как прежде, то только потому, что художники не заслуживают наград... Пусть воскреснут Апеллесы, Рафаэли и Тицианы, тогда найдутся Александры, Карлы V и Львы X, чтобы Их наградить". Художники должны трудиться в бедности, жертвовать собою ради искусства, и тогда государь обласкает и наградит их. Так трудился Рафаэль, Корреджо не выезжал из своей Пармы, а Бароччо - из Урбино, и они были счастливее тех, кто жил при дворе князей и королей.**
* ()
** ()
Иначе поставил вопрос Босси, приведя эпизод из воспоминаний Челлини: легче ли художнику найти государя, который дал бы ему возможность создать великие произведения, или государю - художника, отвечающего его великим замыслам? - спросил ювелира Франческо, герцог Миланский, и сам ответил, сказав, что то а другое одинаково важно и одинаково трудно.*
* ()
Более реальную, экономическую точку зрения принял Дюкло: искусство порождается роскошью, как ремесла - нуждой. Путь искусства - от пользы государственной к пользе богачей. "Ошибка, и очень распространенная, заключается в том, что роскошь смешивают со вкусом". Искусство полезно тем, что оно дает заработок множеству людей, но знатные и богатые начинают управлять искусством и тем самым приводят его к упадку. Дюкло не хотел утверждать, что только республика может создать совершенное искусство: самое лучшее условие для развития искусства - "богатое государство с мягкими законами, как афинское; таким было правление Медичи, которые после некоторых затруднений овладели властью благодаря любви своих сограждан".*
* ()
К середине XVIII в., задолго до Революции, возникает прямо противоположная точка зрения. Раздаются голоса о вреде покровительства, конкурсов и премий, которые рассматриваются как моральный нажим на свободную волю художника и как открытый подкуп. В первой половине века аббат Милло мог писать, что Людовик XIV усовершенствовал французскую нацию,* а Вольтер в "Веке Людовика XIV" (1751) прославлял покровительство "короля-солнца" и объяснял этим расцвет искусства, но через 13 лет после этой книги сам Вольтер в "Комментариях к Корнелю" (1764) рассматривает этот способ поощрения почти как насилие над личностью писателя и, следовательно, как вред, наносимый искусству. Мельхиор Гримм в своей "Литературной переписке" осуждает Вольтера за похвалы Людовику XIV и полагает, что поощрения короля сыграли плохую роль в развитии искусства.** Дюбос, всегда старавшийся сглаживать острые углы и смягчать противоречия в истории так же, как во мнениях, утверждал, что щедроты государя и одобрение современников не могут создать великих художников и поэтов: "Скорее великие художники вызывают щедрость государей и похвалы граждан. Чудеса, творимые художниками, привлекают к их искусству внимание, которого не уделяли им, когда искусство это было примитивным".*** Пьер Эстев в особой главе своих "Диалогов об искусстве" доказывал, что всякое покровительство художникам стесняет их и мешает им работать.**** Жестокой иронией звучат "Замечания" Фальконе на сочинение Шефтсбери о живописи: богатый вельможа (т. е. сам Шефтсбери) заказывает художнику картину и заставляет его писать так, как хочется ему, вельможе, и диктует ему все до последней детали. Но настоящий художник никогда не унизится до того, чтобы отказаться от своей личности и своих идеалов и получить лишнюю подачку от заказчика.***** Покровители, делающие художникам подарки, торопят их и, лишая их свободы творчества, губят искусство, писал Джузеппе Босси.******
* ()
** ()
*** ()
**** ()
***** ()
****** ()
Это уже новый аспект теории - проблема частного покровительства, сыгравшего большую, отрицательную и положительную, роль в истории изобразительного искусства. "Любители", собиратели древних статуй и обломков и заказчики картин создали моду на древности, на покровительство и собирательство.*
* ()
Благодетельствуя в большинстве случаев бездарностям, покровители вредили наукам больше, чем если бы они совсем никому не покровительствовали, писал Шефтсбери, а Мармонтель утверждал, что покровительство богачей вредит искусствам независимо от того, получают ли награды бездарные или гениальные художники.* Поощрения, кто бы ни раздавал их, вредят развитию философии и литературы, так же как вредят академии, писал будущий жирондист Бриссо.58 Даламбер считал "бешеную страсть к покровительству" одной из самых главных причин развращения писателей и упадка искусств. Плохо направленное покровительство-настоящая война талантам. ""Свобода, Истина и Бедность" - вот три слова, которые писатели никогда не должны забывать". Эту статью одобряли покровители и порицали поэты.** Фальконо с полным сочувствием читал эту статью и полагал, что то же относится к художникам.*** "Искусства,- писала Ж. де Сталь,- доставляя наслаждение, иногда могут создавать таких подданных, каких желает тиран. Искусства ежедневными удовольствиями могут отвлекать умы от всякой серьезной мысли... и вызывать любовь к настоящему и забвение будущего, что очень благоприятствует тиранам".****
* ()
** ()
*** ()
**** ()
Чтобы создать искусство, нужно создать компетентных покровителей, будь то вельможи или государи, а потому Серан де Латур рекомендовал прививать государям любовь к искусству и начинать это дело с малолетних наследников, тогда не только искусство, но и жизнь государства станет более благополучной.* Другие соглашались на меньшее: достаточно было бы, если бы государи, ничего не понимая в искусстве, были поумнее. Мирабо объяснял бурное развитие немецкой национальной литературы тем, что германские князья не знают немецкого языка и потому не вмешиваются в литературные дела своей страны.** "Королевская милость никогда не породила ни одного таланта, их родина - свободная страна",- писал Андре Шенье, обращаясь к Луи Давиду ("Le Jeu de Paume", 1791).
