Глава IX. "Аврелиан в Пальмире"

Я не стану много говорить об опере "Aureliano in Palmira" ("Аврелиан в Пальмире") по той простой причине, что я ее не слыхал. Опера эта была написана в 1814 году для Милана; ей посчастливилось иметь таких исполнителей, как Велутти и Корреа^*; Корреа - одна из замечательнейших певиц последнего сорокалетия; Велутти - последний из хороших певцов-кастратов.

^* (Корреа, Лоренца - португальская певица, подвизавшаяся в Итальянской опере в Париже с 1810 по 1814 год.)

По-моему, "Аврелиан", кроме Милана, нигде не исполнялся. Могу поручиться, что в Неаполе в мое время его, во всяком случае, не исполняли: только после успеха "Елизаветы" Россини завистники композитора начали говорить, что музыка этой оперы целиком повторяет "Аврелиана в Пальмире". Суждение это обоснованно только по отношению к увертюре^*. Зная, что увертюра к "Аврелиану" неизвестна неаполитанцам, Россини без стеснения ею воспользовался.

^* (Суждение это обоснованно только по отношению к увертюре.- В последнем счете эта увертюра сделалась знаменитой, будучи "прикреплена" к "Севильскому цирюльнику".)

Из этой оперы я знаю один лишь дуэт контральто и сопрано.

 Se tu m'ami, о mia regina*.

^* (Если ты меня любишь, о моя царица (итал.).)

Мне выпало счастье услышать его этой зимой в Париже в исполнении двух таких голосов, которые могли сравниться с самыми нежными и самыми совершенными голосами Италии. Мне не нужны были эти новые доказательства того, что во Франции есть такие же прекрасные голоса, как и в остальных европейских странах: дело ведь в том, что наши учителя пения отнюдь не Крешентини и где-нибудь в провинции или на улице Лепельтье еще принято думать, что петь громко - это уже значит петь хорошо.

Восхищенный совершенным согласием удивительных голосов, которые пели

 Se tu m'ami, о mia regina,-

я несколько раз ловил себя на том, что считаю дуэт этот лучшим из всего написанного Россини. Во всяком случае, он действует на вас так, как самая возвышенная музыка: он погружает в глубокую задумчивость.

Когда, вспоминая картины минувшего и вновь переживая чувства, которые волновали нас тогда, мы находим их верное изображение в какой-нибудь известной нам мелодии, мы можем утверждать, что мелодия эта прекрасна. Мне кажется, в этом случае мы как бы подтверждаем сходство того, что выражает пение, с тем, что мы пережили сами, и это подтверждение позволяет нам увидеть и пережить во всех подробностях тончайшие оттенки нашего чувства, оттенки, дотоле неизвестные нам самим. Если я не ошибаюсь, то именно этими средствами музыка как бы поддерживает и питает мечтания несчастной любви.

"Demetrio e Polibio" ("Деметрий и Полибий") Россини я слышал точно так же только один раз^*; это было в 1814 году. Однажды июньским вечером в Брешии около двадцати трех часов (семь часов вечера) мы ели мороженое в саду графини Л***, в тени огромных деревьев, которые среди окружающей жары дают этому уголку живительную прохладу. Сад этот, который несколько поднимается над уровнем огромной Ломбардской равнины, расположен в тени возвышающегося над городом лесистого холма. Одна из дам стала напевать вполголоса какую-то арию, которая, должно быть, всем понравилась, потому что все замолчали. "Что это за ария?" - спросили у нее, когда она кончила петь. "Это из "Деметрия и Полибия". Это знаменитый дуэт:

^* (...я слышал точно так же только один раз...- В июне 1814 года, Стендаль был не в Брешии, а в Париже.)

 Questo ccr ti giura affetto*.

^* (Это сердце тебе клянётся в любви (итал.).)

- Маленькие Moмбелли дают завтра в Комо "Деметрия"?

- Ну да: Россини написал эту оперу^* для них (1812 год), и в ней есть положения, которые их отец, старый тенор Момбелли^**, подсказал ему, как наиболее выигрышные для голосов его дочерей.

^* (...Россини написал эту оперу...- Опера Россини "Деметрий и Полибий" была написана не в 1812, а в 1807 году.)

^** (Момбелли, Доменико - знаменитый тенор, сочинил для "Деметрия и Полибия" речитативы в несколько арий. Две дочери Момбелли - сопрано Эстер и контральто Марианна.)

- А верно ли, что эту оперу писал Россини? - спросила одна из дам.- Уверяют, что над музыкой к ней трудился сам Момбелли. Может быть, он натолкнул Россини на один из старых мотивов, которые были в моде, когда он, Момбелли, блистал на сцене? Говорят, что маленькие Момбелли в родстве с Россини.

- А не поехать ли нам в Комо посмотреть на открытие театра? - говорит хозяйка.

