|
Глава пятая. Музыка
Как начиналась любовь к музыке
Начав шестой десяток жизни и подводя итоги прожитому, Стендаль утверждал, что любовь к музыке была самой сильной его страстью,- правда, к этому он добавлял осторожное "может быть".* Страсть эта имела свои приливы и отливы, а истоки ее не поддаются точному определению.
* ()
Любовь к музыке у Стендаля началась будто бы вместе с любовью к актрисе гренобльского театра, певшей ариетты в комической опере модного в то время Гаво. Это было в начале 1797 г. Вскоре после этого, а может быть, в связи с этим он стал учиться играть на скрипке, но играл так плохо, что учитель от него отказался. Тогда он занялся кларнетом, затем вернулся к скрипке, потом брал уроки пения, и все так же безуспешно. В 1800 г. он собирался сочинять оперы, "как Гретри", не зная даже нот. Наконец, в Италии, то ли в Иврее, то ли в Новаре, он услышал "Тайный брак", оперу Чимарозы, которая привела его в восхищение. Но от этого "божественного счастья" осталось только одно, совсем не музыкальное воспоминание: у актрисы, исполнявшей партию Каролины, не было переднего зуба.*
* ()
Возвратившись в Париж, занимаясь литературой и философией, Стендаль заинтересовался и музыкой. "Я не знаю, почему на пас так действуют мелодии. Я только предполагаю, что некоторые мелодии воспроизводят или возрождают в нас какую-нибудь тайную страсть, в то время как другие не производят такого эффекта".* Это размышление возникло в связи с чтением книги Гоббса "О человеческой природе". "Я не знаю,- пишет Гоббс,- почему чередование звуков, различных по высоте и долготе, создает мелодию, более приятную, чем другая, я только предполагаю, что некоторые мелодии воспроизводят или оживляют в нас какую-нибудь тайную страсть, между тем как другие не вызывают такого действия".** Стендаль почти точно воспроизвел эту мысль Гоббса и в своих рассуждениях о музыке рассматривал музыкальное, так же как любое художественное, наслаждение с позиций ассоциативной психологии.
* ()
** ()
"Тайный брак" долгое время оставался для него единственным музыкальным впечатлением, которое он постоянно воспроизводил в памяти: арии из этой оперы "возрождали в нем тайную страсть". Ему нравилось в ней "сочетание веселья и нежности".* В период своего увлечения Мелани Гильбер, сидя в темной комнате, он выстукивает на столе эти арии, напевая их шепотком. Музыка вызывает у него слезы, и это хороший признак: "Если у тебя чувствительная душа, значит, ты музыкант".** Через полтора года, прослушав "Тайный брак", он убеждается в том, что ни одна опера-буфф не производила на него такого впечатления. Такой же восторг вызвала опера "Импрессарио в затруднительном положении".***
* ()
** ()
*** ()
В Брауншвейге, где он исполняет обязанности интенданта, где генералы и местные власти относятся к нему с уважением, а работы достаточно, он вдруг решает брать уроки рояля: "С каждым днем я все глубже чувствую это прекрасное искусство, и с каждым днем людская пошлость вызывает во мне все большее отвращение".* Очевидно, ощущение пошлости и отвращение к ней у преуспевающего чиновника уже в 1807 г. было связано с музыкой. В истории его мысли и творчества это сыграло свою роль.
* ()
Но вот в октябре того же 1807 г. он слушает Моцарта и посылает сестре главные произведения этого композитора. Но это "северная душа, более способная изображать несчастье и вызванное его отсутствием спокойствие, чем восторг и очарование, которыми наделяет своих обитателей мягкий климат юга". Так начинается "меланхолическая" интерпретация Моцарта, еще не очень волнующего Стендаля. Он повторяет мнение "артистов", ставивших Моцарта бесконечно выше посредственных итальянских композиторов, но от себя добавляет, что Моцарту далеко до Чимарозы. Через год, услышав на улице знакомую музыкальную фразу, он вспомнил "Тайный брак" и прослезился. "Музыка мне понравилась тем, что она выражала любовь".* В промежутках он слушал и Моцарта, который хорош только, когда выражает сладостную и мечтательную меланхолию.** В том же году вместе с французскими войсками Стендаль вступает в Вену. Австрийская столица, открывшая свои ворота завоевателю, чарует его своим весельем, блестящим обществом и "божественной музыкой".*** Он слушает Реквием Моцарта, исполненный через неделю после смерти Гайдна в Шоттен-Кирхе. Реквием показался ему слишком шумным, зато он "начал понимать" "Дон-Жуана", которого слушал почти каждую неделю, а затем, чтобы утешиться от любовных печалей, решает послушать "Тайный брак", который знал чуть не наизусть.****
* ()
** ()
*** ()
**** ()
Вернувшись в Париж, он замечает, что даже хорошо образованные молодые парижане не могут сказать ничего толкового о литературе и искусстве, и решает составить для собственного пользования справочную книжку с жизнеописаниями крупнейших художников, писателей и композиторов: Перголезе, Дуранте, Чимарозы, Гайдна, Фьораванти и Паэзиелло.