* ()
** ()
О том, что в руках монарха искусство может стать средством развращения народа, говорили еще в эпоху Возрождения, ссылаясь на Платона и на римских моралистов. Стендаль, несомненно, знал два трактата Альфьери: "О государе и литературе" и "Панегирик Плиния Траяну", в которых взгляды великого тираноборца проявились с полной силой. "Представьте себе поэта, который должен писать на заказанную тему: его гений, жертва рабства, вскоре погибнет,- писал Дроз.- Но часто такова бывает судьба художников: в большинстве случаев они принуждены подчиняться вкусам влиятельного или богатого человека".* Двор и политика Людовика XIV, так же как нравы Регентства, давно служили примером королевского развращения искусства.
* ()
Вместе с демократизацией мысли и литературы все чаще стали объяснять золотые века искусства не покровительством монархов, а одобрением народа. Только потому, что весь народ был ценителем искусства, художники и ученые занимали высокие посты и короли делали комедиантов министрами. Награды, которые государи раздают художникам, следуют за признанием их заслуг народом.* Процветание искусств Д. Юм объяснял вкусом и разумением всего народа, а не отдельных личностей, художников и любителей.** "Искусства процветают только среди народа, который любит их и поощряет художников своим одобрением и славой",- пишет Мармонтель в "Энциклопедии".*** Развитие искусства в новой Европе происходило гораздо медленнее, чем в древней Греции, пишет Ланци, потому что в Греции оно очень рано было окружено почетом, а у новых народов достоинства живописи были признаны очень поздно.**** "Искусства в Греции достигли высокого совершенства и утонченности потому, что среди греков, чувствительного и просвещенного народа, они пользовались широким успехом",- писал Реймон в эпоху Директории.*****
* ()
** ()
*** ()
**** ()
***** ()
Более тонко и более "современно" говорит об этом Босси: подлинная награда для художника здравого разума и высокого строя мысли в уважении, которым он пользуется, а не в наградах и не в почестях, даже если это уважение оказывает художнику не весь город, а только некоторые. "Но и в этом наш век испытал полезную революцию - в последнее время стали больше ценить искусство, и в некотором отношении положение художника улучшилось".*
* ()
Обвиняя правительство в невнимании к искусству и художников, интересующихся не столько искусством, сколько заработком, объясняя упадок искусства упадком нравов, вызванным дурной конституцией, или требуя большей свободы для художников, почти все писавшие на эти темы шли в одном русле идей. Все они считали необходимым возродить искусство любыми возможными средствами и преимущественно реформами социально-политического плана, а не подачками от королевских щедрот. "Только законодательство и конституция создали героизм и совершенное искусство греков. Чтобы создать такое же искусство, нам нужна такая же конституция и такая же мораль",- писал Эмерик-Давид.*
* ()
Французская Академия тоже входила в систему государственного покровительства. Она составляла своего рода литературную аристократию, раздававшую денежные премии, награды и славу. Во время Революции возникла мысль расформировать Академию. В 1791 г. Шамфор предлагал закрыть академии в докладе, который должен был прочесть в Учредительном собрании Мирабо.* Те же вопросы возникали в отношении Академии художеств и получили выражение в декретах Учредительного собрания и Национального Конвента.**
** ()
* ()
В XVIII в. раздавались протесты и против господствовавших в театрах театральных комитетов, находившихся во власти нескольких ведущих актеров. В этих привилегиях Кайява, поклонник Мольера и типичный представитель старой школы, видел причину упадка театра, а расцвет его объяснял королевским покровительством.*
* ()
Множество академий в больших и малых городах Франции тоже рассматривались как форма государственного покровительства. Это "школы дурного вкуса и чванства. Там острят, не умея говорить по-французски, и утверждают ложные правила при помощи нелепых примеров... Цель этих собраний в том, чтобы удовлетворить тщеславие всякой ничтожной бездарности",- писал Дроз.* Академии вредны, потому что заставляют художников с самыми различными талантами идти одним и тем же путем. Академия - это рутина, мешающая развитию искусства. Даже великие художники могут повредить искусству, так как их ученики, не надеясь превзойти своего учителя, копируют его и отказываются от природы и от собственного своего таланта.** То же говорили и о влиянии Микеланджело.