- Поедем в Комо,- отвечают ей со всех сторон; и вот меньше чем через полчаса почтовые лошади мчат наши четыре кареты через Бергамо по дороге в Комо. Дорога эта проходит среди холмов, может быть, красивейших в Европе. Приходилось гнать лошадей, чтобы прибыть в Комо на рассвете, прежде чем солнце начнет палить, и нам так этого хотелось, что мы сумели справиться со страхом перед разбойниками, на которых легко можно натолкнуться в окрестностях Брешии и Бергамо и у которых в Брешии есть свои наводчики. По-моему, от страха, который испытывали женщины, наше наслаждение становилось даже еще острее. Под предлогом того, что мы хотим развлечь их, мы позволили себе пускаться в разговоры на самые необычные темы, невозможные ни в одной другой стране, и во всем этом была какая-то доля безумия, передававшаяся нам от этой прекрасной ночи stellata^*. В этой упоительной стране само небо не похоже на наше. Эти озера, эти цепи гор, покрытых высокими каштанами, оливковыми и апельсиновыми деревьями, которые тянутся от Бассано до Домо д'Оссола, может быть, самое прекрасное из всего, что существует на свете. Так как ни один путешественник не прославлял еще этих мест, они почти никому не известны, и я не буду говорить о них, чтобы слова мои не сочли за преувеличение. Я и так уже боюсь, чтобы меня не стали упрекать в том, что я переоцениваю силу воздействия музыки.

^* (Звездной (итал.).)

Мы приехали в Комо в девять часов утра. Солнце уже начинало припекать; я был в приятельских отношениях с хозяином гостиницы "Анджело", которая выходила на озеро (в Италии никогда не следует пренебрегать никакой дружбой); он разместил нас в очень прохладных комнатах. Волны озера плескались под нашими окнами; балкон был всего в восьми футах над ними. Для тех из нас, кто захотел купаться, сейчас же нашлись крытые тентом лодки. Освежившись и отдохнув, мы в восемь часов сидели в новом театральном зале Комо, который в этот вечер был открыт для публики. Собралось множество народу. Сюда съехались из monti di Brianza, Варезе, Белладжо, Лекко, Кьявены и Трамеццины, со всех берегов озера на расстоянии тридцати миль в окружности. За наши три ложи нам пришлось заплатить 40 цехинов (450 франков), и то еще нам сделали одолжение; этим мы были обязаны моему приятелю, хозяину гостиницы "Анджело".

Чтобы построить этот театр, открытие которого состоялось в тот вечер,- одно из самых простых и вместе с тем прекрасных произведений архитектуры,- сложились все зажиточные люди города Комо и его окрестностей. Огромный портик, поддерживаемый шестью высокими коринфскими колоннами и бронзовыми капителями, служит навесом, так чтобы публике было удобно выходить из экипажей. Соображения пользы хорошо сочетаются здесь с красотою архитектуры. Портик этот построен на красиво расположенной площади позади великолепного собора в умеренно-готическом стиле. Слева от этой площади возвышается покрытый деревьями холм, обрамленный с каждой стороны озером Комо. Мы нашли, что внутренняя отделка театра смелостью и простотой своих линий соответствует мужественной красоте фасада. И такое здание было воздвигнуто на деньги частных лиц в городе с десятью тысячами жителей, где чуть ли не все улицы заросли травой. Мне невольно вспомнилось, что последние двадцать лет, бывая в Дижоне, я вижу там один и тот же театр, стены которого на десять футов поднимаются над поверхностью земли. Правда, Дижон дал Франции двадцать знаменитых умов: Бюффона, де Бросса, Боссюэ, Пирона, Кребильона и др.; но раз нашей сильной стороной является ум, то надо думать, что у нас его хватит, чтобы удовлетвориться превосходством в области литературы и предоставить пальму первенства в искусстве прекрасной Италии.

Один очень симпатичный офицер и к тому же красавец, г-н М..., адъютант генерала Л., знакомый наших дам, с которым нам посчастливилось встретиться в atrio^*, рассказал мне все те мелкие подробности, которые бывает очень интересно знать, когда попадаешь в незнакомый театр.

^* (Подъезд (итал.).)

"Труппа, которую вы сейчас увидите,- сказал он,- состоит из членов одной семьи. Из двух сестер Момбелли одна, которая в театре всегда бывает одета мужчиной, играет роль musico,- это Марианна; другая, Эстер, с голосом большего диапазона, но, может быть, не обладающим такой удивительной мелодичностью, исполняет роли примадонн. В "Деметрии и Полибии", опере, которую комитет комских любителей избрал для открытия своего театра, старый Момбелли, в прошлом знаменитый тенор, исполняет роль короля. Роль главаря заговорщиков исполняет некий Оливьери, добрый малый, многолетняя привязанность г-жи Момбелли-матери. Чтобы быть полезным семье, он выполняет полезные роли в театре, а дома состоит поваром и maestro di casa^*. Не будучи красивыми, сестры Момбелли обладают внешностью, которая обычно всем нравится; но добродетель их непомерна. По-видимому, их отец, человек честолюбивый (un dirittone), хочет их выдать замуж".