Тут начинается долгая связь с певицей оперы-буфф Анжелиной Берейтер. Он часто бывает в Одеоне, чтобы послушать один акт "Тайного брака", и с удовольствием слушает "Женитьбу Фигаро" Моцарта, в которой находит "что-то грустное и нежное". 8 октября "Женитьба" так ему понравилась, что на следующий день у него от восторга болела грудь.*
* ()
Теперь он не может и недели провести без музыки. После столь долгого воздержания даже опера Гульельми "Два близнеца" показалась ему прекрасной: "Что другое могло бы доставить мне в течение двух часов такое же наслаждение?".* Эта новая страсть вступает в противоречие с его административными интересами: чтобы наслаждаться музыкой, нужно особое настроение - мягкая меланхолия, сострадание, распространяющееся на всех людей, даже тебе не симпатичных. Но когда человек расположен к энергичному действию, даже божественная "Женитьба Фигаро" кажется скучной.** Это результат личного опыта: во времена Империи Стендаль весьма интересовался своей административной карьерой.
* ()
** ()
В августе 1811 г., получив отпуск, он отправляется в Милан и слушает лучшие оперы в лучшем театре Европы и в исполнении лучших певцов. Он нашел в Ла Скале музыкальную аудиторию, воспринимавшую музыку приблизительно так же, как он.
В Неаполе он делает выписки о музыке из путеводителя Луиджи Галанти, которые затем использует в "Письмах о Гайдне" (письмо XIV). Чтобы понять Италию, нужно понять историю музыки, так же как историю живописи: "Я решил сделать выдержки из истории музыки Берни, ... которые будут для меня руководством, если я когда-нибудь вернусь in quel pezzo di ciel caduto in terra".* Так он усвоил некоторые идеи, обитавшие в ложах Ла Скалы. Они удивляли его и радовали, как всякая новая идея, когда она заполняет пустоту и соответствует потребности ума.
* ()
Вкусы Стендаля удивительно меняются. Моцарта теперь он ставит в один ряд с Чимарозой, а затем даже выше него: "Два величайших художника XVIII в., Моцарт и Рафаэль Менгс, были немцами".* Эта мысль не приходила ему в голову ни в Браун-швейге, ни в Вене. Чтобы осознать или хотя бы принять это превосходство немецкого художественного гения, он должен был провести два месяца в восхищавшей его Италии. В Ла Скале, в обществе легкомысленных миланцев, среди забавных сплетен и анекдотов, рассказывавшихся о самых высокопоставленных красавицах города, Стендаль глубоко понял значение меланхолии, столь распространенной в эстетике и литературе позднего XVIII в. Отныне и навсегда Моцарт останется для него высшим явлением музыкального искусства, и свою философию музыки он будет разрабатывать на основе этого нового для него переживания.
* ()
Приехав после Московского похода в Италию в сентябре 1813 г., Стендаль лучше, чем когда-либо, почувствовал, какую роль играла музыка в итальянской светской жизни. Миланцы ходили в театр, в ложах играли в карты, вели беседы, подмигивали дамам и слушали одну и ту же оперу десятки раз, обращая внимание только на одну-две понравившиеся арии. Свойства голоса и манера пения, декорации и, конечно, характер музыки обсуждались с тонкостью и пылом, и, чтобы участвовать в разговоре, нужно было кое-что знать и даже понимать. Стендаль решил заняться искусством, связанным с его сердечными делами и позволявшим думать о том, что волновало в данную минуту. И теперь, уже всерьез, он принялся за чтение книг по истории этого искусства, чтобы глубже его прочувствовать. В Париже, после падения Наполеона, он "с большим удовольствием" стал писать "Жизнь Гайдна, Моцарта и Метастазио". Начатая в апреле 1814 г., она была закончена в июле и вышла в свет в конце того же года, когда Стендаль уже был в Милане.*
* ()
Книга эта отнюдь по является оригинальным произведением. Известно, что Стендаль широко воспользовался сочинением итальянского музыкального критика Джузеппе Карпани о Гайдне, "Жизнь Моцарта" заимствована из книг Винклера и Крамера, но "Письма о Моцарте", так же как "Размышления о Метастазио" и "О современном состоянии музыки в Италии", выражали его собственные чувства. Не будем возвращаться к вопросу о плагиатах Стендаля, много раз обсуждавшихся с разных точек зрения. Эта книга интересует нас как выражение музыкальной эстетики Стендаля и как памятник современной ему художественной мысли.*
* ()
С этого времени он уже никогда не уходил от музыки - постоянно слушал ее, размышлял о ней, открывал в ней новые глубины и перспективы. Вторая его книга о музыке, "Жизнь Россини", вышла в свет в ноябре 1823 г., статьи о том же композиторе печатались в 1824-1827 гг. в "Journal cle Paris" и полностью напечатаны в "Жизни Россини" под названием, данным этим статьям первым их издателем Роменом Коломбом: "Заметки дилетанта".
Книги о Гайдне, Моцарте и Россини - ни в какой мере не биографии. Краткие замечания о жизни этих композиторов - просто анекдоты, показавшиеся Стендалю забавными иллюстрациями к их творчеству. Эти анекдоты и в первой, и во второй книге немногочисленны, между тем как литература того времени, особенно о Россини, изобилует не имеющими отношения к музыке и в большинстве случаев недостоверными рассказами и сплетнями.* В основном книги Стендаля состоят из личных впечатлений, анализа собственных переживаний при встречах с музыкой и размышлений о природе этого искусства.
* ()
|