* ()
** ()
И все же, чтобы спасти искусство, погибающее в невыгодных социальных условиях, приходилось прибегать к помощи законодателей. "Искусства принадлежат законодателю,- пишет Реймон, взывая к правителям Франции,- он должен их охранять, чтобы они выполняли свое благородное дело; он должен следить за тем, чтобы коварная рука не воспользовалась прелестью искусства, как обольстительным благоуханием, скрывая заключенный в нем отравленный напиток".* Очевидно, автор боялся политического убожества и нравственной разнузданности Директории, открывавшей широкие возможности любой подрывной деятельности.
* ()
С большей осторожностью ту же мысль выражает и Дроз: трагедия в Греции вызывала не только страх и сострадание, но и любовь к родине. "Теперь она уже не сестра законодательства; лира, ее музы, ее алтари живут только в наших воспоминаниях, но оживить искры поэтического огня может только выбор нужных сюжетов".*
* ()
Но тут возникала проблема, беспокоившая теоретиков и историков искусства в течение столетий, пока существовали в Европе абсолютные монархии. Если искусство обязано своим расцветом свободе, то почему оно развивается в периоды самой неограниченной тирании? И почему при той же тирании оно погибает?
Ответ, типичный для всего XVIII в., со свойственной ему четкостью и "геометризмом" мысли, дал Гельвеций: "У некоторых народов благодаря стечению обстоятельств творческие зачатки искусств развиваются только когда развращаются нравы... Это происходит во время покоя, наступающего после бурных раздоров и гражданских войн. Единственный момент, благоприятствующий литературе, к несчастью, наступает, когда заканчиваются гражданские войны,... когда свобода гибнет под ударами деспотизма, как было в эпоху Августа... Первая причина этому - сила страстей. В начале своего рабства люди еще сохраняют память об утраченной свободе... Гражданин еще горит желанием славы, но его положение изменилось... Он не может прославиться, как Тимолеон и Брут... Его статуя может быть поставлена только среди статуй Гомера, Эпикура, Архимеда... он выступает на арену искусств и наук". Вторая причина: "Тираны, когда слабеет их власть, особенно боятся, что рабы заметят свои оковы. Нужно отвлечь их внимание, дать им возможность приобрести славу в искусстве. Так монархи становятся лицемерными любителями искусств... Граждане бывают свободны духом еще некоторое время после того как им связали руки".* Совершенно то же говорил Б. Констан: "Лучшие произведения древнеримской литературы, хотя они появились при деспотизме, обязаны своим происхождением и достоинством остаткам свободы, так как развитие литературы... всегда зависит от работы мысли, которая всегда связана с воспоминаниями о свободе, с обладанием ею, с надеждой на нее, словом, с чувством свободы".** Винкельман обнаруживал это у современных римлян: всюду, где вместе с влиянием климата все еще сохраняется призрак древней свободы, характер мышления очень похож на прежний. Теперь это можно видеть в Риме, где народ, находясь под властью церкви, пользуется свободой, приближающейся к распущенности. Римляне воинственны и даже героичны, особенно женщины низших классов общества, которые не так развращены, как женщины высших классов.*** По мнению Босси, искусство возрождается, когда наступает долгий мир, воспоминания о героических подвигах украшаются великими произведениями искусства и достойные юноши, отбрасывая варварские традиции, вступают на добрый путь.****
* ()
** ()
*** ()
**** ()
Несмотря на некоторое единство всех этих взглядов, каждый из историков и теоретиков искусства предлагал особые условия, необходимые для "золотого века", и слегка противоречил своим предшественникам, хотя эти противоречия не ощущались в охватившей всех блаженной мечте о свободе, мире и благоденствии.
|