^* (Домоправителем.)

Войдя таким образом в курс всех театральных дел, мы, наконец, дождались начала "Деметрия и Полибия". Никогда я, вероятно, так остро не чувствовал, какой великий художник Россини. Мы просто обезумели от восторга, иначе этого назвать нельзя. На каждом шагу звучали самые чистые мотивы, самые сладостные мелодии. Мы как будто заблудились, бродя по аллеям чудесного парка, вроде Виндзорского, где каждый новый уголок хочется назвать самым красивым, пока, наконец, поразмыслив немного над нашими восторгами, мы не вспомним, что уже не раз употребляли это слово применительно к другим местам.

Есть ли еще хоть одно произведение, где было бы столько сладости и столько нежности, причем именно той особой нежности, которая рождается под солнцем Италии и в которой поэтому нет ни горя, ни грусти^*, а лишь какая-то умиротворенность сильной души; есть ли что-нибудь трогательнее каватины:

^* (Этим швейцарские пейзажи отличаются от пейзажей прекрасной Авзолии См. прелестное описание Варезе в "Journal des Deb a Is" 29 июля 1823 года.)

 Pien di contento il seno?*

^* (Радости грудь полна (итал.).)

Исполнение этой арии Марианной Момбелли, ныне г-жой Ламбертини, показалось нам шедевром canto liscio e spianato (пения простого и чистого, без претенциозных украшений; таков стиль Вергилия в сравнении со стилем г-жи де Сталь, в котором каждая фраза до последней степени насыщена чувствительностью и философией). Это было так давно, что теперь я не могу уже сказать, в чем заключалось самое либретто, но зато мне вспоминается, и очень ясно, как будто это было вчера, что когда она дошла до дуэта сопрано и баса:

 Mio figlio non sei, 
 Pur figlio ti chiamo*,- 

^* (Ты мне не сын, хоть зову тебя сыном (итал ).)

мы перестали хвалить каватину и решили, что это самое лучшее изображение отцовской любви, страстной и нежной. Мы подумали: "Вот стиль "Танкреда", но по выразительности это выше". Когда мы услышали квартет:

 Donami omai, Siveno*,-

^* (Сивено, подари мне... (итал.))

всякая мера была уже потеряна; восторг наш перешел все границы.

Теперь, когда прошло уже двадцать лет, в течение которых, за отсутствием лучшего, я слушал немало музыки, я смело могу заявить, что этот квартет - один из шедевров Россини. Лучше этого нет ничего на свете: если бы Россини написал один этот квартет, Моцарт и Чимароза признали бы его за равного. У него есть такая легкость мелодии (в живописи сказали бы: "Сделано из ничего"), которой я никогда не встречал у Моцарта.

Помнится, впечатление было настолько сильно, что артистам, которые повторили этот номер, пришлось бы, вероятно, исполнять его в третий раз, если бы один из друзей семьи Момбелли не вышел в партер и не сказал любителям музыки, что у сестер Момбелли слабое здоровье и что если их заставят еще раз повторить этот квартет, они будут потом не в состоянии исполнять все последующие номера оперы, "Но есть ли еще хоть один номер, который мог бы сравниться с этим по силе?" "Ну, конечно,- ответил друг семьи Момбелли,- там есть дуэт двух любовников:

 Questo cor ti giura amore -

и еще два или три номера". Эют довод возымел свое действие на зрителей партера, и любопытство укротило самые неистовые восторги. Нам не напрасно указали на дуэт:

 Questo cor ti giura amore,-

изображая любовь, нельзя было сделать это с большей грацией и с меньшей долей грусти.

Прелесть этих божественных кантилен еще возросла от грации и, если так можно выразиться, скромности аккомпанемента. Эти мелодии были первыми цветами, которые создало воображение Россини; в них была вся свежесть утра жизни.

В более поздние годы Россини углубился в сумрачные страны севера, где рядом с красотами природы зияет ужасная бездна, наводящая на человека грусть, и этот ужас становится неотъемлемой принадлежностью нового идеала красоты^*.

^* (Аккомпанемент к появлению Моисея в опере того же на звания.)

Этот великий композитор, чтобы произвести впечатление, прибегает к контрастам и умеет пробудить восторги в сердцах нечувствительных и в музыкантах, исполненных немецкой учености. Если исключить Моцарта, то все музыканты, родившиеся за пределами Италии, собравшись вместе, никогда не смогли бы написать такого квартета, как